Ukrainian dream «Последний заговор» - Зима Василь (список книг .TXT) 📗
— Ты как вообще, малыш? — голос батька був дуже лагідним, вона давно не чула, щоби батько так говорив із нею.
— Нормально, а ты?
— В порядке. Как всегда. Ты как со временем?
— Не знаю. Планов нету. Можна покататься.
— Ну, давай тогда заедем на одну квартиру, там тихо и можно будет поговорить.
— У тебя появилась еще одна квартира?
— Нет, это не моя. Я ее любовнице купил. Но та сейчас отдыхает где-то, не знаю, на Ибице, что ли. Квартира пустует.
— А где квартира?
— На Андреевском. Четыре комнаты, район тихий.
— Ладно. Только поесть купи, а то я голодная, с утра не жрала ничего.
— Там все есть.
— А, ну нормально, — вона відкинулася на сидінні й заплющила очі, їй подобалося їздити нічним містом. — Слышь, па?
— Что?
— А ты зачем меня вызвал? Мы же год не виделись.
— Соскучился. Хочу узнать, как живешь, не собираешься ли замуж часом, — усміхнувся.
— Да ну тебя, — засміялася. — Какой там замуж?
— Ну, чего так? Парень-то есть у тебя. Хороший парень такой.
— Ты-то откуда знаешь? — здивовано поглянула на батька.
— Да так, а что, секрет?
— Да нет, просто… — замовкла. — Не собираюсь я замуж, па, рано мне.
Коли вони зайшли до квартири, було вже далеко за північ. Батько знайшов у холодильнику мариновані гриби, рибу та буженину. Даша зробила бутерброди, потім сіли у вітальні, налили вина. Даші дуже сподобалася квартира.
— Нравится? — пережовуючи м'ясо.
— Да.
— Такую же куплю, даже лучше. Как замуж будешь выходить, куплю тебе квартиру в центре, пятикомнатную. Или на Оболони, в новом доме, двухэтажную. Хочешь?
— Папа, ты выпил? Че ты расщедрился так?
— Ты же дочь моя. Я что, не могу дочери жизнь устроить?
— Надо было нас с мамой не оставлять, вот бы и устроил.
— Да не любил я ее, Даша. И она меня не любила. Что за жизнь, когда люди не любят друг друга?
— Да, жизни никакой, — зітхнула, встала з крісла і, пройшовшись кімнатою, голосно запитала: — Так что ты хотел, папа, звал-то чего? Не бутербродов же поесть, правда, в квартире любовницы?
— Да нет, Даша, не бутербродов поесть. Сядь, дочь.
— Я постою.
— Сядь, сядь, я повторять не буду.
— Ну. — Даша сіла навпроти і, відщипуючи по крихті шматочки хліба, кидала їх на стіл.
— Я, Даша, давно не интересовался твоей жизнью, не знал, как ты, что ты. Мне даже стыдно стало как-то.
— Неужели?
— Да и сейчас у меня дети свои, о них думать приходится. Слышишь, Даша, у тебя парень есть, его зовут еще так несовременно.
— Какое тебе дело до моего парня? Марком его зовут.
— Да, Марком. Я когда узнал, что он парень твой и у вас с ним серьезно, обрадовался даже. Дочь, думаю, замуж выйдет, внуков родит. А тут по телевизору слышу — посадили Марка твоего.
— Да ты что, ты даже об этом знаешь? — Вона нервово кинула хліб на стіл і взяла фужер вина, надпила трохи.
— Я помочь хотел. Тебе не говорил об этом. Сюрприз, думал, будет. Да только заминка там. Марк-то твой не совсем хороший парень, как оказалось.
— Ты знаешь его, чтобы говорить, хороший он или нет? — Налила ще вина і прикусила губи.
— Да нет, но я говорил с нужными людьми. Они сказали, что Марка могли бы выпустить, если бы он все сделал, как просят. А он не хочет.
— Папа, а что тебе от меня-то надо?
— Я хочу, чтобы ты пошла к Марку, поговорила. Я волнуюсь за тебя, хочу, чтобы ты была счастливой, пусть даже с ним.
— Меня не пустят к нему.
— Пустят, я знаю. Я скажу тебе день и время. Ты только скажи, чтобы он не ломался и все рассказал, как его просят. Пойми, Даша, — нахилився до столу і перейшов на шепіт: — Марк твой очень серьезным людям дорогу перешел, ему бы одуматься, а то ведь ты знаешь, какая жизнь опасная. Знаешь ведь?
— Да откуда мне знать, па? Я музыкой занимаюсь, — підвелася, пройшлася кімнатою.
— Послушай меня, дочь, — теж устав, дивився їй в очі, — Марк живет только потому, что у него есть нужная информация, и люди, которых эта информация интересует, хотят быть уверены, что Марк никому ее не передал, не слил, куда не следует. Понимаешь? Расскажи он всю правду, его выпустят.
— Или убьют, — також подивилася батькові в очі. — Па, а ты сможешь спасти Марка? А? Папочка, родной, — у неї виступили сльози на очах і потекли на щоки, на ніс, вона кілька разів облизала губи. — Спаси его, ты же можешь, у тебя есть деньги, связи, у тебя все есть, па! — вона крикнула і схопила тата за сорочку, потім обійняла за шию, голова впала йому на груди, і Даша голосно заридала. Він ніжно притиснув її до себе, поцілував у голову і прошепотів:
— Даша, Даша, успокойся. Ты должна поговорить с ним. Только ты можешь его спасти. Понимаешь? Ты одна. Если он тебя послушает, вы будете вместе. А с людьми я поговорю, они поймут, они и так понимают все: парень молодой, горячий, сами ж такими были. Правду любит, о счастье всеобщем мечтает. Да кто о нем не мечтает? Только нет его, счастья всеобщего. Понимаешь?
— Понимаю, — відійшла від батька, підвела голову. Він дивився на її червоне, заплакане обличчя й мовчав. — Я все понимаю, папа. Я понимаю, что ты можешь только то, что тебе позволено, я все понимаю. Дай мне денег, и вот еще что, — накинувши кофту, — скажи своим друзьям, что я встречусь с Марком.
— Они не друзья мне, — він дістав із гаманця жмут грошей і дав Даші. Даша сховала гроші до кишені і, махнувши рукою, пішла до виходу.
— Пока, папа.
— Тебя подбросить?
— Разве что в небо. — Відчинила двері й пішла коридором, потім збігла сходами вниз, двері залишилися відчиненими.
Слава Мащенко стояв біля дверей. Задзвонив мобільний. Він дістав із кишені телефон і, розмахнувшись, з усієї сили кинув ним об стіну.
— Задрали, суки. — Зачинив двері і, пішовши до кімнати, налив вина й сів у м'яке крісло.
Розділ 25 (Chapter 25)
Того дня, коли зателефонував батько і сказав, що треба їхати в слідчий ізолятор, Даша змила з обличчя рештки косметики, одягла легеньку шкіряну курточку, довго стояла перед дзеркалом, дивлячись собі в очі, потім вийшла надвір і сіла в метро. За годину вона вже була на місці. Біля прохідної її зустрів невисокого зросту чоловік, кивнув і сказав іти слідом. Вона сховала руки в кишені й рушила за ним напівтемними коридорами.
— А у тебя хоть девушка была на воле, а? — Молодик років двадцяти шести сів навпроти Марка й намагався зазирнути йому в вічі.
— Є, є в мене дівчина. Чого ж була? — Марк не підводив голови.
— А хочешь ее увидеть, потрахаться хочешь, а, хочешь ведь? — хлопець засміявся й ударив Марка в плече, той не поворухнувся.
— Так, хочеться, побачити хочеться і потрахатися теж. А тобі хіба ні?
— Так у него девушки нет, — дядько, який сидів біля дверей, почухав груди і сплюнув на підлогу. — Он мудак, онанист прибитый.
— Ты че, че ты ляпаешь? — хлопець підвівся, але така його реакція викликала легкий смішок у камері, і він знову сів.
— Марк, а ты и впрямь наркотой торгуешь? — той, що біля дверей, сказав це зовсім тихо.
— Да, торгую. А що? Жити ж треба.
— Так посадят тебя, Марк, надолго посадят.
— Життя таке, — спробував лягти на спину, але людей у камері було багато, і нормально лягти йому не вдавалося.
— Да подвинься, пусть ляжет. — Кілька людей вступилися за Марка, і той, хто не хотів посунутися, одержав удар у вухо і, тихо стогнучи, переліз на інше місце. — О, нормально, ложись, Марк.
Двері камери відчинилися, і сержант просунув у отвір голову, знайшов очима Марка.
— Чего смотришь? Выходи, к тебе пришли.
— Хто? — Марк схопився на ноги.
— Выходи давай, спрашивает, — сержант почекав, поки Марк вийде в коридор, потім зачинив двері й тихо на вухо: — А ты знаешь, в 25-й уже спрашивают, когда ты придешь. Ну, чего молчишь, а? Молчишь чего, сучонок?
