Честь - Шафак Элиф (версия книг TXT) 📗
– Я… наверное… я попытаюсь найти…
– Из этого дома никогда не прогоняли гостей, – прогремел деревенский голова.
Постепенно до Эдима дошло, что здоровенный курд вовсе не сердится. И даже не думает на него орать. Просто природа наградила его громким и раскатистым голосом, а по-турецки он говорить не привык. Поэтому он и производит впечатление человека, охваченного гневом.
– Спасибо, – ответил Эдим. – Мне нужен кров только на одну ночь. Завтра я уеду, честное слово.
– Завтра? И не думай! Через два дня в нашей деревне будут праздновать свадьбу. Ты должен остаться. Если ты уедешь накануне свадьбы, семья жениха сочтет это оскорблением.
«С какой стати им оскорбляться, если они меня знать не знают?» – вертелось на языке у Эдима. Но он смекнул, что лучше промолчать: в этих краях свои обычаи, и соблюдаются они куда строже, чем в Стамбуле. К тому же у него не имелось ни малейших причин торопиться обратно в Стамбул. Никто не ждал там его возвращения.
Свадьбы, на которых все радуются и веселятся, неизменно нагоняли на Эдима тоску, потому что напоминали о матери, Айше. Имя ее более не произносилось в их доме, и все ее фотографии были уничтожены, словно она никогда не существовала. Кружева, которые она сплела, салфетки, которые она вышила, бусы, украшавшие ее длинную шею, ее платья, блузки, чулки и шпильки – все это Баба-пьяный побросал в костер, который разжег во дворе.
Поэтому Эдим решил принять приглашение и остался в деревне, где его закармливали свежим маслом, сливками и медом. На следующий день хозяин дома лег соснуть после обеда, его жена и дочери занялись чисткой медной посуды, а сыновья уселись играть в триктрак. Утром Эдим вновь ездил к брату. На этом раз встреча была короче, хотя оба были рады увидеться еще раз. Про коробку пахлавы Эдим снова забыл. Триктраком он не увлекался, никаких дел у него не было, поэтому теперь решил пойти погулять.
Он шел по деревне, глядя на покосившиеся дома, стены которых были покрыты трещинами, на чумазых детей, игравших у дороги, испещренной глубокими бороздами, оставленными колесами телег и машин, которые проехали по этой земле, чтобы никогда сюда не вернуться. Несмотря на царившее вокруг убожество, Эдим осматривался по сторонам с интересом. Когда он проходил мимо своры бродячих собак, валявшихся в грязи, один из псов, здоровенный рыжий кобель с налитыми кровью глазами, оскалил зубы и зарычал. Остальные псы последовали его примеру и тоже зарычали, прижав уши. Эдим повернулся и побежал, хотя и понимал, что это неразумно: увидев убегающего человека, собаки пустятся в погоню. Задыхаясь, он мчался не разбирая дороги, пока не увидел маленький домик, во дворе которого разгуливали куры и цыплята. На ограде сидела совсем юная девушка. Она смеялась, глядя на испуганного беглеца. Эдим, не спрашивая разрешения, заскочил во двор, надеясь, что эта смешливая особа не откажет ему в убежище.
Через несколько мгновений собачья свора влетела вслед за ним и окружила его со всех сторон. Один из псов, самый злобный, приблизился вплотную, обнажив клыки. Он уже собирался броситься на оцепеневшую от страха жертву, как вдруг девушка хлопнула в ладоши и что-то крикнула властным и одновременно презрительным голосом. Эдим не разобрал слов, но они произвели магический эффект. Один за другим псы опустились на землю, понурив головы и поджав хвосты.
Эдим уставился на свою спасительницу. Он был счастлив, что избежал опасности, но раздосадован, что обязан спасением какой-то девчонке. На левой щеке у девушки виднелась ямочка, огромные, влажные темные глаза походили на бездонные озера. В руках она держала кусок пирога и теперь с удовольствием вернулась к его поглощению. Никогда прежде Эдим не встречал девушки с таким отменным аппетитом.
– Ты что, испугался собак? – спросила она.
Эдим не ответил.
– Собаки всегда чувствуют, если человек их боится. Они жутко умные. Моя сестра их обожает. – Она наклонилась вперед, словно открывая великий секрет: – А я не люблю собак.
По-турецки она говорила с сильным акцентом. Невежественная курдская крестьянка, решил он про себя. Может, у нее даже вши есть. Он взглянул на ее каштановые с золотисто-янтарным отливом волосы, аккуратно заплетенные в косы. Желание прикоснуться к этим толстым блестящим косам было таким сильным, что он даже поднял руку, но сдержался, и рука замерла в воздухе.
– А откуда ты знаешь турецкий? – спросил он. – Ведь в вашей деревне никто по-турецки не говорит.
– Я ходила в школу. Все мои сестры тоже туда ходили. Папа так хотел.
Эдим оглядел двор. На длинных веревках сушилось множество платьев, юбок и чулок.
– Сколько же у тебя сестер?
– Я восьмая дочь в семье.
– Круто. А братьев у тебя нет?
Она покачала головой, явно не желая обсуждать эту тему.
– Хочешь кусочек пирога? Я сама пекла.
Эдим взял протянутый кусок и впился зубами в мягкое воздушное тесто. Он никак не ожидал, что пирог окажется таким вкусным. Собаки по-прежнему сидели, поджав хвосты, и смотрели на них с надеждой. Под укоряющими взглядами псов они молча доели пирог. Оба не знали, как поддержать разговор.
– Я приехал из Стамбула, – первым нашелся Эдим.
– Правда? Говорят, там очень красиво.
– Так и есть, – с гордостью подтвердил Эдим.
Про себя он решил, что девушка начинает ему нравиться. Естественность, с которой она говорила, делала ее привлекательной. Рядом с ней он чувствовал себя легко и непринужденно.
– Можно, я кое о чем тебя спрошу? – сказала девушка и, не дожидаясь ответа, выпалила: – Это правда, что тротуары в Стамбуле вымощены золотыми плитками?
Странная девчонка, удивлялся про себя Эдим. Настолько смела, что может усмирить стаю разъяренных псов, и настолько наивна, что верит во всякую чушь. Тем не менее он был пленен ее обаянием.
– Конечно, – неожиданно для самого себя заявил он. – Если ты выйдешь замуж за кого-нибудь вроде меня, то поедешь в Стамбул и все увидишь собственными глазами.
– С чего это я выйду за тебя замуж? – вспыхнула она.
– Потому что тогда я увезу тебя отсюда.
– А я не хочу никуда уезжать. Мне и здесь хорошо.
Пока он придумывал, что ответить, из дома донесся женский голос. Девушка вскочила на ноги и уставилась на Эдима, словно желая приковать его взглядом. Затем она повернулась к собакам, погрозила им пальцем и крикнула:
– Оставьте его в покое!
Девушка скрылась в доме, а Эдим неуверенно двинулся к калитке. Вожак собачьей стаи пристально наблюдал за ним и, когда Эдим проходил мимо, утробно зарычал. Эдим вздрогнул, уронил остатки пирога и несколько мгновений с сожалением смотрел, как сахарная глазурь растворяется в грязи.
В Стамбуле не было никаких золотых тротуаров. Равно как и ни в каком другом городе мира. Так что не стоило отправляться на поиски. Такие диковины существуют только в легендах и волшебных сказках. Реальный мир, в котором живут реальные люди, напоминает смесь грязи и сахара и, кстати, имеет примерно такой же вкус. Неужели она об этом не знает?
На следующий день Эдим побывал на свадьбе. Никогда прежде он не видел ничего подобного. Внутренний двор дома был до отказа забит мужчинами всех возрастов, которые полукругом сидели на корточках. Один музыкант что есть мочи колотил в барабан, другой без устали дул в кларнет, дети носились как угорелые, а женщины наблюдали за всем этим, стоя на плоской крыше дома. Лица их были наполовину закрыты покрывалами, руки выкрашены хной. Эдим заметил, что неженатые мужчины избегают смотреть наверх, и счел за благо тоже не поднимать глаз.
Напротив входа бок о бок, но молча восседали отец жениха и отец невесты. Родственники разместились по обеим сторонам в строгом соответствии со своим возрастом и положением. Жених и невеста сидели в центре, чтобы всякий мог как следует их разглядеть. Чисто выбритый жених часто улыбался. Понять, какие чувства испытывает невеста, было невозможно, так как лицо ее закрывала пурпурная вуаль с блестками. Время от времени одна из женщин на цыпочках приближалась к невесте и подавала ей какое-то питье. С помощью этой женщины невеста приподнимала вуаль совсем чуть-чуть, только чтобы отпить из пиалы и при этом не дать собравшимся возможности увидеть свое лицо.
