Ангелы уходят не прощаясь - Лихачев Виктор (книги онлайн полные версии txt) 📗
— Да вы и сами все прекрасно понимаете.
Через полчаса Покровский уже стоял перед сотней мужчин, одетых в одинаковые одежды. Актовый зал был заполнен чуть меньше, чем наполовину. Арсений даже немного обиделся на батюшку: он ожидал от того каких-то вступительных слов, пока его собственные мысли придут в порядок. А отец Леонид только и сказал: «Ну, вот вам и обещанная встреча», а затем сел, но не рядом с писателем и не со всеми вместе, а чуть в сторонке, словно желая видеть и зал, и выступавшего. Впрочем, в тот момент Арсений не придал этому значения. Ему хотелось начать с чего-то умного и проникновенного, но в голову ничего не приходило. Посмотрел на священника — тот ободряюще улыбнулся. Потом поклонился: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного!» Обвел взглядом зал. Улыбнулся.
— Здравствуйте!
Ему ответил нестройный гул голосов:
— Здравствуйте!
Писатель продолжил:
— Вы меня извините, я немного волнуюсь: первый раз в тюрьме.
Скрытую шутку оценили. По залу прошел смешок. Для Покровского это было очень важно. Он пришел не развлекать этих людей, а говорить на серьезные темы. Но это возможно только в том случае, если чужое сердце открыто для твоего. Ежели нет — самые проникновенные, самые умные слова останутся шелухой. По своему опыту Арсений знал, что ничто так не помогает налаживанию контакта между людьми, как улыбка и добрая шутка. Нет, он не лукавил душой, не «пристегивал» на лицо дежурную улыбку. Просто в этот момент ему вспомнилась одна история. Была ли она на самом деле, нет ли — Бог ведает, но только сейчас писатель по-настоящему оценил ее. А что если начать с нее? И он стал рассказывать:
— Однажды один известный автор-исполнитель, по-другому — бард, назовем его Олегом, приехал с шефским концертом в тюрьму. Концерт получился на славу. Певца тепло принимали, дружно и горячо аплодировали. А закончить выступление он решил самой известной песней. Песня и в самом деле просто замечательная. Наверное, многие из вас хорошо знают ее. И Олег запел. Первая строка, вторая, а затем припев. И вот представьте себе: переполненный зал, внимающий каждому слову, каждой ноте барда, расчувствовавшийся от успеха Олег, который поет столько раз уже пропетое им: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»… Вы представляете, какова была реакция зала?
Зал представил и очень наглядно. Покровский интуитивно почувствовал, что зажатость, настороженность, с которой встретили его местные обитатели, проходят, если уже не прошли. Оставалось логически закончить выступление:
— Так вот и я, дорогие друзья, человек увлеченный, а точнее, увлекающийся. Если вдруг меня занесет куда-то, дайте знать — не обижусь. Наскучит — знаю, что у вас сегодня выходной день, — смело уходите…
— Что, не обидитесь?
— Нет, — ответил писатель. Затем вновь улыбнулся: — Ну если только самую малость. Что ж, начнем.
Он стал рассказывать то, что рассказывал в тех аудиториях, где был уверен, что его поймут. О детстве, в котором были месяцы и годы больничных палат, но были и добрые люди, и книги, благодаря которым маленький Арсений совершал путешествия с отважными первопроходцами на край земли, вместе с капитаном Немо опускался на дно океана, а с Шерлоком Холмсом помогал людям, попавшим в беду. Покровскому казалось, что люди, волею судеб оказавшиеся здесь, должны понять его. И вдруг он видит: встает и уходит один человек, за ним второй, третий… Но не прошло и пяти минут, как они вернулись, но не одни — с ними пришли другие заключенные и вскоре актовый зал был уже полон. Потом ему рассказали, что в отрядах возникла договоренность: если встреча с приезжим писателем будет интересной, специальные вестники дадут об этом знать тем, кто на встречу не пошел.
Наверное, это была одна из самых лучших встреч Арсения с читателями за последние годы. Что греха таить, очень часто он говорил будто по заранее заученной роли. Знал, где нужно рассмешить, где заставить слушателя замереть от напряжения. И эта расчетливая рассудочность, словно нож мясника, расчленяла его душу, превращая общение, диалог с читателем, которым он ранее так дорожил, в банальный «эстрадный концерт». Нет, потом люди подходили, благодарили, восхищались, но сам Арсений чувствовал, что делает что-то не так.
А вот сегодня все было по-другому. Нет, дело не в словах, что он говорил. Права та незнакомая девочка, прав отец Леонид: он не должен стоять на месте. Пусть маленький шажок, но — вперед! И если Господь привел его сюда, к этим людям, то не денег же ради, которых ему никто не предлагал, не ради тщеславного самолюбования — перед таким народом тщеславиться бесполезно. Арсений смотрел в глаза этих людей и чувствовал, что хоть чуть-чуть сфальшивь он, хоть немного пококетничай красивой, но пустой фразой — и вот этот контакт, это идущее к нему человеческое тепло исчезнет…
Вдруг дверь открылась и в актовый зал вошел он. Сухопарый, чуть выше среднего роста. Снял кепку и уверенно направился к передним рядам. По залу прошел шумок. Покровский сделал паузу, давая человеку усесться, что тот сделал с невозмутимым спокойствием и чувством собственного достоинства. А сел он в первом ряду, как раз напротив Арсения. Они встретились взглядами, писатель и незнакомец. Покровский никогда не видел таких глаз. Не глаза, а два буравчика, которые сверлят все, что попадается у них на пути. Сейчас «попался» писатель. Человек закинул ногу на ногу, скрестил на груди руки… Первым отвел взгляд Арсений. Он пытался продолжить свой рассказ, но все его вдохновение, высокое эмоциональное напряжение, куда-то вмиг улетучились. Так лошадь, доселе резво бежавшая, начинает спотыкаться на каждой кочке. Покровский стал сбиваться, мысль путалась: он уже забыл, к чему подводил слушателей. Вновь посмотрел на незнакомца. Они смотрели прямо на него — глаза пришедшего. В их свинцовой серости было что-то нечеловечески холодное, злое — и одновременно притягательное. Эти глаза заставляли смотреть на себя. А их обладатель, ощущая собственную силу, внимал говорившему с едва уловимой усмешкой.
«Ах, ты так»… Арсений рассердился не на шутку. «Я сейчас покажу тебе… надо только собраться»… Но ничего по-прежнему не получалось. Еще немного — и в пору будет заканчивать выступление. А может, так и сделать? Нет, так нельзя — оборвать рассказ на полуслове… Странно, но в эти минуты Покровский забыл об отце Леониде. И вот, словно спасаясь от взгляда незнакомца, Арсений обернулся в сторону священника. И сразу же ему стало ясно: отец Леонид, наверное, единственный из зала, понимает, что сейчас происходит. И не просто понимает… Отец Леонид улыбнулся Покровскому и сказал чуть слышно:
— У вас еще есть время.
Арсений улыбнулся в ответ и ответил всего одним словом, которое так любил в детстве:
— Здорово!
— Вы знаете, — это уже он обращался к залу, — когда я выступаю где-то в первый раз, то стараюсь закончить свою встречу одной историей. Будем считать, что это традиция такая. Уже не помню, когда она родилась. Меня спросили, не страшно ли было одному в такие смутные времена путешествовать по России, ведь вокруг столько много жестокости. Не знаю почему, но вместо того, чтобы ответить просто, мол, страшно не было, более того, Господь и Николай Угодник так видно берегли меня в дороге, что в пути я не встретил ни одного плохого человека…
— Одни хорошие что ль? — выкрикнул кто-то из задних рядов. — Врите, да не заливайте.
Раздался смех.
— Я же сказал: берегли меня…
Покровский не успел закончить фразу. Он увидел поднявшуюся руку.
— Можно спросить?
— Конечно.
— А я вот читал в вашей книге, как главного героя один председатель колхоза поздним вечером из села выгнал. Испугался, что журналист все его безобразия увидит. — Чувствовалось, что мужчина, задававший вопрос волновался, — он беспрестанно мял в руках шапку. — И что, этот председатель — хороший человек?
— Как зовут вас?
— Ну, Виталий.
— Виталий, отвечу, как думаю. Каждая встреча на нашем пути имеет свой смысл. Выходит, мне нужно было встретиться с тем председателем. Разумеется, по отношению ко мне он поступил нехорошо. Но следует ли из этого, что он плохой человек?
