Жажда - Ульянова Валентина (читать книги онлайн регистрации .TXT, .FB2) 📗
– Пиши: «А сына своего князя Василья благословляю своею вотчиною великим княженьем, чем мя благословил мой отец».
Потом задумчиво прошелся по комнате, остановился возле дверей, обернулся… Дьяк старательно выводил буквы духовной, а сверху, из красного угла, с древней иконы, освещенной лампадой, взирали на них очи Спасителя… Глядя на образ, князь твердо добавил:
– А закончить надобно так: «А кто сию мою грамоту порушит, судит ему Бог, а не будет на нем мое благословенье в сей век, ни в будущий».
Он перекрестился, и тихо сказал: «Аминь».
Даже дьяк не расслышал этого слова, но прозвучало оно, как приговор.
Глава 3
Благодарность великого князя
Смутная, но назойливая тревога терзала боярина Всеволожа. Казалось, что даже серое, низкое осеннее небо душило предчувствием неотвратимого…
Боярин перебирал в уме череду событий последних дней, обдумывая, откуда подстерегает беда. Что за смущение начало вдруг нападать при нем на юного великого князя? Отчего стал уклончив и неуловим его взгляд? Почему, нарушив обычай, не позвал он его сегодня к обеду? Что происходит?!
Так, томясь и тоскуя, боярин спустился с крыльца великокняжеского дворца и направился через площадь в свои палаты. Высокий и грузный, в собольей крытой вишневым бархатом шубе, он двигался неторопливо и величаво, высокомерно кивая в ответ на поясные поклоны и искательные приветствия придворных. Ведь он по праву был первым сановником великого князя.
Князь Василий до последнего времени не скупился на выражения благодарности. Да и было за что. Не быть бы ему великим князем в Москве, не получил бы он согласия хана, кабы не Всеволож. Сидел бы на Московском престоле князь Юрий – дядя Василия, ведь по обычаям старины он старший в роду, и хан Махмет это знал. Да и Тегиня, любимый ханский мурза, поддерживал Юрия. А шестнадцатилетний Василий пугался в Орде собственной тени!
Но ум и хитрость его, боярина Ивана Димитриевича Всеволожа, решили все! Он сумел пробудить в ханских вельможах ревность и зависть к власти Тегини. И наперебой стали они чернить мурзу перед ханом, и Юрий лишился защитника. А потом и хана улестил боярин хитросплетенными сладостными речами. И победил. Хан согласился, что сам, шестилетним своим молчанием, давно уже утвердил духовную грамоту великого князя Василия.
– Навечно я в долгу у тебя, Иван Димитриевич! – говорил в тот же вечер в своем шатре счастливый Василий. – Нет такой меры, чтобы измерить благодарность мою тебе!
– Есть, государь, – вкрадчиво возразил вельможа, – и об этом уж речь была. Помнишь ли?
Юный князь потупился, и румянец залил все его лицо. Смущенный взрослой откровенностью разговора, он еле слышно пролепетал:
– Помню… Вернемся в Москву – будет свадьба… моя с твоей дочерью… Я ведь и слово дал…
Казалось, что, вернувшись в Москву, князь Василий сейчас же оповестит о помолвке мать, и свадьба не за горами. Но время шло, а Софья Витовтовна ничем не давала понять, что знает о данном Василием обещании. И вот теперь – явное охлаждение великого князя, его уклончивость…
«Что же, – решил боярин, – я и сам могу поговорить с великой княгиней! И сегодня же, после вечерни!»
С этими мыслями он взошел на свое крыльцо.
В доме было неладно. Девицы в сенях странно переглянулись при его появлении, как-то поспешно, неловко, смятенно поклонились ему. С лестницы, ведущей в светлицу, доносились рыдания, возбужденные женские голоса. Боярин подошел к лестничному пролету и властно позвал:
– Авдотья!
Все звуки мгновенно стихли. Недолго спустя сверху раздался испуганный голос жены:
– Иду, Иван Димитриевич! Иду!
Всеволож прошел в столовую горницу, сел на лавку.
«Какой-нибудь бабий вздор и более ничего», – унимая тревогу, подумал он.
Жена явилась простоволосая, в расстегнутом летнике.
– Беда у нас, батюшка, – пролепетала она, неверной, неровной поступью приближаясь к нему. Расширенные глаза ее глядели растерянно и беспокойно скользили, каку безумной. – Великого князя только что сговорили с княжною Марией Ярославной…
Боярин поднялся.
– Кто говорит?! – рыкнул он.
– Настасья Фоминишна наверху… – выдохнула жена.
– Та-ак… – тяжело протянул боярин.
Сомневаться в известии не приходилось.
Это был позор. Бесчестье. Но, может быть, еще не поздно?..
– Боярышню поди успокой, – отрывисто бросил он. – Пусть знает: я ее в обиду не дам. Сегодня, сейчас пойду к великой княгине. Ступай.
Жена удалилась без слова, без звука, лишь с трепетом ужаса и сострадания взглянув от дверей на его лицо – темное, страшное, неузнаваемое от гнева…
Глава 4
Благодарность княгини
Великая княгиня приняла его в комнате сына. Они только что отобедали, и юный князь уже удалился в опочивальню.
Княгиня Софья Витовтовна стояла посередине комнаты, между Всеволожем и дверью в опочивальню, загораживая ему проход. Всем своим видом она являла нетерпение и недовольство.
– Случилось что? – с высокомерным, подчеркнутым удивлением спросила она. – Что так спешно? Говори, а то почивать пора.
Но боярин смотрел на нее спокойно и твердо. Его невозможно было смутить.
«У, настырный лис!» – злобно подумала заносчивая литвинка. Она давно ожидала этого разговора, сознавая с досадой, что его не миновать. Слово, взятое Всеволожем с ее сына в безвыходном положении, без ее согласия, за ее спиной, беспредельно возмущало ее. Сын ее женится лишь на той, которую подберет для него она. Что ей до русских обычаев! Она – великая княгиня и мать! А теперь еще этот наглец явился требовать от нее каких-то оправданий и объяснений!
В ярости, она словно сделалась выше ростом. Будучи намного ниже боярина, она каким-то образом смотрела на него свысока, из-под надменно прикрытых век. Он увидел, как, вовсе не крася ее, углубились морщины возле тонких, возмущенно поджатых губ. Но, словно не замечая этого, старый вельможа заговорил спокойно и неторопливо:
– Дело неспешное, государыня, однако, мню, и откладывать его далее не годится. Дети наши с тобою сговорены, ныне октябрь, а об эту пору у нас на Руси принято свадьбы справлять. Так не пора ли и нам подумать о сем?
Княгиня София, не ожидавшая столь прямого хода, на мгновение онемела. Но лишь на мгновение.
– Не пойму, о чем ты толкуешь? – с таким естественным недоумением спросила она, что обманула даже такого искушенного лицедея, как Всеволож.
– Оно верно, – с сомнением разглядывая ее, отозвался он, – князь Василий Васильевич уже не в малых летах и волен сам решения принимать… И коли он тебе еще не поведал, знай: вот уже год, как он с дочерью моею младшей помолвлен. Мню я, настала пора слово великокняжеское сдержать.
– Да полно, Иван Димитриевич, – с холодной беззаботностью возразила княгиня, – ты, верно, его не понял. Али он не понял тебя, али, может статься, по юности пошутил…
– Пошутил?! – изменившимся голосом воскликнул вельможа.
– Не ведаю я, – быстро, но твердо перебила его она, – но только сын мой о браке том и не мыслит. И ты, боярин, – на этом слове голос гордой литвинки исполнился ядом уничижения, – об этом забудь. Великий князь Василий Васильевич сговорен с Мариею Ярославной, внукою великого князя Владимира Храброго.
– А мы, стало, вам не под стать! – вспыхнул боярин, но вспомнил о дочери и сдержался: – Одумайся, государыня! Роду нашему не впервой с великими князьями родниться. Сам я из смоленских князей, а жена моя – внука великого князя нижегородского, сестра великой княгини Евдокии Димитриевны. Так что и мы не худого рода и вам – родня. Дочь моя летами юна и красива. Одумайся! Я ли вам не служил! Благодарность и слово великого князя…
– Долго ли ты будешь нам Орду поминать?! – с досадой вскричала Софья. – Неужто и впрямь думаешь ты, что без тебя князь Василий не получил бы Москвы?!
Ответом ей было молчание.
Боярин молчал. Багровая краска гнева залила исказившееся лицо, и так темны и страшны стали его глаза, что Софья невольно отступила назад, в сторону двери, за которой – она это знала – стоял ее сын.
