Пасодобль — танец парный - Кисельгоф Ирина (читать полную версию книги TXT) 📗
Я лежала на животе, подперев подбородок кулаками, пятками к солнцу. И смотрела в лицо моего мужчины. Лицо в лицо. Глаза в глаза. Тесно, близко, жарко.
— Ты похожа на кудрявого младенца с луком, — улыбнулся он.
— Вот мой лук. — Я наклонилась и натянула тугую тетиву на углы его губ. Своими губами.
— Я хочу твое сердце, — полушутя сказал он. — Без остатка.
— Я тоже не хочу делить тебя ни с кем. Даже с твоей археологией! — засмеялась я.
— Это правда? — У него стало такое серьезное лицо.
— Да, — не улыбнулась я, и время будто остановилось.
— Какой тебе нужен мужчина? — спросил он и смутился.
— Горячий и жаркий, как эта земля. До ожогов и волдырей. — У меня вдруг дрогнул голос, я поняла его. А он закрыл глаза, будто ушел.
— Я его уже нашла, — прошептала я, и меня обдало жаром горячей, пахучей степи. Как ожогом. Он улыбнулся, не открывая глаз, и потребовал:
— Повтори!
— Это ты. — Мое сердце билось как сумасшедшее. — А тебе какая женщина нужна?
Что я так смутилась? Смешалась?
— Чтобы видеть до самого дна. Как родник.
Он смотрел мне прямо в глаза. Мне стало страшно. Я ли это?
— Ключевая вода ледяная. Можно застудиться насмерть. Сгореть от лихорадки за час.
— Можно! — рассмеялся он и схватил меня в охапку. Так сильно, так крепко, что я завизжала и задохнулась. От счастья. Я ли это?
— Будешь со мной? Будешь?
— Да-а-а!!! — закричала я на всю бескрайнюю степь. — Да-а-а!!!
— Всю жизнь?
— Да-а-а!!!
Я смеялась. Такая счастливая! И вдруг испугалась:
— А ты? Ты будешь со мной?
— Да-а-а!!! — закричал он. — Да-а-а!!!
Мы смеялись и дурачились, как ясельные младенцы. Как ненормальные! До изнеможения. Всю жизнь бы так!
— Здесь подают счастье, как дыню с коньяком! — воскликнула я. — Чтобы сойти с ума от пьяной сладости!
— Ты даже спиной улыбаешься, пьяница! — рассмеялся он. — У тебя ямочки. Вот тут.
Он коснулся губами кожи чуть выше моих ягодиц. Сначала справа, потом слева. Мои ямочки на спине ему улыбнулись.
Мы были в настоящем раю. На зеленой траве. На меня смотрели широко распахнутые сиреневые глаза с сиреневыми зрачками на бело-розовой радужке. Почти как на моей голубой бусине. Никогда не думала, что дикая гвоздика похожа на глаза. Вокруг были заросли астрагала с распушенными фиолетовыми факелами соцветий и червь-трава. Мы любили друг друга только что. На зеленом ковре под степной вишней. На ней уже краснела распухшая соком завязь. Мы лежали на мягковине из луговой травы среди невзаправдашних сиреневых и розовых цветов. А вокруг был песок, песок, песок с зарослями джузгуна и терескена. С белыми цветами акации и желтовато-зелеными, скромными шишечками. В этом месте весна задержалась. Специально для нас.
— Поедем? — спросил Ваня.
— Ага, — лениво ответила я.
Я бы осталась здесь. Навсегда. Здесь пахло живой травой и цветами. Я сорвала цветок джузгуна и пожевала, он был кислый на вкус. Самое то на такой жаре.
Мы шагнули к машине, из-под наших ног врассыпную поползли змеи. Мы закричали оба в голос и отпрянули назад. Змеи раскрутились пыльной изолентой из тугого клубка. Мы только что любили друг друга. Только что сказали самое важное. А на нас внимательно смотрели змеи сказочной страны. Они были неопасны, обычные полозы, но мне опять стало не по себе. В этих местах мне все время было не по себе. Такого со мной не бывало. Никогда.
Был полдень, а стало темнеть. Небо закрывалось мглистой тучей, она неслась за нами во весь опор.
— Не повезло.
— Что это? — спросила я.
— Пыльная буря.
Мы встали за огромными валунами, чтобы ее переждать. Я снова пережила дежавю. Буря визжала, верещала, выла безумной, падучей ведьмой. Она билась в окна машины яростно и неистово. Она заволокла все пространство собой до самого горизонта. Вокруг оси. Все в серой, желтой, бурой земле, пыли, песке и мелких камнях. От земли и до самого неба. Сплошной, могучей стеной. Без смерчей или торнадо. Высоко в небе, далеко-далеко горела пятиваттная красная лампочка. Сказочная страна проявляла нас в своей фотолаборатории. На память, чтобы не скучать и не забывать. Дьяблерия дикой природы продолжалась. У нее не было антрактов.
— Нельзя было убивать фаланг. — Я вспомнила двупалую руку Горыныча.
Я только подумала о Горыныче, и лобовое стекло тут же расстреляла очередь из мелких камней. С моей стороны. Я откинулась назад. Рефлекторно. И задеревенела.
— Не думал, что ты такая трусишка.
Я теснее прижалась к Ване. Он достал фляжку.
— Лекарство от страха. Коньяк без дыни. Теплый.
Мы выпили не больше половины фляжки, а я уже опьянела. Я наклонилась вперед, как бешеный испанский бык, и показала буре дулю. Через лобовое стекло. И вдруг стало светлеть.
— Дулю ей покажи! — закричала я. — Ее от дули колбасит!
Мы допили фляжку до дна, показывая буре дули во все окна. Она отступала, а мы хохотали. Мы просто визжали от смеха. Как две фаланги. Пока все не стихло.
— Показать тебе нашего ангела-хранителя? — спросил Ваня. — Смотри.
На шафрановой горе среди серых битых валунов, твердо упершись в сухую землю, росло далекое дерево. Разлохмаченный ветром стог темно-зеленого, сочного сена на крепком черенке.
— Что за ангел такой? — удивилась я. — Лохмучий-зеленучий?
— Тамариск. Мировое древо шумеров. Настоящее, будущее, прошлое. Изгоняет зло, очищает, лечит.
— Спасибо, — неслышно произнесла я и взяла Ваню за руку. Мировое древо махнуло нам на прощание своим зеленым ангельским стягом.
Уже в пути я сказала:
— Надо было до него добраться. Взять с собой хотя бы веточку. Изгонять, очищать, лечить.
— Мы еще за ним вернемся. Обещаю.
Я наклонилась и чмокнула колено моего избранника. Он обхватил меня рукой, и мы поехали дальше, руля машиной на равных. Он левой рукой, я правой. А другие наши руки были заняты. Держали нас в охапку. Крепко.
Старая, сказочная земля вырастила волшебное Мировое древо, оттиск души, солнца, земли и неба. Зря мы к нему не добрались. На старой земле было больше костей, жертвенников, мертвых городов, руин и развалин, чем магических формул души. Одна чаша весов всегда была полнее, и она работала против нас.
Сказочная страна всем гостям дарила подарки. Но они были сюрпризом. Их не ждешь, они появляются сами по себе. Из пустыни мы попали в оазис, он прятался среди желто-коричневых скал. Его бы не было, если бы не источник воды, бьющий из-под земли.
Сказочная страна расстелила зеленый, мягкий ковер из мятлика. У сказочной страны был хороший вкус, она плела узоры по-английски. Без ровных, подстриженных газонов и деревьев, обкромсанных секатором французского садовода. Сине-фиолетовый шалфей и темно-розовые шишечки чабреца, а между ними синие васильки. Желто-зеленые заросли зверобоя и скромные, совсем незаметные белые цветы пастушьей сумки. У нее уже начали появляться зеленые сердечки. Над водой белые же ветки цветущей пахучей таволги. Как заросли сирени. Целый дружный лес из таволги — и выше в скалах миндаль. В гордом одиночестве. Ему было бы трудно совсем одному, если бы не заросли терескена.
Мы приехали в это место почти на закате. Вода отсвечивала красным в дырах от тени цветущей таволги, а вокруг бурчали песни лягушки.
Сказочная страна была безлюдной, она осталась такой, какая есть с незапамятных времен. Мы так и остались в ней одни-одинешеньки.
— Какое у тебя первое воспоминание? Самое первое?
— Мм, — я задумалась. — Я помню первый кадр из моей жизни. Я стою под раковиной в ванной и отламываю пластмассовые колокольчики от погремушки. Мне нужно было знать, что у них внутри. Колокольчики я отломила, но что в них шуршит, так и не узнала. Тогда я укусила колокольчик четырьмя зубами. Больше зубов у меня к тому времени не выросло. Но прокусить колокольчик не смогла. Тайна шуршащих колокольчиков так и осталась неразгаданной. Я забыла о них сразу же. А сейчас интересно. Вдруг это важно? Не зря же я это запомнила. Жаль…
