Брусничное солнце (СИ) - Мягчило Лизавета (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗
— Обещаю тебе, Варенька, ты будешь самой счастливой на свете, я всё для этого сделаю.
Она уже почти согласилась, возомнила себя достойной светлого будущего, в котором горю не будет места. Только чужой голос неожиданно выбил почву из-под ног, поднялись в ужасе волоски на загривке, Варя дернулась в сторону, прочь от рук возлюбленного.
— Что обещание, что зарок — не надежны. — Самуил стоял с другой стороны склепа, лениво опираясь плечом о стену. На дорогом камзоле наверняка останутся безобразные следы от мха и сырости, но его это нисколько не волновало. Впервые при встрече с Варварой он не улыбался, в холодном прищуре глаз читалась студеная злоба. Повинуясь порыву, Грий закрыл её собой. — Тем более обещание, данное человеком творчества, моя Doudou[2]. Сегодня он есть, а завтра его завлечет новая муза, новые порывы. Куда приятнее верить надежным клятвам военного. Это ведь та самая пылкая любовь? Помнишь, что я тебе посулил?
Внутри все похолодело, оборвалось. Спина Григория напряглась, Варвара чувствовала это собственными пальцами. Он не поддался на провокацию, спокойно заговорил, расслабленно растягивая ноты.
— Я огорчен, что приходится представляться в такой неловкий момент. Григорий Евсеевич Саломут. — Шаг вперед, рука тянется для рукопожатия, но Самуил равнодушно её игнорирует. Издевательски приподнимается широкая светлая бровь. — Полагаю, нам нужно обговорить. Не при сударыне.
— Разве вы что-то скрываете от драгоценной Вареньки? — Насмешка сочится змеиным ядом, барыня с ужасом наблюдает за тем, как майор отталкивается от стены, делая шаг вперед. Не для того, чтобы принять руку Грия, нет — он лениво, почти играючи тянет с руки перчатку. — Разговор у нас будет один, Григорий. И его окончание по душе вам не придется.
Замша соскальзывает с пальцев, он едва уловимо заводит руку для броска. Молниеносный рывок вперед, она так и не поняла, кто из них шелохнулся первый. Быстро. Ее тело реагирует куда быстрее разума, в разы стремительнее уверенного в своем превосходстве Брусилова. Варвара приподнимается на цыпочки и вскидывает руку над плечом Григория. Мгновение, в которое Грий не понимает происходящего, скашивая изумленный взгляд на бледные пальцы, сжатые едва ли не у самого носа. Поймала. В руке Варвары перчатка, она с облегчением вздыхает.
Считается ли оскорбление брошенным, ежели оно не коснулось кожи, не запятнало честь? Одна мысль о том, что Брусилов попытался его убить, вызывает волну обжигающей ярости. Она возвращает руку к собственной груди, выходя из-за спины возлюбленного. Не нужна ей такая защита, которая калечит, забирает жизни.
Никакой дуэли не состоится.
Самуил не удивлен — в грубом оскале обещание расправы. Над ним, над ней, над всяким дерзнувшим. Сколько же сил понадобилось Варваре, чтобы растянуть губы в торжествующей улыбке, которая не дрогнет? Сердце трепетало на кончике языка, заходилось в испуге.
— Полагаю, вы не хотели поступать так с едва знакомым человеком без весомой причины. — Сделала шаг вперед, протягивая перчатку обратно. Не принял. Вместо того, чтобы взять замшевый кусок черной отделанной ткани Брусилов схватил её запястье, дернул на себя. С такой силой, что она почти побежала, ударяясь о грудь названного жениха, быстро притягивающего её к себе за талию.
— Я научу вас правилам. Ежели вы ведете себя, как дикарка — уроки будут соответствующими.
— Только троньте. — В голосе Грия никогда не слыханные ею вибрирующие опасные ноты. Как раньше она не приметила в нем этого? Он не был изнеженным тепличным цветком, как ей представлялось. Почему ей думалось, что он совершенно мягок и неконфликтен? Предупреждение выглядит угрозой, неприкрытой, разъяренной.
Два диких кота, готовых к смертельной схватке. Она не находит слов.
Кто придумал, что драки мужчин за внимание — вещь романтичная? От их злобы накаляется воздух, искрится напряжением. И мысль, что всему виною её существование бьет в живот, сводит нервы в рваные гниющие комья. Хоть под землю провались, заберись в пустующий саркофаг.
— Достаточно! — Не пытается вырваться из железной хватки, не желает провоцировать и без того разъяренного Грия. Ловить очередную перчатку у чужого носа было бы выше её сил. В голосе Варвары звучит неприкрытая отчаянная тоска. — Обговорим всё позже, Григорий Евсеевич.
Он полыхает, горит яростью так ярко… Но при взгляде на её дрожащие губы огонь в глазах выцветает, оставляет скорбное пепелище. Саломут заставляет себя кивнуть.
Где-то из-за соседних могил приближаются голоса. Похороны завершились, собравшиеся люди возвращались к своим экипажам. Она же едва успевает одними губами взмолиться.
«Пожалуйста»
Душегубица, заставляющая закрыть глаза на чувства, повернуться спиной к своей любви. Варвара до последнего следит за его отдаляющимся силуэтом — напряженная спина, пружинистый резкий шаг. Пока чужая рука не прихватывает подбородок, заставляя перевести взгляд на Самуила. В глазах мужчины пляшут сбежавшие из преисподней черти, голодные, охочие до чужой крови. Вот-вот они сожрут положенную на их алтарь жертву. И жестокие губы впечатываются в ее рот поцелуем, кусая, сминая сопротивление.
Варвара так отчаянно, так сильно его ненавидит. Ненавидит за каждый вздох, каждое движение.
— Я непременно убью его. И ты будешь видеть, что делает с людьми твоя непокорность. Так будет с каждым.
— Если сердце Грия остановится, я клянусь, твоё замрет следом.
[1] Тупой. Старославянское ругательство.
[2] Франц. Моя любимая вещица. Не имеет конкретного перевода. Doudou — любимая игрушка ребенка, без которой он не может есть или спать.
Глава 5
Черный стежок с мягким шелестом черной нити лег поверх первого на канву. Деревянное пяльце в руках дрогнуло. Варвара небрежно откинула за спину прядь волос, скользнувшую на ткань, и снова склонилась за рукоделием. Внимательно, устраивая на положенное место каждый аккуратный крестик. У двери послышался очередной тяжелый вздох.
Авдотья боялась этой картины, каждый раз, заглядывая из-за плеча барыни, она неловко переминалась с ноги на ногу, но молчала. Достаточно было единого грубого окрика.
Варвара вышивала уже седмицу после смерти Аксиньи. Натруженные пальцы ныли, спину сводило, хрустели шейные позвонки и темнело в глазах. Но ежели барыня не занимала руки работой — появлялись они. Тени и силуэты в углах, чужой горячий шепот и плачущие мольбы. Она слышала топоток мелких ног по усадьбе, пение девичьих голосов у пруда и мягкий шепот нежных трав. Она видела яркие сны и лила их на картину. Бабушка стала одним из кошмаров — повторяющее действо: мертвые топи, размазанный брусничный сок на коже босых ног, ее предупреждения о рыщущей рядом смерти и Оно. Существо, пронзающее глазами-колодцами. Тонкое, в обветшалой мужской рубахе, доходящей до пояса и широких штанах. Спутанные длинные черные волосы не позволяют разглядеть силуэт как следует. Но зубы… Десятки острых белоснежных игл, обнажающихся в широкой, нечеловеческой улыбке. Оно смеется над ней, по-птичьи склонив голову, с интересом шагает вперед. И в том сне она не пытается сбежать, собственные руки по локоть в крови, они тянутся навстречу длинным когтям. Варвара нежно улыбается.
— Увидит кто, так дар речи утратит, Варвара Николаевна. — В голосе Авдотьи тихий укор. Задумавшаяся Глинка крупно вздрогнула. Игла соскочила с плотного ряда крестиков и хищно вонзилась в подушечку пальца. Она резво отдернула руку.
— Что пристала ко мне? Каждый по-своему горюет, тебе больше приглянулся бы крик мой, да розги на собственной спине? — Голос кажется чужим, хриплым и тяжелым. Набухшая алая капля упала на белоснежную канву, разукрасила ярким пятном место у плеча чудовища. Чудно. Словно маленький болотный огонек. Ей захотелось изобразить и его. Посасывая пораненный палец, барыня отстраненно отложила картину и полезла в сундук за нитями.
Авдотья несмело посеменила к креслу. Вытянув, как гусыня, шею, она замерла в пяти шагах и заглянула на канву, приподнимаясь на носки. Тут же отпрянула, передергиваясь от омерзения. Суетливо перекрестилась, вытаскивая из-под рубахи для короткого поцелуя нательный крестик.
