Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - Синицин Игорь Елисеевич (читать книги txt) 📗
Все накопленные знания требовали выхода, и я стал делать наброски повести о приключениях персонажа, которого мы сконструировали из разных разведчиков того времени вместе с моей женой Вероникой, полковника Соколова. Были яркие прообразы этого героя, например реально существовавший полковник, а затем и генерал царской армии А. А. Самойло.
Появлению относительно свободного времени для писания повести способствовало и то, что с начала 1977 года у Юрия Владимировича стало ухудшаться здоровье. Он чаще стал уезжать на неделю-другую в Центральную клиническую больницу в Кунцеве для так называемой профилактики. В такое время у меня было еще меньше дел, чем обычно. Я позволял себе тогда отдыхать в субботу и воскресенье. Но в свободные дни складывалась парадоксальная ситуация. Организм, видимо, так привык к высокому темпу работы, что в безделье я начинал себя плохо чувствовать физически. Поднималось кровяное давление, начинало барахлить сердце. Однако если я садился дома за пишущую машинку и начинал стучать, как дятел, сцены из повести, то недомогания уходили. На определенном этапе к этому литературному труду подключилась и Вероника. Но мы не афишировали ее соавторство по многим причинам. Главная была та, что даже и в поздние времена советской власти идеологические цензоры очень негативно относились не только к появлению в художественных произведениях героев из офицерского корпуса царской России, но и вообще ко всякому позитивному упоминанию фактов жизни, быта армии Российской империи. Всякое упоминание имени Ленина в рассказе, повести или романе требовало представления произведения не только в Главлит, то есть цензуру при издательствах, редакциях газет и журналов, но и в орган высшего идеологического подавления и цензуры – в Институт Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК КПСС, пресловутый ИМЭЛ.
В 90-х годах, когда я работал в Берлине, мне посчастливилось познакомиться с талантливой австрийской писательницей, историком, переводчицей и очень обаятельной и красивой женщиной Элизабет Хереш. Некоторые ее книги изданы в России 90-х годов. Когда она в Вене прочитала все три романа трилогии о царском полковнике Соколове, то позвонила мне в Берлин и все удивлялась, как же так нам с женой удалось миновать при нашем авторском настрое красный большевистский фильтр цензуры ИМЭЛ. Я уж не стал ей говорить о том, что издательство воспользовалось моим служебным положением и не стало давать в идеологическую цензуру книгу, одним из авторов которой был помощник члена политбюро. Видимо, правы были те генералы КГБ из спецбуфета, которые уловили душок крамолы в произведении «безответственного писаки»…
Между тем писалось нам быстро. Когда набросков накопилось листов на шестнадцать издательских, я отдал черновик нашему большому другу, профессору русской истории Анатолию Филипповичу Смирнову, с просьбой прочитать и высказать его мнение. А недели через две после встречи с Анатолием, пока «пан профессор», как его звали друзья, любившие смотреть по телевидению юмористическую передачу «Кабачок „Тринадцать стульев“», где одним из персонажей выступал ученый-обществовед, внешне похожий на нашего друга, еще не отдал назад мою рукопись, раздался звонок из издательства «Молодая гвардия». Директор Валерий Ганичев сообщил мне, что профессор Смирнов, член редакционного совета издательства и многолетний рецензент рукописей на исторические темы, рекомендовал, не сказав ничего автору, мою книгу для издания. Директор спрашивал согласие на публикацию, заявил, что по жанру и объему рукопись тянет не на повесть, а на историко-детективный роман, и просил приехать заключить договор. Для меня это была приятная неожиданность, но я позвонил Толе и выбранил его за то, что он не поставил меня в известность о своей инициативе.
Не скрою, я немного побаивался реакции Юрия Владимировича на мое несанкционированное творчество. Было ясно, что Юрий Сергеевич Плеханов, шеф «прослушки», наверняка засек телефонные разговоры на эту тему мои и «пана профессора», а также директора издательства, доложив обо всем Андропову. Может быть, и копия моей рукописи уже побывала на столе у шефа, но он ни словом не дал мне понять об этом. Андропов был хитер и в волчьем окружении соперников постоянно контролировал не только их, но и своих сотрудников, проверяя их дела и связи. Если бы книга ему не понравилась, он запросто мог одним словом или намеком остановить ее издание. Но роман «Негромкий выстрел» был напечатан сначала тиражом 200 тысяч экземпляров, а вскоре вышло еще 150 тысяч…
Распорядок дня Андропова был насыщенный, но однообразный. К девяти часам утра его тяжелый ЗИЛ-114 пересекал площадь Дзержинского и вставал у первого подъезда. Эта машина, как и все ЗИЛы, была штучной работы и весьма комфортна внутри. Такой автомобиль полагался только членам политбюро. Как правило, он не был бронирован. Кандидатам в члены политбюро гараж особого назначения подавал укороченный вариант ЗИЛа. Секретари ЦК КПСС – не члены ПБ, а также заведующие отделами ЦК КПСС, министры СССР – имели право на «чайку». Эта автомобильная иерархия строго соблюдалась. Машины членов политбюро были очень высокого качества. На моей памяти лишь однажды ЗИЛ Андропова испортился, как всегда, в самый неподходящий момент.
Случилось это в тот вечер, когда рядом с Кремлем загорелась гостиница «Россия». Я стал невольным свидетелем этого события, поскольку около восьми вечера приехал туда в гости к своему другу и однокашнику по АОН Рамизу Ахметову. Он работал в ЦК Компартии Азербайджана и приехал в Москву по партийным делам. Когда я поднялся в номер к Рамизу, то почувствовал сильный запах дыма. Мы даже не стали начинать бутылку коньяку, а, забрав документы и маленький чемоданчик, спустились по лестнице с десятого этажа на улицу. В коридорах дым уже заметно стелился по полу. Мы не стали ждать лифта, чтобы не задохнуться потом в лифтовой шахте, которая могла стать дымовой трубой.
С улицы через арку в западном корпусе, откуда мы вышли, было видно через двор, как горит помещение ресторана наверху северного корпуса гостиницы и верхние этажи того же корпуса. На всякий случай по телефону-автомату я позвонил дежурному по КГБ и сообщил ему о чрезвычайном происшествии. Оказалось, что мой звонок был первым сигналом, после которого дежурный уведомил председателя и его замов. Юрий Владимирович и его заместители немедленно выехали в комитет, а Виктор Михайлович Чебриков – к самому месту пожара.
В горячке первых минут и часов была неясна причина возникновения огня. Что это? Диверсия или террористический акт, техногенная катастрофа или просто наше исконное русское разгильдяйство? Потом оказалось, что последнее было главной причиной.
Андропов только-только приехал на дачу, не успел отпустить машину, как ему пришлось мчаться назад в Москву. Он должен был спешить потому, что мог позвонить Леонид Ильич и спросить о происшествии. Юрию Владимировичу было бы крайне неприятно, если б первым Брежнев узнал детали от Щелокова, а не от него. ЗИЛ Андропова на повышенной скорости промчался по Рублевскому шоссе, Кутузовскому проспекту и вдруг встал, не доезжая сотни метров до Новоарбатского моста. У машины что-то сломалось в автоматической коробке скоростей, и она могла идти только задним ходом. По радиотелефону был вызван из ГОНа резервный автомобиль. Он пришел минут через семь, и еще через пять минут Юрий Владимирович был на Лубянке. Эту тревожную паузу Андропову пришлось заполнять разговорами о пожаре из автомашины по телефону с Чебриковым и другими зампредами, почти в пределах прямой видимости американского посольства в Москве.
ЗИЛы были оборудованы правительственной связью, и из машины абонент мог соединиться с любой точкой планеты, где был советский аппарат ВЧ-связи или обычный телефонный. Хотя связь была и защищена от подслушивания, американское Агентство национальной безопасности, занимающееся расшифровкой разговоров по всему миру, добралось, видимо, и до кодированных телефонных сигналов, идущих из ЗИЛов. С «чайками» это было сделать еще проще, поскольку в них устанавливались обычные радиотелефоны.
