Чертово колесо - Гиголашвили Михаил (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗
— Очень может быть, — наставительно отвечала Ната. Но ей тоже не улыбалось сидеть на уроках кройки и шитья (кто сейчас шьет или штопает?! Готовое покупают, а негодное выбрасывают). — Быстрей! Завуч около учительской бродит! На алгебру обязательно вернемся.
— Да, да, будь она трижды проклята!
Они добежали до дома, юркнули в подвал и стали пробираться под гулкими сводами к «бару». В опасных местах Гоглик подавал руку Нате и пару раз даже нечаянно-случайно касался ее всем телом, отчего сам вздрагивал сильнее, чем она.
— Чего тут только не навалили! — ругался он с екающим сердцем (слова заплетались во рту).
— Такие, как ты, и набросали, — отзывалась Ната, спотыкаясь, хватая его за руку и чувствуя, как у нее отчего-то подгибаются коленки и горят уши.
В своем закутке они уселись на старое сиденье от «Жигулей». Гоглик деловито занялся распаковкой и раскладкой коржиков и «язычков», а Ната взяла рукопись.
«Бес долго кружил над Варанаси, среди двойников и разной мелкой летучей нечисти. Он с удивлением и страхом смотрел вниз — такого большого скопища он еще не видел. Даже высоко над городом были слышны рев скота, вопли разносчиков, лай собак, стук молотков, шум толпы в кривых улочках. Дворцы, сады, аллеи. Блестящие пятна водоемов и прудов. Блики солнца на стенах. Сверкают блюда и кувшины. Ковры на балконах. Покрыты позолотой опрокинутые ступы храмов. Видно, тут много золота…
Но надо быстрее искать базар. Там можно найти одного из этих заносчивых зазнаек-знахарей, обитающих всегда где-нибудь там, где больше заразы, которую они время от времени сами же и насылают на людей, чтобы поживиться их деньгами и добром. Надо раздобыть травы и вылечить крыло.
Возле какого-то базара бес спустился вниз и стал озираться.
Рыбаки несут на прутьях рыбин и осьминогов с обвисшими щупальцами. Тащат на головах корзины, полные крабов, только клешни торчат над бортами. Горки фруктов и овощей. Рядом с торговцами лежат их двойники, поглядывая, как бы чего не украли. В клетках продают птицу. Тут же голые кули-носильщики ворочают тюки с шерстью. Торговки катят бочонки с пряностями. Брадобрей скоблит чей-то сверкающий череп. Снуют шайки базарных демонов, калек и псов.
Вот лекарка с хитрющими глазами. Сыпля прибаутками, натирает мазью больного. Бес хотел заглянуть в ее мешочки, но она подняла такой шум, что он раздумал связываться с ней. Всем известно, что лекарки и ворожеи хуже ведьм — заморочат башку, обольют кипятком или ожгут огнем, что рад не будешь.
Пошлявшись по базару, он увязался за горбатым стариком, собиравшим в тележку навоз. Его много — всюду стояли, бродили, возлежали коровы. Бес пару раз ткнул их в толстые вымена, но коровы только тупо-удивленно посмотрели на него. А здешние злыдни, выглядывая из-за мусорной кучи, где играли в кости, что-то угрожающе прокричали ему. Старик свозил навоз в угол к каким-то оборванцам, каждый раз криком предупреждая:
— А ну, в сторону! — но оборванцы, раскладывая навоз для просушки, весело болтали между собой, не обращали на старика особого внимания, хотя и не приближались к нему, хорошо помня, что им, париям, запрещено прикасаться к другим людям, даже к таким, как этот старик.
Недалеко от парий лежали курильщики опия. Бес подполз к ним, стал жадно вдыхать сладко-терпкий плотный дым. Потом откинулся на спину и принялся ерзать в пыли. Привыкшие не верить своим глазам, курильщики все-таки удивленно пялились на землю и с бормотаньем тыкали трубками в клубочки вьющейся без ветра пыли. Бес посбивал с трубок тлеющий опий. Это изумило курильщиков еще больше. Ругаясь сквозь зубы, они вложили новые кусочки, запалили их кресалом, стали тянуть дым, испуганно оглядываясь и шушукаясь.
А бес опять посбивал опий с трубок, да столь ловко, что кусочки улетели к париям в навоз, откуда брать их не решались даже такие конченые люди, как курильщики опия, о которых Черный Пастырь говорил, что у них вместо души — дым, а вместо мозгов — пепел, что они путают день и ночь, от мира им нужен лишь сок сонного цветка, а взамен они отдают миру пустой дым — добычу ленивых духов, которые только и знают, что парить над кострами и воровать фимиам у храмовых голубей. Духи дыма — первые и последние друзья курильщика. Да вот и они!.. Сидят на дощатой перегородке, подобно воронью, дремлют, не замечая ничего кругом.
Но бесу уже надоело тут торчать. Он выхватил у курильщиков последний кусок опия и швырнул его через забор, к париям, в бочку с коровьей мочой. Последний кусок потерять нельзя, поэтому самый молодой курильщик с руганью полез в бочку и начал вылавливать опий. Но моча была густа, как желтая сметана, бочонок глубок, а опий — темен и прыток: нырнул на дно и был таков!.. Засунув руку по плечо в мочу, он шарил там до тех пор, пока бочка не перевернулась. Другие курильщики с бранью отползли подальше.
Парии похватали бамбуковые палки, стали издали кричать на опийщика:
— Убирайся отсюда! Бочку мочи разлил! Целый день священный дар собирали! — но тот продолжал в исступлении шарить руками в нечистотах, разлитых по земле.
Бес бросил их, ушел в базарные ряды и сразу наткнулся на последние дыхания двух куриц, умиравших вверх ногами на перекладине. За курицами стояли клетки с гусями и утками. Когда продавец рубил им головы, то их острые и беспокойные дыхания сами влетали в пасть и пучили брюхо, отчего бес икал и отрыгивал. Зудящее крыло не давало покоя.
За клетками шла стройка — в Глиняном ряду чинили крышу. Смачно хрустели пилы, часто били молотки. Около гончарного круга бес замер, будто что-то припоминая, но тут же со злобой шарахнулся прочь, перевернув глиняного Будду и разбудив двойников, спящих возле готовых плошек.
Невдалеке от кумирни толпились люди, глазели куда-то под навес, где в плетеном кресле сидела мумия в желтой тоге. Перед ней на столе дымился в пиале чай и лежал темный свиток. Бритый наголо крепыш ходил по кругу со звенящей кружкой, приговаривая:
— Мумия святого ламы прибыла вчера в ваш вечный город, где Будда прочел свою первую проповедь! Первый город, главный бог!
Оказалось, что эта мумия из Тибета уже пять веков днями сидит спокойно и тихо, зато ночами разворачивает и сворачивает свиток. И святой чай никогда не иссякает в пиале, иногда даже вскипает и переливается через край, и тогда мумия стонет, как от ожога.
Народ громко удивлялся, поглядывал на мумию с разных сторон и за отдельную плату с опаской подходил целовать край желтой тоги. Никто не спрашивал, что написано в свитке. На вопрос базарного мальчишки, что сейчас делает мумия, лама-крепыш серьезно ответил:
— Спит. Она устала. Ночью много читала. Шустрый мальчишка не унимался:
— А если ее ущипнуть или облить чаем, она проснется? Но взрослые стали гнать весельчака, а крепыш так зазвенел над ним кружкой, что мальчишка, заткнув уши, бросился бежать. Бес хотел кинуться за ним и покусать за пятки, но его привлек особый сладковатый дым, шедший из кумирни. Он подобрался к ее закоптелым стенам.
— Чадище-ще! Что это? — спросил он у местных демонов, которые под стеной обсасывали внутренности из корыта.
Они хмуро уставились на него:
— Покойников жарят, что еще!
А один из них, ушастый вожак, хорошенько всмотревшись в него, произнес:
— Э, да ты чужак?
— Не ваше дело-ло, — отрезал бес.
— Тебе чего тут нужно, лоло рогатое? Потрохов захотел? Убирайся прочь, это наше место!
— Знахаря мне.
Вожак презрительно указал хвостом на ограду:
— Там ищи. Тут нету. Тут знахари не нужны… Тут наше место. Конец и потроха. А знахаря лавка вон, за загородкой. Сердитый стал — с нами знаться не хочет, а раньше часто звал на угощенье…
— Вчера к нему опять Светлый приходил! — льстиво напомнил маленький дьяволенок, следя за вожаком блестящими глазками.
— Да, повадился… — милостиво поддакнул ушастый вожак и захватил из корыта полную пригоршню кишок.
— Какой Светлый? — переспросил бес.
— Такой же чужак, как ты. Все его Светлым зовут. Крепкий, как медведь. Ходит тут, высматривает, вынюхивает, — сообщил вожак, с чавканьем перекусывая кишки. — Зевак собирает и всякую чушь им порет. А мы воруем, пока они слушают… Говорит, что может бесов спасать, превращать в ангелов или людей. Это нас-то!.. В ангелов!.. А ну, отойди от корыта! Чего мордой лезешь? — вдруг окрысился он.
