Обитель любви - Брискин Жаклин (книги txt) 📗

— Дурачок, — ответила она. — Ничем ты мне не поможешь. И говорить тоже ни с кем не нужно.

Она накинула на худые плечи соболью накидку в ожидании, когда шофер откроет перед ней дверцу. Толпа снаружи взревела.

— Капитан Кингдон! Кингдон Вэнс! Кингдон Вэнс! Небесная парочка! Лайя и Кингдон!

Лайя позволила ему взять себя под руку. Свободной рукой Кингдон приветствовал поклонников. До сих пор Лайя еще ни разу не отказывалась от его помощи. Он не знал, что этот ее отказ не даст ему покоя.

Надо было раньше догадаться, что тут что-то не так.

В апреле «Римини продакшнз» приступила к съемкам фильма об американском летчике, который сражается против Панчо Вильи [34]. Съемочная группа и актеры выехали на съемки в Мексику. Кингдон страшно скучал по Тессе.

На пятый день съемок он глянул в зеркало и не узнал себя: худое, костлявое лицо с темными впадинами на месте глаз. Он вдруг осознал, что снимается уже несколько месяцев подряд, подразумевая под этим, что ни разу не напивался с того декабрьского утра, когда встретился с Тессой на летном поле «Зефир-Филд» и угнал один из самолетов компании.

К дому Тессы он подъехал около часу дня. Распахнув парадную дверь, крикнул:

— Тесса!

Никакого ответа. Убравшись утром в доме, Лупа ушла к себе. Глухая служанка не реагировала на телефонные звонки и стук в дверь. Кингдон прошелся по пустым холодным комнатам. Наверно, Тесса завтракает у матери. Он редко входил в ее кабинет, но в отсутствие Тессы именно там можно было мысленно приблизиться к ней. Он спустился по четырем узким ступенькам, ведущим в кабинет, и присел на кожаный диван. На подлокотнике лежала стопка бумаги. Он посмотрел на верхний листок: страница 324. Она ни разу не показывала ему свой роман. Чувствуя себя шпионом, он читал: «Семерых малышей из своей группы, которые видели в жизни так мало ласки, Анна любила больше других. Например, проказливую бывшую беспризорницу с тусклыми темными волосами и кокетливым прозвищем Мими. Мими было всего четыре года, но с ее губ частенько срывались такие ругательства, которые Анна в свои двадцать пять слышала впервые. Эти семеро спали в широком коридоре. Только полотняная больничная ширма отделяла Анну от ее подопечных, что, в сущности, лишало ее личной жизни. Но Анна не жаловалась. Почти каждую ночь она внезапно просыпалась и видела перед собой Мими, которая молча стояла у ее постели. Анна вставала, меняла малышке мокрое белье, а потом — хотя это строжайше воспрещалось правилами приюта — брала ребенка к себе в постель. Вскоре девчушка, согретая теплом Анны, переставала дрожать своим худеньким тельцем и засыпала. В такие минуты Анна находилась на вершине блаженства. Она думала о Руперте и представляла себе, что Мими — их с Рупертом ребенок. «Ты наша дочка, — думала Анна. — И я люблю тебя, потому что...»

На этом фраза обрывалась.

Задумчиво нахмурившись, Кингдон перечитал страницу. Затем подошел к длинному письменному столу Тессы. На нем лежали папки, отдельная для каждой главы. ГЛАВА ПЕРВАЯ, ГЛАВА ВТОРАЯ... И так вплоть до шестнадцатой.

Он с головой ушел в чтение, когда вдруг услышал, как хлопнула дверь.

Тесса, должно быть, узнала машину Текса, которую Кингдон позаимствовал, прилетев из Мексики на «Зефир-Филд». К тому же долговязый друг Кингдона был единственным гостем в этом доме. Поэтому она позвала:

— Текс?

— Это я, — откликнулся Кингдон.

Она подошла к узкой с разноцветными стеклами дверце кабинета. На ней была круглая шляпка сливового цвета, вязаное платье и нитка жемчуга на шее... В таком роскошном наряде вид у Тессы был просто неприступный. Она посмотрела на Кингдона, потом перевела взгляд на папки на столе. Наступила долгая пауза, которую она наконец прервала:

— Я думала, ты еще в Тигуане.

— Верно, — ответил он. — Но я угнал самолет и сбежал оттуда.

— А мы с мамой завтракали в клубе. Хочешь перекусить?

— Нет, спасибо. — Он взял со стола одну из папок. Двенадцатая глава. Она покраснела. — Сердишься на меня за то, что я прочитал?

Она не ответила.

— Мне нравится. Написано очень хорошо. По сравнению с «Летчиком». Я даже удивился разнице, если хочешь знать. Сразу видно, что это нечто иное. — Он помолчал, потом спросил: — Анна — это ты?

— Кое в чем, — тихо ответила она.

— А что будет в конце? Она удочерит малышку?

Тесса прикусила губу.

— Да.

— Значит, ты беременна?

— Я... я не уверена. Но похоже, уже поздно.

Он почувствовал, что покрывается испариной.

— Мы же договорились, что эту проблему ты берешь на себя. Что не допустишь этого. Ты же предохранялась. — Его слова хлестали ее, словно бичом. — Ты это нарочно подстроила!

— Неправда!

Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

— У студии есть место, куда на пару дней ложатся актрисы, попавшие в подобную переделку.

— Ни в какую переделку я не попала.

— Но ты же сама сказала, что уже поздно?

— Ни в какую переделку я не попала! — упрямо повторила она.

«Она хочет ребенка, — подумал он, и его охватил ужас. Холодный пот выступил на лбу. Его бил озноб. — Нет! Я не позволю! Нет! Никогда! Ее надо остановить».

— Я знаю, что ты не собираешься уходить от Лайи, — прошептала она.

— Первые разумные слова от тебя за этот день! Так. Ничего, мы все устроим...

— Прошу тебя, Кингдон... Не надо...

— Как это «не надо»?! — Он отыскал на столе ручку и листок бумаги. — Так. Доктор Кеннет Грин. У него своя клиника. В Аркадии. Телефон 2-3-2. — Перо отчаянно скрипело по бумаге. — Это хороший врач. Работает чисто. Лайя пользовалась его услугами.

— Но ведь эта операция... Твоя вера ее не допускает! Не так ли? — тихо спросила Тесса.

В ушах у него стоял такой шум, что он еле ее расслышал.

— Я верю сейчас только вот в это. — Он ткнул в адрес доктора Грина.

— Я не могу...

— Да в этом нет ничего страшного, сестричка! Я отвезу тебя туда и оплачу все расходы. Тебе нужно только согласиться. — Жестокость собственных слов только усилила его страх.

— Нет, — прошептала она.

— У тебя есть другой выход? Словом, когда все закончится, я приеду к тебе. Позвони мне после операции.

На ее лице отразилась такая боль, что он не посмел приблизиться к ней. Поэтому вышел через дверь, которая вела в сад, и обогнул дом, направляясь к машине. Он с грохотом пронесся по тихой улочке и свернул у отеля «Беверли-Хиллс» на петлявшую среди холмов дорогу. Отвращение к самому себе и к случившемуся жгло его огнем, точно пламя горящего «ньюпора» в бою над Фэран-Тарденуа. Он вспомнил, как наказала его мать в детстве, застав с соседской девчонкой за конюшней. Вспомнил, как отхлестала его, узнав, что он ходил к проститутке. «Господи... Ты ловко это со мной провернул, сволочь! Заставил полюбить сестру и сделал так, что я не смогу принять плод нашей любви». Кингдон больше всего ненавидел себя. Потом Бога. Потом Тессу.

— Ноги моей больше у нее не будет! — вслух поклялся он. — До тех пор, пока она не согласится пойти на прием к Грину.

Он ударил крыло машины Текса о стену Орлиного Гнезда. Пошарив в баре, отыскал три бутылки приторно-сладкого кубинского рома.

Лайя нашла его храпевшим на массажном столе в ванной из черного мрамора.

Когда приехал Римини, Кингдон уже сидел в гостиной в халате с вышитыми инициалами и пил кофе, держа чашку дрожащими руками. Римини встал перед ним, широко расставив толстые ноги на восточном ковре.

— Я без предисловий, Кингдон. Из-за тебя задерживались съемки и на других картинах. Ты улетаешь порезвиться, и съемочной группе остается только резаться в мексиканский покер. Дело не только в деньгах. Дело в банкирах с восточного побережья. Они живут в Нью-Йорке, где климат прохладнее. До них доходят слухи о твоих пьянках и драках, в которые ты ввязываешься. Они ничего не понимают. И им от этого становится зябко.