Любовь на Бродвее - Марти Беверли (книга жизни txt) 📗
Ей еще не было и десяти, когда она встретила в книге слово «подхалимство» и отыскала его значение. После этого она всегда думала о своих родителях и о дедушках как о подхалимах, но любила их так же крепко, как они ее. Дом на Уолнат-стрит был теплым, безопасным убежищем, местом, где царили смех и юмор, несмотря на пустяковые ссоры на почве этнических разногласий и бесконечных благодеяний Майера и. Рози. Рози стала, как и ее муж, ярым борцом за права угнетенных, что было совсем нетрудно во время тяжкой депрессии тридцатых годов.
В начале этого рокового десятилетия Кейны заигрывали с коммунистическим союзом молодежи. Но затем Рози заявила, что она не доверяет лидеру ячейки, чьи митинги они посещали.
— У него сомнительные взгляды, — утверждала она.
Майер не был уверен в этом, но ему тоже не нравились многие члены союза. Он даже прочитал Маркса, но не согласился со многими его доктринами.
— Это учение ведет к увяданию бизнеса, — сказал он жене. — Не думаю, что оно может быть где-нибудь реализовано.
Поэтому Кейны перестали посещать митинги. В их жизни появилась некая пустота, пока Франклин Рузвельт не объявил в 1931 году, что будет баллотироваться в президенты.
— Наконец-то появился парень, который сможет сделать что-то, — сказал Майер.
К ним на Уолнат-стрит приходили порознь на обед Уолтер Рюзер и Джон Люис. Джаффи знала, что они были большими людьми, пытающимися помочь рабочим, и рассказывала всем в школе об их визитах. Она также подбила четвертый и пятый классы написать письмо президенту Рузвельту в поддержку его «Нового курса» и обращение ко всем гражданам Америки «быть честными».
Однако, когда в мае 1938 года в мир Джаффи, увлекающейся плакатами, маршами и отправкой по почте всевозможных открыток с призывами к добру и справедливости, ворвалась статья из газеты «Геральд», девочка оказалась беззащитной. Так в одиннадцать лет все иллюзии Джаффи Кейн рассеялись.
Кейны не выписывали «Геральд». Это была газета правых республиканцев, бостонской аристократии. Она была в оппозиции к Франклину Делано Рузвельту в 1932 — 1936 годах. Обычно по пути из школы домой Джаффи проходила мимо газетного стенда. В этот роковой день она увидела в «Геральд» портреты своих дедушек.
Они занимали четверть первой полосы последнего выпуска. Оба были в наручниках, а сверху жирными черными буквами было написано: УДАР ПО ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ.
Джаффи застыла на месте, не веря своим глазам, затем пошарила в кармане, достала пятицентовую монету и купила газету. Она читала ее всю дорогу до Уолнат-стрит. «Бенджамину Кейну из Челси и Дино Салиателли из Бостона решением большого жюри предъявлено обвинение в организации нелегальной лотереи и содержании домов с плохой репутацией». Джаффи не поняла, что означает последнее, но у нее не было времени ломать над этим голову. Следующая заметка касалась ее родителей.
«Наш репортер узнал, что союз между двумя гангстерами был заключен приблизительно двенадцать лет назад, в то самое время, когда сын Кейна Майер женился на Розе, дочери Салиателли. Майер Кейн является адвокатом и, как утверждают, давал юридические советы своему отцу и тестю, но ему пока не предъявлены какие-либо обвинения…»
Свернув на Уолнат-стрит, Джаффи бросилась бегом.
Она промчалась по дорожке в дом и ворвалась в офис отца. Мисс Кохен, секретарша, отсутствовала. Ее полированный стол был пуст, как бывало по воскресеньям и во время праздников, когда она не работала. Дверь в кабинет Майера была закрыта. Джаффи подбежала к ней и повернула ручку, но дверь оказалась запертой.
— Папа! — Она колотила в дверь, но ответа не было. — Папа, ты здесь? Никто не отвечал. Джаффи бросилась вверх по лестнице. В жилых комнатах тоже никого не было. Ни одного члена комитета, который бы заполнял конверты или готовил плакаты на демонстрацию. — Мама!
Мама, где ты?
Дом был пустым. Джаффи всего несколько раз, в жизни возвращалась в пустой дом. Она побежала на кухню. Мама должна быть на кухне. Но ее там не оказалось. На столе стояла тарелка с печеньем и лежала записка: «Дорогая, папа и я вынуждены уйти. Мы будем отсутствовать до ужина. Пей молоко с печеньем и будь хорошей девочкой. Вернемся до темноты».
Джаффи не хотелось есть. Она села за стол, отодвинула тарелку с печеньем, развернула газету и перечитала статью. Ее снова охватил ужас. Как могли они распространять такую ложь про ее дедушек и отца? Как могли напечатать эту чушь? Они не имели права. Папа, наверное, пошел в редакцию, чтобы призвать их к ответу, а мама и мисс Кохен вместе с ним. Рассудив так, Джаффи почувствовала себя немного лучше и протянула руку к печенью.
В начале восьмого, когда солнце уже начало садиться, Джаффи услышала, как открылась входная дверь. Она бросилась к лестнице. Мама была уже на полпути к ней, а за ней следовал папа. Они были только вдвоем.
— А где же остальные? — спросила она. — Где дедушки?
— Их нет, дорогая, — тихо сказала Рози. — Почему ты решила, что они должны прийти? — Она поднялась на площадку и обняла дочь, но Джаффи напряглась и отстранилась от нее.
— Я читала газету, — выпалила она. — Я увидела ее по дороге из школы. Затем повернулась к отцу, который все еще молчал. — Я надеялась, что ты пойдешь и заберешь дедушек из тюрьмы, а потом призовешь газету к ответу за клевету на нас. Ты сделал это?
Майер открыл было рот, но не произнес ни звука.
Затем Рози попыталась снова:
— Я думаю, нам надо поговорить. Есть вещи, которые трудно понять а одиннадцать лет…
Джаффи прервала ее криком, подняв голову вверх и глядя прямо в такие же, как у нее, фиолетовые глаза Рози:
— Где мои дедушки? Где они?
Мать не могла сказать, что они в тюрьме. Она хотела рассказать правду, но не в состоянии была произнести слово «тюрьма».
— Их задержала полиция. Папа собирается пойти и забрать их, как ты и предполагала. Конечно, папа пойдет за ними.
Девочка повернулась к отцу, освобождаясь от объятий Рози:
— Ты можешь внести залог. Ты всегда так делал, когда кто-то безвинно попадал в тюрьму. Я слышала, как ты говорил об этом миллион раз.
На какое-то мгновение Майер пожалел, что его дочь такая смышленая и что они с самого начала часто посвящали ее в свои разговоры. Теперь ему ничего не оставалось делать, как сказать правду. Или по крайней мере часть правды. Она была слишком умна.
— Судья отказался от залога.
— Почему? Почему судья такой вредный? — Джаффи выкрикивала слова, словно нанося удары прямо в лицо. — И почему они так говорят о моих дедушках? Их обвиняют в организации подпольной лотереи и… — она не могла вспомнить слова про дома, — и в прочей незаконной деятельности. Это правда?
Рози и Майер посмотрели друг на друга, молча размышляя. В конце концов оба поняли, что должны быть принципиальными и рассказать о компромиссе, с которым мирились все эти годы. Они не могли лгать Джаффи. Гораздо проще было скрыть некоторые факты.
— В общем, это правда, — сказал Майер. — Но…
Джаффи уже не слушала дальнейших объяснений.
Она выбежала из комнаты, взлетела вверх по лестнице в свою спальню и закрыла дверь.
На следующий день она не пошла в школу. Три недели спустя учебный год закончился, и Джаффи Кейн не присутствовала на торжественном собрании по этому случаю. Никто не удивился, потому что все газеты были полны статей о ее дедушках и отце. О них сообщали даже по радио в шестичасовых новостях.
Повседневная жизнь Кейнов снова стала походить на нормальную, однако в дом к ним больше никто не приходил. Многие друзья по комитету исчезли, словно снег летом. Одна мисс Кохен приходила на работу каждый день и сидела за столом с покрасневшими глазами и плотно сжатыми губами. Ее преданность мистеру Кейну, по-видимому, не уменьшилась в связи с последними событиями. Джаффи смутно помнила, что видела пару раз, как дед останавливался и разговаривал с мисс Кохен, называя ее старым другом. Вот почему Джаффи ничуть не удивилась, когда однажды мисс Кохен постучалась в ее дверь.
