Семейщина - Чернев Илья (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Успокойтесь, — поднял изумленно брови городской уполномоченный. — Я разъясню вам сейчас… Народное собрание второго созыва собирается на днях и на самый короткий срок — для того лишь, чтоб заслушать наказы рабочих и крестьян об упразднении самостоятельной Дальневосточной республики, избрать советский орган власти. И в этих условиях, — приезжий смерил Покалю глазами, — вовсе несущественно говорить о конституции. Ведь она прекратит свое действие вместе с народным собранием, будет заменена советской конституцией. Я думаю, собрание будет заседать день, самое большее — два. И стоит ли поэтому говорить сейчас о нарушении конституции, которая находится при смерти согласно нашей же воле? — Он улыбнулся углами губ.
Вокруг председательского стола зашелестел смех и кругами, как по воде, расплылся по всей сборне. Но Покаля не хотел сдаваться:
— Кто же сказал, что собрание упразднит? Кто это может ведать?! Если бы депутатов в тайности, тогда бы… поглядели еще…
— А наказ? — снова улыбнулся уполномоченный. — Какой бы депутат ни поехал, он не сможет идти против воли большинства крестьян и рабочих. Вот поэтому-то, я говорю, и несущественно: тайно или открыто… Конечно, если выбрать жулика, он может спрятать наказ глубоко в карман, никому не показать его в Чите. Но много ли таких депутатов смогло бы приехать туда, как вы думаете?..
И опять рассыпался хохоток кругами — от стены к стене — на этот раз более громкий, неприкрыто насмешливый. Покаля понял, что он провалился, и стал пятиться, в смешках и толчках, обратно в сенцы.
«Выскочил тоже… дернула нелегкая!» — поморщился Дементей Иваныч: поражение Покали он переживал как собственный свой позор.
Покаля пробился сквозь людское месиво к Астахе и зло зашептал тому на ухо:
— Сегодня в ночь… беспременно… Астаха зябко передернул плечами:
— Не, никак!.. Пока этот городской не уметется… — Он испуганно выкатил глаза. — И зачем ты сунулся?.. Живая улика! Не будь этого, еще б ничего…
Покаля должен был признаться себе, что Астаха прав, что ни к чему совать голову в петлю. С досады он густо крякнул. В сборне между тем шли уже выборы. Со всех сторон кричали:
— Егора Терентьича!
— Епиху!
— Мартьяна Яковлева!
«Отъездили мы в депутатах. Навсегда, видать, отъездили», — подумал Дементей Иваныч и стал проталкиваться на крыльцо.
В дверях он оглянулся — снова цветут ладоши над кудлатыми головами.
— Кого это? — спросил он соседа.
— Егора Терентьева, Солодушонка…
Приостановившегося на минуту Дементея Иваныча уже подпирали в спину, народ сплошным валом двинулся к выходу.
7
Дней через десяток после отъезда Егора Терентьевича в Читу смотритель Афанасий Васильевич получил пачку газет с крупными новостями. За последнее время председатель Алдоха, через учителя, частенько брал газеты к себе в сборню, но к смотрителю был вхож и Астаха. Поэтому важные те новости в тот же день стали известны всей деревне.
Но так ли уж они неожиданны, эти новости, после недавнего схода, на котором сами же мужики потребовали уничтожить буфер? И все же, развернув газету «Дальневосточный путь», учитель так и загорелся радостью…
В горнице Ипата Ипатыча, пастыря, напротив, не было и не могло быть радости — сплошное уныние… Водя пальцем по газетным строкам, Астаха натолкнулся на самое важное: газета сообщала о конце ДВР и самороспуске народного собрания.
— Д-ды, хрипло засмеялся Амос Власьич, — Егор Солодушонок, значится, выбирал себя, чтоб тот же раз себя и распустить! Довольный своим острословием, начетчик расхохотался.
— Он так и говорил, комиссар-то — вставил сумрачно Покаля. День, два… Им все наперед известно.
— Что там еще? — позевнув, спросил Ипат Ипатыч. Астаха проворно зашелестел газетами:
— Вот! На том же заседании избран дальневосточный ревком… фамилии всё незнакомые. «Бывшая республика»… — Он отложил газету, взял другую.
— Живо, однако, все у них делается, — ехидно вставил Покаля, — уже бывшая!.. Была республика — и будто корова языком слизнула.
— Погодь! — сказал Астаха. — Вот! «Дальревком будет принимать все меры к окончательному изгнанию интервентов и белогвардейщины…»
— Значится, не начисто большаки разделались… Копошатся наши кой-где? — взметнул мшистыми бровями начетчик Амос.
— Пустое! — упавшим голосом сказал Ипат Ипатыч. — Все теперь пустое… копошатся далеко. Это большевикам уже не помеха. Нечего тешить себя понапрасну, зря, выходит, слали Потемкину деньги на крест командующему генералу Дитерихсу. Послал ему Потемкин наш восьмиконечный, старой веры крест, с золоченой надписью: «Сим победиши…» Да вот… не пособил господь! Не принял, видать, нашей жертвы… Нам теперь не туда, не за моря глядеть, а себе под ноги. Здесь, у себя, землю под злодеями выкапывать…
— Да, да! — загорячился Покаля. — Ночей не спать… Всюду, везде лезть… к ним в самое нутро… В сердце их змеей ужалить… Я винюсь, Ипатыч, перед тобою: верное твое слово — пулей их, пулей! И этак, и так…
— То-то! — победно усмехнулся Ипат Ипатыч. — Не послушались тогда меня… не то бы сейчас было…
— А что же могло быть? — зло брякнул рассерженный Покаля.
— Будет вам! — оторвался от газетного листа Астаха. — Вот интересно… «Дальревком объявляет сохранение свободного золотого обращения». — Он торжественно поднял кверху указательный палец.
— Это насчет денег? — спросил Амос Власьич. — Не обманул, значит, комиссар…
— Боятся пока!.. А потом все золото и серебро соберут да в Москву свезут… Нашли дураков! — снова загорячился Покаля. — Верь им!..
— Что на тебя сегодня наехало, никак дочитать новостей не дашь, — фыркнул Астаха. — Вот счас кончу… — Он опять склонился к газетному листу.
Покаля нервно поднялся, заходил по горнице.
— Ну, что читать? — завопил он вдруг. — Что? Что я вас спрашиваю?.. «Объявить нераздельной» — да им это только и дайся! Комедь!.. Это и без газеты, без ихнего писания дурак поймет!
— Что с тобой? Какой-то ты сегодня, Петруха Федосеич… ровно не в себе? — удивился начетчик злой Покалиной ярости.
— Не в себе! Будешь не в себе! Ума решишься! — закричал Покаля. — Да что вы, не слышали, что ли?!
— Что? — побледнел Ипат Ипатыч. Покаля вплотную подошел к пастырю:
— А то! Прибежал из города к Бутырину младший сын… Полный разор Потемкину… все большие дома, все мельницы у него забрали… только никчемное оставили… оголили до пупа!
— Как? Потемкина?
— Подчистую!
— А купцов? — враз спросили осипшими голосами Ипат, Амос и Астаха.
— Большим — всем разор! Вот тебе и экономическая политика.
— Лавку надо закрывать, — засуетился Астаха. — К Бутырину сбегаю…
— Погоди, — остановил его Покаля. — Малых-то, кажись, не трогают. Бутырин пока торгует, и ты, ежели желаешь, торгуй…
— Еще какие новости в городе? — притворяясь спокойным, спросил Ипат Ипатыч.
— Да вот, говорит, братским отдельную власть дадут, — автономия, по-ихнему… Теперь и эти нас подожмут своей антихристовой властью. Что будем делать? — взвыл вдруг Покаля страшным голосом.
Ипат Ипатыч встал с лавки, выпрямился во весь свой рост, положил Покале руку на плечо, сказал тихо, но твердо:
— А то и делать, Петруха Федосеич, что задумали… Сами не спасемся, никто нас спасать не станет…
— Все ли у тебя, Петруха, готово? — шепнул начетчик.
— Все, все! Мы еще не побиты… не побиты! — направляясь к дверям, горячим шепотом ответил Покаля.
Вслед за ним в темь проулка из Ипатовой горницы поодиночке выползли остальные…
Этим же вечером окна сборни долго светились сквозь закрытые ставни, там было много народу, учитель шелестел газетами, размахивал руками… В сборне тоже шло обсуждение деклараций, постановлений, телеграмм и приказов.
По распоряжению председателя подслеповатый Фаддей полез на крышу, кряхтя добрался до флага и ножом отпорол с красного полотнища синий нашитый квадрат с белыми буквочками ДВР, — просто этак, не торопясь, тихо, безо всякого шуму.
