Цветы и железо - Курчавов Иван Федорович (книги полностью TXT) 📗
Захотелось поскорее узнать, что происходит там, в Шелонске. Если не знают здесь — поторопить, чтобы ускорили налаживание контакта партизан с Сашком и Таней, нельзя же оставлять людей на произвол судьбы.
А дождь шел все сильнее и сильнее. Но Поленову не хотелось покидать этот выгодный перекресток: авось покажется какая-либо машина.
Из-за лесной опушки заковылял газик-вездеход. «Не возьмут на легковую, — подумал Никита Иванович, — маломестный он!» И все же поднял руку. Машина остановилась. Четыре человека сидели в ней — двое плотных, приземистых, двое помельче ростом и полегче весом. Нет, не возьмут его!..
— В чем дело? — недружелюбно спросил командир, знаки различия которого Никита Иванович никак не мог разобрать через мутное стекло.
— Подъехать надо, да теперь вижу — не возьмете.
— Нет. И мест нет, и посторонних не берем.
Машина пахнула на Поленова едким дымом и пошла дальше. Но не прошла она и двухсот метров, как резко затормозила и остановилась.
— Старик! Иди сюда! — услышал Никита Иванович властный голос.
Он догнал машину. Из нее вышел плотный мужчина с четырьмя зелеными прямоугольниками в зеленых петлицах шинели. «Полковник!» — догадался Поленов и обрадовался, хотя это был и не его полковник.
— Куда собрался ехать, старина? — спросил офицер.
Никита Иванович оглянулся и, как будто его могли услышать, ответил приглушенно:
— Мне нужно в разведотдел штаба фронта, товарищ полковник! Очень нужно!
Быстрый взгляд метнулся по фигуре неказистого мужичка в заношенном пальтишке и в стоптанных, грязных сапогах, с большим мешком за плечами. Офицер сказал одно лишь слово: «Садись!» Никита Иванович поблагодарил и влез в машину, мешок он взял на колени.
Ехали молча. Долгое молчание нарушил полковник. Спросил дружелюбным тоном:
— С т о й стороны, старик? — И кивнул головой туда, где гремели пушки.
— С той, товарищ полковник.
— Понятно, старик.
Больше его ни о чем не расспрашивали. Но Никита Иванович заметил, что все смотрели на него теперь с сочувствием и уважением.
Как приятно и радостно было переступать порог знакомого дома! Ничто не изменилось в нем и вокруг него: тот же частокол под окнами, так же синеют наличники, тот же петушок вертится на стропилах, показывая направление ветра. И тот же полковник. Даже карта кажется той же, что висела в прошлом году. А возможно, и та: этот фронт не приходил в движение, ничего не изменилось за это время.
— Здравия желаю, товарищ полковник! — сказал Никита Иванович, поднося руку к шапке.
— Здравствуйте, — спокойно сказал полковник. — Вы ко мне?
— К вам… Вы разве не узнаете меня? — не без удивления спросил Поленов.
Полковник подошел ближе, пристально взглянул на вошедшего через толстые стекла очков.
— Никита Иванович? Приветствую, дорогой! — он обхватил его сильной рукой за шею и обнял. — Что случилось? Какими путями? Что-нибудь непредвиденное?
— Я все расскажу, товарищ полковник. Там, на улице, машина стоит. Полковник просил вас выйти на минутку, он что-то хочет сказать вам.
Вернулся он через несколько минут.
— Садитесь, пожалуйста, Никита Иванович, — пригласил полковник. — Вы были таким молодцом все время!.. Рассказывайте, что там могло случиться? Где Таня?
Поленов, прежде чем садиться, вынул из мешка пять пачек сторублевок, большую помятую карту, переданную солдатом Отто Калачникову, перочинным ножом разрезал воротник пальто и извлек, к немалому удивлению полковника, ампулу с ядом. Полковник смотрел на него непонимающим взглядом.
— Случилось это неожиданно и против моей воли, товарищ полковник! — сказал Никита Иванович, — Разрешите по порядку?
— Пожалуйста, пожалуйста, Никита Иванович! — полковник кивнул головой.
Обо всем поведал Поленов: и как вызывал его Мизель, как встретил, какое предложение сделал, какой наделил легендой, какое задание он получил от штурмбаннфюрера, как готовился к полету и как совершил этот полет, где приземлился и как добирался до штаба, где теперь Таня. Полковник лишь уточнял кое-какие детали. А когда Никита Иванович рассказал до конца, полковник заулыбался и спросил:
— Значит, полет через линию фронта совершился сегодня?
— Сегодня.
— Самолет вы покинули часа в два ночи?
— В два пятнадцать, товарищ полковник.
— А остальные полетели дальше?
— Да. Два и два. Никакого контакта у меня с ними не было. Посадили в темный самолет, я их даже в лицо не видел.
— Понятно. Одну минуточку.
Полковник стал крутить ручку полевого телефона. Сначала Никита Иванович услышал голос девушки, потом густой бас.
— Товарищ генерал, — начал полковник. — Да, да, я. Пока все идет нормально. Если разрешите, я доложу позднее, часа через два. Слушаюсь! — он положил трубку, взглянул на Поленова и спросил: — Завтракали?
— Нет. Но потерплю.
— Выдержите?
— Выдержу.
— Поначалу я чуточку огорчился: неужели, думаю, ошибся в человеке? — сказал полковник, выходя из-за стола. — Нет, и это очень хорошо! Вчера я послал Огневу шифровку, сообщил, что вас наградили орденом Красного Знамени. От всего сердца поздравляю вас, Алексей Осипович! — Он крепко сжал руку Шубину.
— Спасибо, большое спасибо, товарищ полковник! Да неудобно как-то: орден боевой, а я ни в одном бою не был.
— Каждый день в бою, тяжелый был у вас фронт, Алексей Осипович! Я побаивался за вас!
— Танюшку жалко, товарищ полковник.
— Что-нибудь сделаем, Алексей Осипович, я сегодня же свяжусь с Огневым. Выручим. В деревню вы не заходили?
— Нет. Сначала к вам. А теперь буду делать так, как вы решите!
— Побудьте некоторое время Василием Васильевичем Бондаревым. — Он улыбнулся. — Вам не привыкать менять фамилии! Кузница в деревне есть, а кузнец на фронте… Значит, Мизель догадался, что его агент с большим родимым пятном под паука что-то путает? Поздновато он спохватился! Давно этот «паук» передает то, что нужно нам!.. А те двое парней, которые хвастались в магазине при «пауке» и которых вы ругали в своей шифровке за неосторожность, мои ребята, они свое дело сделали! Не тех агентов ловил Мизель в Низовой!
— Они, наверное, отводили удар от нас, товарищ полковник? — начал догадываться Шубин.
— Совершенно верно!.. А вы их в шифровке: ротозеи и хвастуны, разве можно посылать таких?!
— Встречу — расцелую, — сказал Шубин.
— Только не сейчас. После войны… Кстати, ваша шифровка окончательно убедила нас, что продавец — враг!.. Так, так! Видно, «пауку» Мизель больше доверять не будет. Не будет — и не надо! Теперь лазутчики Мизеля пойдут на вас, Алексей Осипович, как рыбешка на хорошую приманку… А Мизель, как и прежде, неразборчив в людях и в средствах! Осторожнее, конечно, стал, почти год войны чему-то научил.
— А тех, что со мной летели, не поймали?
— Двое пойманы.
— А другая пара?
— Ищут… Ну а Мизель раздумывать долго не будет. Людей он не ценит, ему их не жалко. Быстро завербует и пошлет новых. Придут они к вам, Алексей Осипович, то есть Василий Васильевич…
— Придут? — усомнился Шубин.
— Безусловно! Как только, появятся первые лазутчики с рацией, мы их задержим и передадим все, что нужно господину штурмбаннфюреру Гельмуту Мизелю. Текст буду писать я. Ваши соседи по самолету тоже начнут давать мои шифровки, докладывать Мизелю о выполнении задания… Как он выглядит?
— Мизель-то? Хорошо выглядит.
— Настроение мы ему подпортим!
— Ничего не сообщал Огнев? Я очень беспокоюсь, как с толом. Забрали его из карьера или нет?
— Тола в карьере нет. А кто забрал, Огнев не знает. Будем надеяться, что он попал по назначению.
Полковник долго рассматривал карту, которую вручил ему Шубин.
— За эту карту вам скажет большое спасибо Генеральный штаб. Очень хорошая карта! И как сумел выкрасть ее Отто?
— И выкрасть сумел, и «потерять» у Петра Петровича. Целиком он старику все еще не доверяет: карту «утерял», а пистолет «продал».
