Побратимы (Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
К концу ноября было завершено вооружение партизан. Крылатые друзья-летчики сумели привезти нам даже пушки и «катюши».
Наш подпольный центр подсчитал и силы подпольщиков. В Крыму действует двести пятьдесят организаций и отдельных групп численностью свыше пяти с половиной тысяч человек во главе с подпольным обкомом, горкомом и райкомами партии.
Партизан и подпольщиков — более восемнадцати тысяч человек. Кроме того, в лесу находятся тысячи гражданского населения. А как сосчитать патриотов, которые живут в городах и селах и активно помогают партизанам и подпольщикам — кто в разведке, кто в распространении листовок, кто в работе среди солдат армии врага! Таких помощников у нас тоже десятки тысяч. Для полуострова, не насчитывавшего в дни оккупации и полумиллиона населения, такая численность антифашистов свидетельствует о высоком патриотическом подъеме. Все, что заранее, еще с осени сорок первого года, было сделано партией и народом по развертыванию партизанской войны, все, что пройдено за два трудных года партизанами и подпольщиками, все, что выстрадано и оплачено высокой ценой крови и жизней, — все это теперь выливалось во всенародное антифашистское восстание.
Не погасили оккупанты пожар партизанской войны своей операцией «Огонь и меч». Наоборот, еще больше раздули его. И он продолжает полыхать, этот пожар народной ярости и мести!
Разгром гарнизона
Декабрь принес в Крым ненастье. Дожди и туманы заспорили с буранами, оттепели — с морозами. Стремясь одолеть упрямую крымскую осень, зима то устилает снежным покровом всю степную равнину, то, злясь, отступает в горы.
Крым продолжает бороться. Идут бои на Перекопе и под Керчью, не прекращаются партизанские действия.
В Крыму образовались своеобразные зоны: горный Крым — это партизанский край, предгорье — «нейтральная земля», превращаемая немцами в «мертвую» зону, а зона оккупации свелась к большим населенным пунктам и главным дорогам. Теперь партизанские набеги были связаны с переходом из одной зоны в другую. При этом каждый раз преодолевался опасный вакуум «мертвой» зоны. Войска противника, сведенные в большие гарнизоны, стоят в крупных населенных пунктах и контролируют коммуникации.
По-прежнему свирепствуют карательные экспедиции фашистов. Факельщики, врываясь то в одно село предгорья, то в другое, громят и грабят жителей, поджигают дома.
— Все ли мы делаем для защиты населения? — вот вопрос, который уже не раз задает Ямпольский. — Во всю ли силу бьемся за села?
Мы приходим к выводу, что штаб и политотдел должны принять дополнительные меры: может, приказы построже послать в бригады и отряды, письма комиссарам, партийным и комсомольским организациям…
— Лучше же всего людей дельных послать на места: в бригады, отряды, села, — предлагает Петр Романович. — И немедленно! Буквально в пожарном порядке. Села-то горят! Гибнут люди!
На другой день политотделом был подготовлен приказ об усилении защиты гражданского населения.
В нем говорилось:
«1. Командирам и комиссарам бригад, командирам и комиссарам отрядов, партизанам и партизанкам немедленно взять под охрану окружающие прилесные деревни и села с целью недопущения их разгрома…» [85].
Кроме приказа послали в бригады письма, отправили, как условились, представителей штаба и политотдела.
…В лесу еще темно, восток лишь обозначился блеклой полоской зари, а партизаны уже на ногах. Шагают отряды Николая Сороки, Якова Саковича и Семеня Мозгова во главе с комбригом Федором Федоренко и бригадным комиссаром Евгением Степановым. За ними Филипп Соловей и Мирон Егоров ведут три отряда пятой бригады: третий отряд Ивана Дегтярева, шестой — Федора Мазурца, двадцать первый — Ивана Сырьева. Всего в отрядах более семисот человек!
За каждой из отрядных колонн тянется обоз: две-три повозки с патронами, ящиками гранат и медикаментами. За ними три «Татры» тянут на буксире пушки; четыре «ЗИСа» везут зачехленные «катюши».
Морозит. Утро разгорается погожее. Но партизанам не до него. Вот в небе ревут моторы бомбардировщиков и по колоннам несется команда:
— Во-о-здух!
Бойцы прячутся под кроны деревьев, к укрытиям жмутся повозки и машины. Движение замирает.
Самолеты летят на предельно малой высоте, и лес заполняется ревом. Спустя минуту-другую в районе Яман-Таша падают, завывая, бомбы. Эхо множит эти звуки, и по всей долине Бурульчи, по просторам Бурмы разливаются раскаты — все гремит, трещит, грохочет, как при горном обвале. Сбросив бомбы, немцы кружат над лесом, выискивая новую цель, и, лишь когда кончается боезапас, улетают.
В тот же миг на дороге возобновляет движение колонна.
Но опасность не исчезает. Над лесом беспрерывно кружит пикирующий бомбардировщик. Он все высматривает и передает по радио своим.
Вот он засек дымок у костра в урочище Чу-Унча, пошел пикировать на него, поливая пулеметным огнем. Партизаны то и дело разбегаются, прячутся за валуны и деревья. Досаднее же всего то, что внимание врага привлечено как раз к той дороге, по которой движется партизанская колонна. Алексей Калашников, командир заставы, решает по- севастопольски.
— Всем!.. По самолету!.. — приказывает он. Пулеметчик Глушко положил пулемет стволом на пень и приготовился к бою. Приготовились автоматчики и сам командир. И когда самолет бросился в пике, на него метнулся шквал пуль. И вот «штукас» выпускает хвост черного дыма, не выходя из пике, ныряет в лесную чащобу, и там, где он скрылся, раздается треск деревьев… Взрыв! Над лесом встает облако дыма.
— Рухнул!..
На опушке леса во время привала собрались отрядные командиры. Раскрыты планшеты, вынуты карандаши.
— Приказ таков, товарищи! — сообщает Федоренко. — Разбить гарнизон в райцентре Зуя. Из тюрьмы освободить патриотов-смертников. В зуйском гарнизоне шестьсот солдат и офицеров. Кроме того, две комендатуры, группа СД, жандармский отряд, охранники при тюрьме. Ну, и тайная агентура, конечно, есть. В общем, тысяча набирается. Вооружены винтовками, автоматами. Пулеметов насчитано двадцать три. А расположены войска так…
Федоренко разворачивает листок с вычерченным на нем планом Зуи.
Партизаны уже давно нацеливались на зуйский гарнизон. Командиры разведки Павел Рындин и Николай Колпаков более трех недель посылали в Зую одну разведку за другой: то Николая Клемпарского с Клементом Медо и Александром Гира, то зуйских комсомольцев — Ваню Кулявина, Юру Крылова, Мишу Буренко. И вот теперь настало время действовать.
Федоренко взобрался на вершину холма, поросшего кустарником и, вскинув к глазам бинокль, стал осматривать ту полосу «мертвой» зоны, через которую с наступлением темноты отрядам предстоит шагать кому восемь-десять километров по прямой, а некоторым, кто пойдет в обход, и все пятнадцать-восемнадцать.
Впереди всхолмленная степь. Села предгорья скрыты в долинах. Не видна и Зуя. О месте расположения райцентра можно догадаться лишь по сбегающимся к нему дорогам: с севера — из старой Бурульчи, Бешарани, Калму-Кары, а с юга — из Мазанки, Барабановки и Нейзаца.
Тем временем уже вечереет. Сыплет мелкий холодный дождик. Вскоре все потонуло в плотной темноте ночи: и горы, и леса, и степь.
Пора в путь. Колонна за колонной отряды уходят в густую тьму, навстречу врагу, опасностям и неожиданностям. Шесть колонн — шесть дорог. Седьмой колонной, следом за двадцать четвертым отрядом, идет бригадный штаб с группой связных и охраны.
Федор Федоренко в который раз подносит к глазам руку с часами. Всматривается в светящиеся стрелки.
— Почти полчаса шагаем. Если так спокойно протопаем еще с полчаса…
Вдруг на дороге Фриденталь — Крымская роза, где идут 3-й и 21-й отряды, послышалась стрельба.
