Навсегда (Роман) - Кнорре Федор Федорович (читать книги TXT) 📗
Правда, где-то на окраине был домик над обрывом. Там жил ее Степа, родители… Но об этом лучше не думать: туда и близко подходить нельзя — так велел Матас…
Как она ни спешила, но опоздала: почта, куда ей нужно было сразу же зайти, была уже закрыта. Теперь в запасе оставался всего один адрес.
Странно было впервые в жизни отворить калитку и войти во двор дома, мимо которого в детстве она тысячу раз пробегала по дороге в школу.
Она постучала в дверь и, когда ей никто не ответил, нерешительно вошла в темную прихожую. Неужели и здесь она найдет опустевшее жилье? А может быть, чужих людей или даже полицейскую засаду? Она услышала равномерное постукивание корыта и плеск. Пахло мыльной водой. Такой знакомый с детства звук! У Аляны отлегло от сердца, и она постучала в обитую войлоком дверь. Ей ответил женский голос.
Аляна вошла в кухню и увидела полную женщину, стиравшую в корыте, которое равномерно стучало, покачиваясь на двух табуретках.
Женщина равнодушно оглянулась через плечо и спросила, что нужно.
— Чесловас здесь живет? — спросила Аляна.
— В это время он всегда на работе, — сказала женщина.
— Это ваш муж?
— Да, — сказала женщина. — Будешь ждать?
— Если можно.
Женщина показала ей, где повесить полушубок. Аляна разделась и прошла в соседнюю комнату. На широкой постели, застланной стеганным из ситцевых уголков одеялом, возились две маленькие девочки в штанишках и замусоленных лифчиках.
Аляна села в камышовое кресло, раскрашенное под бамбук, и в изнеможении откинулась на спинку. Через минуту она уже крепко спала.
Она проснулась от громких детских голосов и увидела, что прямо ей в лицо смотрит какой-то высокий, худой и очень широкоплечий человек. На руках у него сидели обе девочки и, громко пища, теребили отца за шею и за уши, трепали его светлые, редкие волосы.
— Ну, что тебе? — спросил он, увидев, что Аляна открыла глаза.
Она посмотрела на девочек и ничего не ответила. Тогда Чесловас отнес их обратно на кровать и свалил на подушки. Потом подошел к Аляне и сел рядом с ней на низкий детский стульчик.
— Меня прислал Матас, — вполголоса сказала Аляна. — Ты знаешь такого?
— Он… где? — запинаясь спросил Чесловас. — Ведь там, где он был, его больше нет!..
— Да. Матас на свободе, — сказала Аляна. — Только слабый он еще очень. И он один там. Мне сейчас же нужно к нему вернуться.
— Но все-таки он жив? Да?
— Я же тебе говорю, на свободе. Мы его увезли и спрятали, так получилось, — сказала Аляна и увидела, что Чесловас покраснел от волнения. Он порывисто вскочил со своего детского стульчика, отвернулся, стремительно подошел к кровати и, став на колени, сгреб в охапку обеих девочек и стал их целовать.
Девочки весело завизжали, так громко, что мать выглянула из кухни, чтоб спросить, что там такое у них происходит.
Чесловас не ответил ей.
— Ты мне ребят передавишь, — сказала женщина. — Тут что-то случилось, я вижу! Иди-ка сюда ко мне, на кухню!.. Ну! Оставь их, дурень этакий!
Усмехаясь и отворачивая от Аляны лицо, Чесловас вышел. Минуту в кухне было тихо, затем женщина вошла одна, без мужа. Она приблизилась к Аляне, внимательно ее оглядела с головы до ног.
— Так это ты его увезла?
— Так вышло, — сказала Аляна.
— И долго ты с ним была?
— Мы счет потеряли.
Женщина все еще серьезно, пристально ее разглядывала.
— Такая маленькая! — Губы ее разжались в неожиданно нежной улыбке. Она обняла Аляну, с грубоватой силой притянула к себе и крепко поцеловала прямо в губы.
Глава двадцать девятая
Утром Чесловас сказал, что Аляне незачем выходить на улицу. А что ей делать дальше, он выяснит, посоветовавшись, с кем надо.
Целый день она спала, ела, грелась около печки, невесело играла с девочками, думая о маленьком Степе, который сейчас где-то рядом, всего за несколько улиц отсюда, может, играет с бабушкой или, может быть, плачет от голода, или лежит в жару больной…
Вечером Чесловас рассказал, что ее мать умерла, отец по-прежнему ездит на велосипеде в свою будку на рынке, а мальчик жив-здоров и его на весь день забирает к себе соседка.
— Ты не огорчайся уж слишком-то! — сказал он Аляне. — Время ведь такое, что немногим выпадает удача умереть своей смертью, на своей постели, без мучений. Очень немногим…
— Мне бы хоть маленького повидать, — сказала Аляна. — Может, когда стемнеет?.. На одну бы хоть минутку!..
— Ты не думай сейчас об этом. Мы посмотрим, что можно будет сделать. К Матасу ты обратно не иди. О нем позаботятся. А тебе лучше всего будет пока пожить где-нибудь на хуторе, неподалеку. Дальше видно будет. Ну, не расстраивайся.
— Да дай ты человеку поплакать, раз ей нужно, — сказала хозяйка. — Оставь ее в покое…
Утром вместе с женой Чесловаса Аляна приготовила завтрак, умыла и причесала ребятишек. Вместе они дошли до подъезда почты и там попрощались. Аляна вошла одна.
Большая комната с голыми стенами была разделена на две части низкой перегородкой с окошечками. За одним окошком сидел пожилой чиновник в высоком старомодном воротничке и аккуратном потертом пиджачке. Вид у него был строгий, а выражение лица такое, точно во рту он держал что-то очень горькое.
Ей пришлось подождать, пока от окошка отойдет полная дама. Одной рукой дама пересчитывала сдачу, а другой с силой дергала мальчишку, который пытался поднять с пола какую-то бумажку.
Это отвлекало даму, и она начинала пересчитывать все сначала, но не успевала кончить, как мальчик снова приседал, тянулся за бумажкой, и ей приходилось опять дергать его кверху так, что он почти отделялся от земли.
Наконец она ушла.
Аляна молча протянула чиновнику записку, которую ей дал Чесловас. Он на нее почти не взглянул — видно было, что ждал прихода Аляны. На минуту лицо его немного разгладилось, потом снова сморщилось, и, строго поглядев на Аляну, он громко и недовольно проговорил:
— Это не к нам! Вам нужно обратиться в справочное бюро… — И, сунув ей в руку вместо записки запечатанный конверт, стал что-то писать своей белой костлявой рукой, удивительно громко скрипя при этом пером.
Вернувшись на квартиру Чесловаса, Аляна вскрыла конверт. В нем было удостоверение, выданное уездным управлением полиции на право свободного передвижения по дорогам с целью реализации в городе сельскохозяйственных продуктов. Возраст и приметы были указаны правильно. Только фамилия и имя чужие.
Вскоре с каким-то свертком, закутанным в одеяло, вернулась и жена Чесловаса. Положив сверток на постель, она стала бережно его разворачивать, странно улыбаясь, а когда все одеяла и фланелевые тряпочки были развернуты, обернулась к Аляне:
— Ну как, узнаешь?
На постели лежал маленький мальчик в вязаном чепчике и кофточке. На ногах у него были вместо носков какие-то самодельные мешочки с тесемочками, которые, видимо, очень его занимали, потому что он, ухватив себя двумя руками за ногу и сосредоточенно пыхтя, тянул ее все время поближе к глазам.
— Я сказала той женщине, что возьму его ненадолго, поиграть с девочками, — сообщила жена Чесловаса.
Аляна упала на колени перед кроватью, обхватила мягкое маленькое тельце сына и, закрыв глаза, прижалась к нему лицом. Она ненасытно вдыхала его тепло, запах его кожи, слушала, как он дышит, чувствовала, как напрягается под ее щекой его нежный животик.
Потом она почувствовала, что своими маленькими пальцами он взял ее за уши и слегка потащил взад и вперед, гукнув от натуги и, видно, чувствуя себя силачом.
— Ах ты, что за жизнь проклятая! — сказала жена Чесловаса, закусила губу, сморщилась и, отвернувшись, вышла из комнаты.
Она долго простояла на кухне без всякого дела, прислушиваясь к шепоту Аляны, к ее торопливым поцелуям. Потом услышала, как мальчик среди бессвязной болтовни выговорил: «Ма!..»
Вернулся Чесловас, он постоял, глядя на Аляну, и потом сказал:
— Что ж, тебя никто не осудит, если ты останешься с ним в городе. Ты имеешь на это право.
