Дунай в огне. Прага зовет (Роман) - Сотников Иван Владимирович (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
Максим так и впился в него глазами. Подумать только, живой, всамделишный Черчилль. Злокозненный бес английских империалистов. Человек, ничего не жалевший, чтобы задушить молодую советскую республику. Тонкий политикан, всю жизнь хваставший тем, что это он, старый империалистический волк в министерском фраке, организовал «нашествие четырнадцати государств», чтобы покончить с коммунистической Россией. Он же, все он вместе с другими подталкивал Гитлера на войну с Востоком, а получил войну на Западе. Сам Черчилль, вынужденный пойти на поклон к Москве, чтобы остепенить бесноватого фюрера, справиться с которым оказалась бессильной вся Европа и Америка.
Москва, Советская страна, и никто другой не смог остановить фашистские полчища, разбить их, загнать зверя в логово, чтобы прикончить там раз и навсегда. Москва, с которой он враждовал всю жизнь! Как зло посмеялась история над гордой царицей морей, над кичливой Британией, вернее, над магом ее обанкротившейся политики.
Толстый, неуклюжий, с огромной головой и широким оплывшим лицом, он походил сейчас на мирного бегемота. Монотонно зачитал заявление, в котором перечислялись уже известные события на фронтах великой войны. Черчилль обещал скорую победу, заверял о верности союзническому долгу и, конечно, умалчивал о своих распоряжениях бережно собирать немецкое оружие и держать его наготове, на случай, если приведется снова возвратить его немцам для борьбы с русскими.
Нет, сейчас он выглядел каким-то обкатанным, гладким, лояльным, и Максим удивлялся. «Смотри, и Черчилли меняются».
Наконец посыпались вопросы.
Французские журналисты спрашивали, зачем он навез в Грецию монархистов и почему он душит там героев Сопротивления. Марсианин все выспрашивал, что предпримут Черчилль и Эйзенхауэр, если русские двинут свои силы в Европу, уже занятую англосаксами. Правда ли, что неизбежно столкновение с русскими? Успеет ли Эйзенхауэр первым попасть в Берлин? Как силен дух Ялты? В самом ли деле будет покончено с германским милитаризмом? Тогда какими гирями его заменят на весах большой политики?
Черчилль отвечал кратко, немало юлил, изворачивался. Ратовал за демократию, еще клялся в верности Ялте, обещал скорую победу. Он не мог не признать, что главные силы и решающие сражения — на восточном фронте, но явно переоценивал и результаты борьбы на западе. Прошлое, по его мнению, уже уходит в историю, настоящее завтра же станет прошлым, и всю цену сейчас имеет лишь будущее. Союзы нелегко создаются и гораздо легче расторгаются. Нет, он не пророчит ссоры с русскими. Он просто хочет провидеть будущее, прояснить его контуры, ибо что такое союз, как не средство борьбы за свои интересы, которые совпадают с общей выгодой.
Максим слушал и удивлялся. Что за дипломатический туман? Чего хочет, чего добивается старый империалистический волк?
На вопрос Марсианина о трофеях, о судьбе выбитого из рук врага оружия Черчилль отвечал уклончиво. Сейчас все быстро теряет цену и все столь важно, что трудно игнорировать сущее. Однако в будущей войне ничто из этого оружия уже не пригодится. Когда возможна будущая война? Все в руках провидения. Об этом не скажет никакой оракул.
Максиму стало не по себе. Еще не кончена идущая война — они гадают о новой. Бред это или злоумышление? И против кого будет та война, о которой намекает сейчас английский премьер? Выходит, Черчилль остается Черчиллем. А что будет завтра? После победы? Не придется ли сэру Уинстону искать мира там, где всю жизнь он искал войну?
На пути в Реймс Максим с Ярошем попали в один из лагерей военнопленных, которых немцы не успели вывезти. Построив узников на плацу у лагеря, американский офицер вдруг приказал им опуститься на колени. Но советские воины запротестовали столь решительно, что американец заколебался. «Я же думал, им тяжко стоять, и хотел облегчить их положение», — объяснил он свой приказ и разрешил просто сесть всем, кто хочет. Максим возмутился. Как возможна такая циничность! Он вплотную приблизился к американскому офицеру и гневно осудил его поступок. «Советские люди ни перед кем не станут на колени!» — сказал он, сжимая кулаки.
Слушая Черчилля, Якорев невольно вспомнил этот случай. Да уж не хотят ли они весь мир поставить на колени? Не ради же этого столько выстрадано и столько пролито крови. Нет и нет! Никакой черный талант не поможет Черчиллю обмануть людей, переживших эту войну. Они слишком много видели и слишком многое узнали. Они прозрели, и волю народов сломить не просто.
Как выяснилось после пресс-конференции, очередной челночный полет французских самолетов несколько задерживается. Их бросили на бомбежку немецких городов с возвратом на французские аэродромы. Активность советских войск возрастала с каждым днем. Теперь уже никто не сомневался, за кем останется Берлин. А тут еще сенсация — войска союзников сошлись на Эльбе. Максим ликовал. Здесь, в чужом, незнакомом мире, он по-новому ощущал, что значит любая победа на советском фронте и как воспринимает ее капиталистическая Европа. Ее окончательное спасение шло оттуда, с востока, шло с громом советского оружия, и гром его никого не пугал тут, а радовал и восхищал. Разве лишь хозяева бизнеса, кто своими капиталами вскармливал германский фашизм, с опаской и неприязнью встречали любое напоминание о продвижении русских армий по землям Европы. Но что им делать, если ни мириться, ни воевать с этим они не в силах?
Максима осенила вдруг мысль. А что если не лететь домой, а ехать? До Эльбы не так далеко, и что теперь стоит перебраться за линию фронта. Не сегодня-завтра они уже будут среди родных советских людей.
Сказано — сделано. Они сели с Ярошем в машину и вместе с тучей корреспондентов помчались на Эльбу.
Перед отъездом они ужинали в небольшом кафе, оккупированном американскими офицерами. Прошел теплый весенний дождь, и улицы заблестели в потоках мутной воды. У входа в кафе Максим заметил вдруг молодого пьяного офицера, лицо которого ему показалось очень знакомым. Максим попробовал поднять его из небольшой лужи, в которую, потеряв равновесие, плюхнулся американец. Да это же Френк Монти, тот самый, что в парижском баре предлагал ему партию дамских подвязок. Ах, Монти, Монти! Максим поднял его, но он не в силах был устоять на ногах и снова плюхнулся в ту же лужу.
— Брось его, — рассердился Ярош, — не то сам перепачкаешься. Пусть протрезвится, тыловая крыса. Терпеть не могу пьяниц!
Максим все же вытащил американца из лужи и усадил его на скамью у низкого парапета. Монти бессвязно бормотал слова благодарности, все еще не в силах справиться с собою.
Как и в Париже, в кафе полно американцев. Пьяные и шумные офицеры, азартные споры и бесконечные тосты — все тоже. Только очень много и цивильных мужчин, тоже пьяных и тоже с женщинами.
— Разве этих спасали мы от фашистских изуверов? — глядя на разгульную публику, возмущался Ярош. — Ради них я не сделал бы и выстрела.
Нет, Максим думал иначе:
— Их мир погряз в тине, и его нужно вытаскивать из крови и грязи. Весь мир! И тех, что нам дороги, и тех, что не нужны. Должно же быть все по-другому!
— Они все равно не поймут нашего подвига.
— Придет время — поймут, — опять возразил Якорев. — Без нас они стали бы пеплом в лагерях смерти, заживо сгнили бы в фашистской неволе. Кроме нас, некому бороться, и своей борьбой, какой бы ни была она, мы и их вытаскиваем из грязи. Если ты человек, настоящий человек, ты не можешь стоять сложа руки, не можешь валяться в грязной луже, заниматься наживой. Нет, будешь бороться!
Вот и Эльба! Она разделяет две армии и сближает их до дружеских объятий, до заздравного тоста. Апрельский день удивительно хорош. Американские солдаты, преодолевшие океан и Ламанш, пришедшие сюда через всю Францию и Германию, очень добродушны, задорны, просты. Они настоящие друзья, и, как дети, они радуются непосредственно, от всего сердца.
После некоторых формальностей корреспондентов пустили, наконец, на русский берег. Максим по-особому переживал эту переправу — с того берега на свой. Здесь солдаты Первого Украинского фронта. Вместе с ними он сражался за Днепр, за Корсунь, за Киев. Они двинулись потом прямо на запад, а дивизия Виногорова, в которой служил Максим, повернула на юг, в Румынию. Преодолев Карпаты и пройдя через Венгрию, южную Польшу и частично Германию, она сражается сейчас где-то в Судетах, на пражском направлении.
