Крест и стрела - Мальц Альберт (электронные книги бесплатно .txt) 📗

Руди скользнул взглядом по ее пышной груди. Свитер, конечно, ей маловат.

— Нет, — соврал он. — В самый раз. Носи на здоровье.

И, усмехнувшись про себя, подумал: «Многовато у тебя спереди, мамаша. Француженки-то поизящней. А у тебя словно тыквы за пазухой». На мгновение ему стало совестно: нехорошо так думать о родной матери. Впрочем, тут же он посмеялся над собой. «А что особенного? — подумал он. — Меня ведь не под капустой нашли. Папаша лежал с мамашей, и они делали то, что делают все люди. Небось, когда этот Вилли увидит мать в моем свитере, ему захочется сразу же повалить ее на кровать. Смешно. Мне всегда казалось, будто моя мама ничем таким не занимается. Ребячий вздор! Так думаешь в двенадцать лет, когда впервые узнаешь про это. Черт, та француженка была не моложе мамы».

— Ну, лентяй, — сказала Берта, — горячая вода готова. Налить в чан?

— Да, конечно! Чем это так пахнет из кухни?

— Ничем. Ужин сегодня будет неважный.

— Мама! Это жареная свинина!

Берта просияла.

— И молодая картошка. Осенью фермерское бюро получит на несколько картошек и на одну свинью меньше, но мой Руди будет вкусно есть, пока он дома. Знаешь, что я сделала весной? Когда Розенхарт считал поросят, я одного припрятала.

— Да что ты? Если б тебя поймали…

— Не беспокойся. Эрих хорошо ко мне относится. Я не боюсь. Если бы на его месте был кто другой… А знаешь, чем я тебя накормлю завтра?.. — Она увидела, как вдруг изменилось его лицо, и замолкла.

— Завтра, завтра, — тихо произнес Руди и сделал гримасу. — Боюсь, что завтра тебе уже не придется меня кормить. Я хотел сказать тебе попозже, но, в конце концов, это все равно.

— Ты не пробудешь здесь десять дней? — почти утвердительно сказала она, словно заранее зная ответ.

Руди покачал головой.

— Всего неделю? — с отчаянием спросила Берта.

— Только без слез, мать. Я уезжаю сегодня вечером.

Лицо Берты побелело, губы задрожали.

— Не сегодня. Нет, нет, ради бога, не сегодня.

— Я должен поспеть на поезд в час тридцать ночи.

— Но это же несправедливо! Целый год ты без отпуска!

— Война, мать.

— Офицеры-то, небось, получают отпуск, когда хотят, — с горечью заметила Берта.

— Ты, мать, пожалуйста, так не говори. Это неуважение. Офицер — это офицер.

— В последнем письме перед отъездом ты писал, что тебе наверняка дадут десять дней.

— Да, но послушай, знаешь, где бы я сейчас был, если бы у меня не сработали мозги? В России. Всю мою дивизию погрузили в поезд и — прямехонько на Восток, а меня и еще нескольких отпустили домой. Так что скажи спасибо, мать. — Руди потрепал ее по плечу. На лице его появилась веселая и хитрая гримаса. «Что он там придумал?» — мелькнуло в голове у Берты. Она хорошо знала это выражение: Руди перенял его у отца.

— Ну, говори, — прямо сказала она. — Что ты от меня скрываешь?

Руди захихикал.

— Так и быть, скажу. Я догадывался, что нас пошлют в Россию. Тогда я подал заявление, чтобы меня приняли в части СС. — Он ткнул мать большим пальцем в бок и, еле сдерживая смех, продолжал — Я патриот не хуже других, но зачем мне ехать в Россию, если можно не поехать? Почти все эсэсовские части остаются — знаешь где?

— Где?

— Здесь, в Германии.

— Руди!

Уже не сдерживаясь, Руди расхохотался.

— Так что, вероятно, до конца войны я буду стеречь русских пленных. Знаешь, как наши ребята между собой называют Россию? «Большая мясорубка».

Берта тоже рассмеялась. Глядя на сына заблестевшими черными глазами, она крепко стиснула его руку.

— Мы, Линги, нигде не пропадем, а? Я же знала, что ты как-то там извернешься.

— Знала? Откуда ты знала?

— Да уж наперед догадалась. Ты весь в отца. — Берта затряслась от смеха. — Утки-то, утки, Руди! Помнишь, как отец продавал уток?

Руди ухмыльнулся.

— Ты тогда еще был маленький, но…

— Он их продавал на вес, да? — захохотал Руди.

Берта совсем развеселилась, вспоминая этот случай. Как-то, лет пятнадцать назад, к ним на ферму ввалилась целая орава горожан с тугими кошельками и жадным желанием полакомиться утками.

— Утки у вас есть? — нетерпеливо спросили они.

Отец Руди молча кивнул, но Берта подметила на его лице насмешливо-хитрое выражение, означающее, что он измышляет какой-то подвох.

— Продайте нам четырех уток. Мы, видите ли, устраиваем пикник. Едем к месту привала.

Хозяин снова кивнул.

— Сколько возьмете за уток?

— А почем вы их покупаете в городе? Само собой, столько же заплатите и мне.

— В городе они продаются ощипанные.

— Я их вам ощиплю.

— Но ведь тут утки дешевле, чем в городе, — рассудительно заметил один из приезжих, как видно, их вожак. — Вы продаете их перекупщикам. А перекупщики наживаются и на вас, и на нас.

— Верно.

— Тогда давайте разделим разницу. Мы купим дешевле, чем обычно, а вы продадите дороже. Будем считать на вес. — Он назвал цену.

— Ладно. Вам пожирнее или тощих?

— Пожирнее! Жирные вкуснее. Только приготовьте их так, чтобы сразу можно было жарить. Да поскорее, нам еще шестьдесят километров ехать.

— Ладно, будут вам жирные, — сказал хозяин. И Берта увидела на его лице ту самую плутоватую гримасу, которая появилась сейчас на физиономии Руди. Позже Берта узнала, в чем дело. Ее Иоганн надул покупателей с помощью старой крестьянской уловки, каравшейся по закону, если птица продавалась на рынке. Он взял штопальную иглу и продырявил у каждой утки крупную артерию в груди; потом через небольшой шланг накачал артерии водой. Это было минутное дело, и — чего не случалось ни раньше, ни потом — трехфунтовые утки покинули ферму, веся пять фунтов. Над этим случаем все потешались много лет подряд. О нем и до сих пор любили рассказывать в деревне…

— Яблочко от яблони недалеко падает, — ласково пошутила Берта. — Мы, Линги, все сметливые.

— Во всяком случае, мужчины! — воскликнул Руди, снова ткнув ее в бок большим пальцем.

— И слава богу. Я понимаю, кто-то должен погибать на войне. Но ведь не обязательно же ты. Каждый день, пока тебя не было, я говорила себе — не обязательно ты. Я тоже патриотка. Но пусть уж другие матери кричат «хайль Гитлер» и радуются, когда погибают их сыновья.

— А ты будешь кричать «хайль Гитлер», только если твой сын останется жив-здоров, а?

Берта обняла его и прижалась щекой к его щеке.

— Слава богу, ты умеешь поберечь себя. Ведь если сам…

— Знаю, знаю, если сам о себе не позаботишься, кто же тогда о тебе позаботится. Что-то мне кажется, будто я это уже слышал!

— Ну и что? Такие слова не грех и повторить лишний раз… Ты наверняка знаешь, что тебя не пошлют на фронт?

— Наверняка, конечно, никто не знает. Иногда посылают и дивизии СС. Но большей частью они остаются в Германии или на оккупированных территориях за границей. Меня могут послать, например, в Норвегию. Было бы неплохо. Говорят, зимы там холодные, зато девушки горячие.

— Руди!

— А что? — захохотал он. — Ты думаешь, я маленький мальчик?

— Ну ладно, — сказала Берта, переводя разговор на другое. — Вода уже нагрелась. Принести чан сюда?

— Да, хорошо было бы. — Руди с наслаждением потянулся. — До чего обидно, что нельзя побыть тут подольше! Ей-богу, у нас дома как в раю. Ну что ты, мать, опять плачешь!

— Откуда ты взял?

— Я же по лицу вижу. У тебя глаза на мокром месте. Радуйся, что я тут, а не на фронте под Сталинградом.

— Я и радуюсь. Я радуюсь. А ты что думал?

— Давай договоримся, мать. Вечером будем делать вид, будто я приехал надолго. Будем смеяться, пить, веселиться, — и если ты увидишь, что я разок-другой ущипну Гедду за мягкое место, когда мы будем танцевать, не кричи «Руди!» Договорились?

— Договорились, — улыбнулась Берта.

— Теперь тащи горячую воду, лейтенант. И смотри, чтобы она была действительно горячая!

Руди вытер губы тыльной стороной руки и с восхищением поглядел на мать.