Ухожу на задание… - Успенский Владимир Дмитриевич (версия книг txt, fb2) 📗
Водитель пытался улыбнуться, но улыбки не получалось на бледном, перепачканном смазкой лице.
Машина была повреждена основательно. Астафуров, выяснив объем работ, посмотрел на часы, спросил Орагвелидзе:
— Сколько времени требуется?
— Наши ремонтники всегда укладываются в норматив, — не без гордости ответил капитан. — Сделаем как положено, и даже быстрее.
— Уверен, — кивнул Астафуров. — Но сегодня счет на минуты. Перебросьте мешки в другие грузовики. И поскорее.
— Товарищ подполковник! — загорячился было Орагвелидзе, но Астафуров оборвал его:
— Все! Машину оставить здесь, у афганских товарищей. На обратном пути заберем. Сейчас важно время, понятно?
— Не совсем, товарищ подполковник…
— Сопоставь: нападение на пост, обстрел колонны — разве это случайность? Нет, звенья одной цепи. Душманы пытаются задержать, притормозить нас. Для чего — еще не ясно. Может, надеются, что перевалы наметет снегом, может, готовят нам какую-нибудь пакость.
— Начинаю понимать, товарищ подполковник.
— Приказываю! — голос Астафурова зазвучал строже. — Орагвелидзе лично возглавить группу технического замыкания. Впредь вышедшие из строя машины, которые могут замедлить движение колонны, буксировать до первого дорожного поста или населенного пункта, где есть афганские или наши подразделения. Быстро доставить груз — наша цель. Этому подчиним все.
— Так точно! — ответил капитан, щелкнув каблуками сапог. Очень уж любил Вахтанг Орагвелидзе этакую щеголеватость.
А подполковник, которого молодые офицеры, видимо, считали несколько занудливым, повторил:
— Решение принимай сам, на месте. Если ремонт мгновенный, то делай. Но без риска, без потери времени. Оставленные машины потом подберем.
Орагвелидзе промолчал, но в знак уважения командиру наклонил голову и опять непроизвольно прищелкнул каблуками хромовых, отлично сшитых сапог.
13
Возвратиться в город было гораздо труднее, чем покинуть его. И не потому, что при въезде внимательно проверяли документы: бумаги у Махмата в полном порядке. Но из города он уходил к своим, а возвращался к чужим, к ненавистным ему порядкам, подавляя злобу, прикидываясь смиренным торговцем-ремесленником. Для какого-нибудь презренного хазарейца нынешнее положение Абдула Махмата было бы очень почетным. Как-никак владелец мастерской. А он, пуштун-аристократ, ни на минуту не переставал считать себя оскорбленным.
Многочисленные пуштунские племена, испокон веков занимавшиеся скотоводством, земледелием и охотой, высокомерно относились к горожанам. И уж тем более — представители племенной знати. Имея неограниченную власть над своими сородичами, они стремились сохранить традиции пуштунов, независимость от города. Скажи даже самому бедному пуштуну: «Твой отец парикмахер» или «Твой отец слесарь» — и этим оскорбишь его до глубины души. Значит, ты не из свободных людей, а из низкого рода, занимающегося ремеслом. Большим унижением было для Махмата укрываться в чужом городе под видом хозяина скорняжной мастерской. Хорошо хоть не столярной или, к примеру, портновской, а именно скорняжной, потому что работа по выделке кож и мехов, неразрывно связана со скотоводством, представлялась пуштунам не столь низменной, как другие.
Мастерская специализировалась на каракулевых шапках: их носит по меньшой мере столько же афганских мужчин, сколько предпочитает носить чалму. Спрос был немалый, доход тоже. А с минувшей зимы начали еще шить овчинные дубленые тулупы. Для афганцев такие тулупчики-пустины, защищающие не только от холода, но и от мокрого снега, — одежда обычная. И для богатых, и для бедных. У богатых, разумеется, отделка и качество куда лучше. Раньше пустины и стоили-то недорого. А теперь за границей покупают дубленки, не жалея денег. В городе целая улица мастерских-лавочек, где шьют пустины, а все мало, втягиваются в эту доходную работу новые ремесленники.
Сам Абдул Махмат до мелких забот не снисходил. Раз в день, для соблюдения порядка, появлялся он в мастерской, иногда встречал наиболее уважаемых заказчиков. Всеми делами занимался его помощник — мастер, опытный скорняк и ловкий коммерсант. Благодаря ему мастерская процветала, а Махмат мог посвящать время своим главным заботам. Пока он находился среди мятежников, никто в городе не должен был заметить его отсутствия. Мастер позаботится об этом, но риск есть, надо скорей добраться до дому.
Прежде чем выйти на асфальтированную магистраль и ловить попутную машину, Махмат часа два провел в развалинах кишлака, настраиваясь на городской лад. Старался подавить в себе желание распоряжаться, командовать повелительным громким голосом, хотел изменить выражен лица, осанку, походку. Как артист перед появлением на сцене. За короткий срок из грозного начальника, внушавшего страх и почтение моджахединам, Махмат превратился в добродушного седобородого торговца, плечи которого заметно гнулись под тяжестью прожитых лет. Направляясь к дороге, он готов был ответить приветствием на приветствие, улыбкой на улыбку любого встречного. Махмат почти не замечал, как припадает на одну ногу, чуть приволакивая ее, — это получалось само собой и свидетельствовало о том, что он полностью вжился в роль, которую ему вновь предстояло играть.
14
Боевой агитационный отряд — БАО, — такого подразделения никогда не существовало ни в одной армии. Рождение подобных отрядов было обусловлено сложной и своеобразной обстановкой, создавшейся в Афганистане, где борьба велась не столько за территорию, сколько за умы и сердца людей. Хорошо зная военную историю, Юрий Сергеевич Тургин-Заярный хотел понять: локальна ли эта новая организационная форма, характерна ли она лишь для местных условий или это веление времени, определенный шаг вперед, и опыт афганских БАО важен, полезен для тех стран и регионов, где продолжается, нарастает национально-освободительное, революционное движение? Во всяком случае, Юрию Сергеевичу очень хотелось поближе познакомиться со структурой и действиями боевых агитационных отрядов, может быть, даже написать статью для военной печати. Месяца два, как начал собирать материал: в офицерском общежитии военного горочка осталась у него папка, в которую он складывал вырезки из местных газет, свои наброски. Было там несколько фотографий. И теперь, получив приказание подполковника Астафурова догнать БАО и оставаться там для постоянной связи, Юрий Сергеевич обрадовался: появилась возможность самому познать особенности этого отряда.
Тургин-Заярный взял опытного радиста и на бронетранспортере сержанта Ширинбаева устремился за БАО.
Впереди — последний в долине, перед подъемом на перевал, большой, растянувшийся вдоль дороги кишлак, славившийся крупными мандаринами. Агитационный отряд как раз приближался к нему, когда Юрий Сергеевич нагнал афганское подразделение и перебрался из бронетранспортера в машину-салон старшего капитана Али Джабара. Неделю назад Джабар вместе с другими офицерами БАО целый день провел в советском военном городке, в политотделе, — обменивались опытом работы. Тургин-Заярный был переводчиком. Там они познакомились и теперь при встрече трижды приложилось щекой к щеке, как здороваются друзья.
В салоне было прохладно, уютно. На стенах плакаты и стенды с фотографиями лучших бойцов подразделения. В выгородке, ближе к кабине, негромко повторял позывные радист, поддерживающий связь с головной и замыкающими машинами отряда. Али Джабар сгреб с откидного стола карты и схемы, положил их на откидную лавку-кровать. Наголо остриженный солдат быстро накрыл стол скатертью, нарезал дыню: сочные ломти ее желтели в большом расписном блюде.
— Будь как дома, — по-русски сказал Джабар.
— Ташакор, [9] — улыбнулся Юрий Сергеевич, расстегивая воротник.
Они были почти ровесники. Джабар немного постарше. И еще в политотделе, с первых минут знакомства, почувствовали взаимный интерес, часто возникающий между людьми примерно одного уровня, одного интеллекта, но которые прошли разную школу жизни. Им обычно есть о чем поговорить, посоветоваться, поспорить. Юрии Сергеевич знал, что Али Джабар окончил с старейшее и лучшее в Афганистане военное училище «Харби Пухантун». [10] Еще будучи курсантом, вступил в подпольную организацию Народно-демократической партии, принимал участие в Апрельской революции. Недавно прошел дополнительную подготовку на новом — политическом факультете своего же, теперь значительно изменившегося училища, ставшего основной школой офицерских кадров народной армии.
