Ты мне только пиши... Хроника пикирующего бомбардировщика (Повести) - Кунин Владимир Владимирович (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Дорогин посмотрел на часы:
— Через тридцать минут они все стянутся со своих аэродромов-засад вот сюда… — Он показал место на карте. — На заправку и ночевку. Их нужно накрыть прямо на стоянках.
Командир полка обратился к Архипцеву:
— Архипцев, готов?
— Готов, товарищ подполковник!
— Выполняйте. К-комадирам эскадрилий собрать экипажи и посадить в самолеты, — продолжил Дорогин. — Ждать в г-готовности номер один. В воздух по зеленой ракете. Я пойду ведущим второй эскадрильи. Все.
Командиры эскадрилий встали.
— Разрешите идти?
— Идите.
Солдат-посыльный решал задачу уже в третий раз. Он увидел выходящего Архипцева, встал и протянул ему тетрадь:
— Товарищ лейтенант! У меня опять с ответом не сходится.
Архипцев замедлил шаг, на ходу заглянул в тетрадь и на секунду задумался над задачей.
— Соображай, соображай! Здесь все очень просто.
Узкие крылья «сто пятнадцатого» отбрасывали еще более узкую тень, но последнюю минуту на земле они стояли именно в этой тени…
— Ты рассчитал? — спросил Архипцев у Гуревича.
— Так точно!
— Женька, внимательно…
— Есть, командир!
— Погодка — как по заказу… — посмотрел на небо Гуревич.
— По местам! — приказал Архипцев.
Женька и Венька пошли по своим кабинам.
К Архипцеву подошел Кузмичов.
— Порядок? — спросил Сергей.
— Порядок. Привет.
— Привет, — ответил командир и стал залезать в кабину. Откинулась крышка астролюка, и высунулся Соболевский.
— Кузмич! — крикнул он. — Подойди на секунду! — Женька наклонился над Кузмичовым и тихо попросил: — Нарви цветочков, зайди в столовую и передай их Кате. Скажи, что это…
— От Гуревича, — закончил техник.
— Правильно, — кивнул Женька, подмигнул Кузмичову и захлопнул над собой люк.
Рация раскалилась на солнце и, казалось, страдала от жары так же, как и все, кто стоял вокруг нее.
Сидели только двое: радист и командир полка.
Дорогин держал в руках микрофон и смотрел на взлетную полосу.
Вдалеке «сто пятнадцатый» выруливал на старт. Он остановился у начала взлетной полосы, и нарастающий звук его моторов заполнил весь аэродром.
Все смотрели на одиноко стоящую машину.
Из репродуктора сквозь треск разрядов донесся голос Архипцева:
— «Рубин!» Я — «Сокол-115». Разрешите взлет!
Дорогин сам щелкнул переключателем, наклонился и сказал в микрофон, глядя на «сто пятнадцатого»:
— «Сокол-115»! Я — «Рубин». В-взлет разрешаю.
— Вас понял! — ответил голос Архипцева.
Репродуктор щелкнул, взревели моторы, и «сто пятнадцатый» начал свой разбег. Скорость увеличивается, самолет отрывается от земли, поджимает шасси и уходит навстречу солнцу.
Все, кто стоял на командном пункте, напряженно смотрели ему вслед.
Разомлевшие от жары командиры эскадрилий сидели вокруг рации в расстегнутых гимнастерках, держа шлемофоны в руках.
Вдалеке под крыльями своих машин прятались в тени готовые к вылету экипажи.
Жарко. По лицу радиста струйками стекает пот.
Подошел Кузмичов. Он остановился около Семочкина и шепотом спросил у него:
— Товарищ майор! «Сто пятнадцатый» давно на связи был?
— Последний раз минут пятнадцать тому назад…
— А сейчас?
— А сейчас молчат. Идут курсом и молчат. Чтоб не запеленговали.
— Ясно, — сказал Кузмичов и продвинулся вперед.
И в это время из репродуктора понеслись разряды и неясное бормотание. Оживился весь командный пункт. Дорогин тревожно посмотрел на часы.
Вдруг репродуктор заговорил голосом Архипцева. Заговорил быстро и очень четко:
— «Рубин», «Рубин»! Я — «Сокол-115»! От станции слева идут три «фокке-вульфа»! Нет, четыре! Пять! Как слышите? Как слышите? Прием!
Все вскочили.
Дорогин щелкнул тумблером и закричал в микрофон:
— «Сто пятнадцатый»! Вас понял! Уходите немедленно!
Архипцев сказал Гуревичу:
— Уходить надо!..
— Женька! — крикнул Гуревич. — Внимание!!!
Быстро и очень точно Женька приготовил пулеметы к бою.
На КП зазвучал голос Архипцева:
— «Рубин»! «Рубин»! Расчет был верный! Прием!
Дорогин отчаянно закричал в микрофон:
— Архипцев!!! Не смей принимать бой! Уходи! Уходи! М-мать твою!.. Прием…
Голос Архипцева тонул в пулеметных очередях:
— «Рубин»! «Рубин»!!! Не успеваю! Уйти не успеваю!..
Длинная пулеметная очередь заглушила голос Архипцева. Кузмичов не отрываясь смотрит в репродуктор.
На полном газе со снижением уходит «сто пятнадцатый»...
Атакуют «фокке-вульфы».
Пикирует «сто пятнадцатый» — пикируют за ним «фокке-вульфы».
Женька стреляет из пулемета, лицо перекошено.
Ему очень мешает парашют. Кончились патроны в крупнокалиберном. Женька вставил новый магазин и сбросил с себя парашют.
И опять стреляет Женька…
Бьет из пулемета Гуревич.
Архипцев сжал зубы и надавил на гашетки пушек.
Задымился один «фокке-вульф», клюнул носом… Медленно переворачивается через крыло, летчик выпрыгивает и открывает парашют.
Совершенно мокрый Архипцев крикнул, глядя вперед:
— Женька! Говори с землей! — Он опять нажал на гашетки.
— Женька! — крикнул Гуревич. — Повтори «Рубину» координаты!..
Не отрываясь от пулемета, Женька закричал:
— «Рубин», «Рубин»! Я…
На КП репродуктор прокричал голосом Соболевского:
— «…сто пятнадцатый»!
Затем раздался треск, непохожий на эфирный разряд, и репродуктор замолчал.
Гуревич растерянно повернулся к Архипцеву:
— Серега! Я пустой… У меня все…
Он потряс Архипцева за плечо.
— Серега!!!
Сергей нажал на гашетки и не услышал выстрела. Он испуганно посмотрел вперед и еще раз нажал на гашетки… Выстрела не было.
Он повернулся у Гуревичу. Венька качнул головой. Стрелять было нечем…
Безоружный «сто пятнадцатый» шел вперед. Сверху стягивались истребители. Они поняли, что противник теперь не опасен, и строились вокруг бомбардировщика в красивое конвойное кольцо.
Гуревич щелкнул переключателем рации, прислушался и сказал:
— Командир, рация не работает…
Архипцев смотрел вперед, держа машину ровно по горизонту. Совсем близко висели «фокке-вульфы».
— Прижимают, — сказал он. — Сажать будут…
Гуревич посмотрел вперед и сказал в переговорное устройство:
— Женька! Нас будут сажать…
В кабине стрелка-радиста, прислонившись головой к разбитому передатчику, лежал Женька с открытыми мертвыми глазами. Впечатление было, что он очень устал и просто решил отдохнуть. И только глаза Женьки выдавали, что он мертв.
Из шлемофона, сползавшего с Женькиной головы на плечо, неслись тревожные голоса Архипцева и Гуревича:
— Женя! Что с тобой? Почему ты молчишь? Женя! Ты ранен? Что с тобой, Женька?!
Пустые мертвые глаза Женьки остановились на «Голубых танцовщицах». Рука лежала на разбитом, простреленном передатчике…
— Женька! Говори! Тебе плохо, да? Женя… Дотянись до аптечки, она над передатчиком!.. — продолжали звучать голоса.
Сергей смотрел прямо перед собой и сжимал штурвал побелевшими от напряжения пальцами.
Гуревич прижался щекой к бронеспинке кресла, в котором сидел Архипцев. Лицо у него было неподвижно и очень спокойно.
— «Сокол-115», «Сокол-115»! Я «Рубин», я «Рубин»… Отвечайте! Прием… — Взмокший от напряжения радист щелкнул переключателем. Он поправил наушники, надетые поверх пилотки, и настороженно склонил голову набок.
Около рации сидит Дорогин. Комбинезон его расстегнут, волосы прилипли ко лбу, шлемофон висит на поясе. Стоят начальник штаба, штурман полка. Сзади радиста, угрюмо глядя ему в затылок, замер Кузмичов.
— Вызывай еще раз, — говорит Дорогин и закуривает папиросу.
