Ты мне только пиши... Хроника пикирующего бомбардировщика (Повести) - Кунин Владимир Владимирович (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Хохот в зале то затихает, то взрывается с утроенной силой, с визгом, с криками, стонами…
Рядом с Соболевским сидит Венька. Каменное лицо, глаза прикованы к экрану. И непонятно, видит ли Гуревич что-нибудь происходящее на экране или нет. Даже тени улыбки нет на его лице.
А рядом сидит Катя с маленьким букетиком полевых цветов. Ее рука лежит в Венькиной руке, и Венька гладит ее руку, и ему сейчас наплевать на всех «Теток Чарлея»!
Весь зал стонет от хохота.
И только два человека, сидящие в этом шумном и веселом зале, не видят фильма и не смеются. По строгому и прекрасному лицу Кати текут слезы… Очень нежно гладит Венька Катину руку…
В столовую вошел Кузмичов. Он остановился в дверях, привыкая к темноте и стараясь разглядеть среди набившихся в зал своих.
Наконец он не выдержал и крикнул:
— Соболевский! Подай голос!
— Мы здесь, Кузмич! — привстал Женька и махнул рукой.
Кузмичов пробрался по рядам и плюхнулся между Архипцевым и Соболевским.
— Ну как? — спросил Сергей.
— Порядок, — ответил Кузмичов и, кивнув на экран, осведомился: — Это кто?
— Племянник.
— Чей?
— Теткин!..
— Я тебя серьезно спрашиваю! — обиделся Кузмичов.
— Плюнь ты на него, — спокойно сказал Архипцев. — Я тебе сейчас все объясню… Дело в том…
Кузмичов склонился к нему, не отрывая глаз от экрана.
Хохочет зал.
Сидит строгий Венька…
Счастливая грустная Катя прижалась осторожно к его плечу.
Распахивается дверь столовой, появляется солдат, который кричит в зал:
— Техсостав первой эскадрильи! К инженеру полка!
Чертыхаясь, выбираются со своих мест механики и техники первой эскадрильи. Вот кто-то задержался в дверях, кто-то подскочил к киномеханику.
— Завтра еще раз покажешь, понял?
— Баранов! — кричит кто-то в темноте. — Запоминай все! Рассказывать будешь потом.
— Не дрейфь! Наизусть продекламирую!..
На освободившиеся места усаживаются те, кто стоял у стен.
Хохочет зал…
Еле сдерживая смех, Архипцев объясняет Кузмичову происходящее на экране. Кузмичов внимательно прислушивается, морщась от напряжения. Лицо у него строгое, сосредоточенное.
— Ага… ага… ага… — все время кивает головой Кузмичов и ничего не понимает.
День четвертый
Через все летное поле движется «студебеккер». Он тащит несколько платформ, доверху нагруженных бомбами ФАБ-100. Бомбы в круглых рейковых ящиках.
Напряженно урчит «студебеккер», медленно и неумолимо продвигаясь к стоящим вдалеке бомбардировщикам…
В штабе у стола, на стульях и на койках расположился весь комсостав полка. Все смотрят на Дорогина, который говорит по телефону. Вернее, Дорогин не говорит, а слушает, молча кивая головой.
— Ясно… — наконец вставляет Дорогин. — Есть! Не повторится… Г-готовы. Через тридцать минут. Слушаюсь, товарищ генерал. Благодарю. Вас понял.
Дорогин положил трубку, потер ухо и посмотрел на всех:
— С-сильный голос…
Идет через все поле «студебеккер» с бомбами.
Жарко. Валяются на бомбах несколько оружейников. Комбинезоны стянуты с плеч и завязаны на поясе рукавами. На голых телах оружейников причудливо расползлись пятна масла — масла, которое хранит бомбы от ржавчины. Выгоревшие пилотки снизу окаймлены белой волнистой линией. Это проступившая соль. Двое из них лежат и дремлют, надвинув пилотки на глаза. Один, свесив ноги, покуривает, а двое повернулись на животы и читают вслух попеременно книжку…
Под палящим солнцем через все поле едут бомбы.
Дорогин вышел на крыльцо штаба. Сидящий на ступеньках солдат-посыльный вскочил и замер. Дорогин посмотрел на него и махнул рукой. Солдат опять сел на ступеньки.
Дорогин постоял несколько секунд и направился в сторону бараков и вспомогательных служб полка.
По дороге его обогнал мчащийся бензозаправщик, весь облепленный механиками и мотористами. Дорогин вгляделся в машину и увидел Кузмичова, который стоял на подножке и держался рукой за что-то внутри кабины. В другой руке была сумка с инструментами.
— Кузмичов! — крикнул Дорогин.
Кузмичов оглянулся и узнал Дорогина.
— Стой! Стой, холера тебе в бок!.. — постучал Кузмичов по ветровому стеклу машины. — Командир полка зовет! Стой!
Машина замедлила ход, и Кузмичов, спрыгнув с подножки, подбежал к Дорогину.
— Слушаю вас, товарищ подполковник!
— Здорово, Кузмич…
— Мое почтение, товарищ подполковник.
Они смотрели друг на друга так, словно не виделись много лет.
— П-проводи меня до метеос-службы… — сказал Дорогин.
Они шли мимо бараков и ремонтных мастерских, и все встречные козыряли Дорогину и Кузмичову.
— Где сейчас твои-то? — спросил Дорогин.
— Экипаж?
— Домашние…
— В Сарайгире… Деревенька под Уфой.
— К-как они? После похоронной очнулись?
— Я очнулся, а им сам Бог велел… Все раньше цапались. То невестка на мою наскочит… А то и моя на невестку. А как Гена пропал — делить нечего стало… Живут, плачут, маленького нянькают…
— У кого они там? — поинтересовался Дорогин.
— Какой-то счетовод их колхозный взял. Моя писала фамилию, да я позабыл. Сам-сем и моих, считай, трое. Он в колхозишке приворовывает и моих подкармливает. А то бы беда… А у вас?
— Все так же…
Дорогин увидел бегущего старшего лейтенанта и крикнул:
— Захарьин! Извини, Кузмич…
Старший лейтенант подбежал к Дорогину:
— Слушаю, товарищ подполковник!
— Захарьин, начальника связи ч-через пятнадцать минут в штаб попроси зайти…
— Слушаюсь, товарищ подполковник!
— Ну, беги куда бежал…
Весь этот разговор происходил на ходу, и, когда старший лейтенант убежал, Дорогин спросил:
— Как твои пацаны?
— Какие пацаны? — удивился Кузмичов.
— Ну, эк-кипаж твой…
— А-а-а… Пацаны как пацаны, — улыбнулся Кузмичов и добавил с вызовом в голосе: — Не хуже других!
— Не жалеешь, что с моей машины ушел? — спросил Дорогин и усмехнулся.
Кузмичов остановился, вынул папиросы, предложил Дорогину и взял себе. Он чиркнул спичкой и, давая прикурить Дорогину, честно ответил:
— Не жалею.
— Так… — протянул Дорогин. — А где они сейчас?
— У себя в бараке, товарищ подполковник.
— Чем они там заняты?
— Как чем? — Кузмичов посмотрел на часы. — Они в это время всегда над собой работают.
Дорогин рассмеялся:
— Ладно врать, Кузмич… Сачкуют, наверное. Давай их ко мне. Я буду в штабе.
— Чего натворили? — встревожился Кузмичов.
— Нет. Все в п-порядке.
— Слушаюсь, товарищ подполковник!
Кузмичов повернулся и, приладив сумку с инструментами на плече, побежал выполнять приказание.
По пути ему встретился Осадчий.
— Эй, сынок! — крикнул Кузмичов. — Ты закажи на меня расход в столовой! Сами пожрете и дуйте на стоянку!..
Вдалеке от бараков и землянок полка, в густой траве, Архипцев лежал на спине и смотрел в небо.
Головой к нему, на животе, лежал Соболевский и покусывал травинку. Рядом валялся Гуревич.
— Командир, а командир! — привязывался Соболевский к Архипцеву. — Чего это нам так давно орденов не дают? Нет, правда, какого черта?! Я уже дырочку в гимнастерке сделал… Три месяца тому назад наградные послали и хоть бы тебе что… А? Почему?
— А за что нам давать-то? — лениво спросил Архипцев.
— Но мы же летаем, бомбим! — возмутился Женька. — Вот «фоккер» сбили… Все-таки…
Архипцев перевернулся на живот и в упор посмотрел на Соболевского:
— Женька! Летать мы обязаны? Обязаны. Бомбить обязаны? Обязаны. «Фоккер» сбить были обязаны? Опять обязаны. Мы, Женька, все это обязаны делать… Профессия у нас сейчас такая, понимаешь?
Женька выплюнул травинку и приподнялся на локтях.
— Это я понимаю. Я за справедливость… Заслужил — получи! Обеспечь, раз я достоин, и понять вы все должны: дело самое простое — человек пришел с войны…
