Побратимы (Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Выстояли народные мстители в схватках с врагами и на следующем этапе партизанской войны — зимой 1942–1943 годов. В этот, еще более тяжелый для крымских партизан период, они отразили многочисленные атаки карателей и, переживая блокаду, преодолевая голод и лишения, нанесли новые удары по врагу.
К лету 1943 года в Крыму боролось семь партизанских отрядов. Четыре из них, объединенные в Первую бригаду, действовали в Зуйских лесах. Отряды Степана Муковнина и Леонида Вихмана под общим командованием Даниила Ермакова находились в лесах Крымского заповедника, а отряд Ивана Мокроуса — в старокрымском лесном массиве…
Крымские партизаны — маленькая частица многомиллионного народа — продолжали жить и сражаться в своем партизанском доме, где постелью им служила каменистая родная земля, стенами — густой лес, крышей — неоглядное небо, а пищей — нередко горький олений мох.
…Светает. Легкий ветерок доносит медовые запахи трав и цветов крымских гор.
Всматриваюсь туда, где у серой скалы, нависшей над Вурульчой, непременно должен быть Мироныч со своей постоянной спутницей — трубкой.
Да, я не ошибся. Мироныч сидит у серого камня, дымит трубкой и задумчиво глядит в огонь костра. Комиссара нашего, Мирона Мироновича Егорова, бывшего донецкого шахтера, мы не представляем себе без трубки. На лице его всегда добродушная улыбка. А взгляд прищуренных глаз теплый, отеческий. Он произносит слова спокойно, неторопливо, как бы взвешивая и определяя их ценность.
К Миронычу подсел бригадный начштаба Николай Котельников. Совсем молодой, он уже прошел сквозь огонь боев, участвовал в феодосийском десанте. Пробился к партизанам.
— Если не помешает противник, — говорит Мироныч, — давайте сегодня устроим митинг, почествуем награжденных ребят. А сейчас пойдем искать гондолы.
Идем с бойцами на поиск грузов.
В лесу светлеет с каждой минутой. Вот уже выглянули первые лучи солнца, тысячами бликов они искрятся на росистой траве и листьях, на отполированных ветром и дождями камнях. Стоит чуткая тишина. Ее нарушает только шелест листвы под ногами.
Вдруг сверху, с крутого склона горы Тирке, куда поднялся с партизанами Котельников, отчетливо послышался чей-то голос:
— Нашел!
— Не приближаться! — басит начштаба. — Здесь загадка.
— Какая загадка?
— А вот смотрите: парашют уже кем-то собран, а гондола не тронута. Нет ли тут сюрприза от немцев?
— Возможно. Будьте осторожнее, — предостерегает Мироныч.
Партизаны столпились у парашюта.
— Попробуем эту загадку разгадать, — говорит комиссар и подходит к гондоле.
— Мироныч! — кричу через овраг. — Повремени, позовем испанцев. Они же у нас инструкторы подрывного дела.
— А зачем терять время? В первый раз, что ли?
В руке комиссара забелел небольшой листок бумаги, извлеченный из-под стропа.
— Да тут и послание оставлено! — комиссар с трудом разбирает написанное. — «Здравствуйте, дорогие други партизаны! — читает он. — Мы прийшли до Вас ищо 4 юнь и никак не можемо встречать Вас. Засылаемо эту писм и просим дать ответ. Приймите одо нас пламени привет и крепко Вас целуемо. Мы прийшли до Вас и у болшу радость просим, штобы Вы прийняли нас до себя. Групп словаки».
Молча рассматриваем удивительную записку. Переглядываемся. Мироныч, не сдержав улыбки, говорит:
— Вот вам, дорогие друзья, и сюрприз!
— А что, если… подвох? — сомневается Котельников.
Мироныч щурится:
— Словаки на подлость не пойдут, — убежденно говорит он.
К тому времени партизаны наслышались о словаках много хорошего. Ходили слухи, что солдаты двадцатитысячной моторизованной словацкой дивизии, появившейся в Крыму, наотрез отказываются воевать против советских войск, и гитлеровские генералы никак не могут с ними сладить. В районе Бердянска, где дивизия охраняла побережье, словаки без единого выстрела пропустили советский морской десант, а когда, выполнив свою задачу, десантники возвращались, с ними ушло много словаков. Такая «служба», разумеется, вызвала гнев гитлеровского командования. Оно перебросило «Рыхла дивизию» в Крым и тут разбросало ее части по всему полуострову. Штаб дивизии расположился в Воинке.
Возвращаясь с грузом в лагерь, мы задержались на наблюдательном пункте. Отсюда открывается необъятная панорама Крыма — горные склоны, густо поросшие лесом, пестрый ковер разнотравья, ясное голубое небо. Лишь там, за неровной кромкой леса, где разлилась во все стороны степь, туманно.
Вместе с инженером Михаилом Григоровым на посту Максим Куценко, совсем юный, круглолицый коротыш. Я давно знаю этого юношу. Обычно на его мальчишеском лице играет улыбка. Но сейчас Максим непривычно серьезен. Предупреждаем их:
— Если появится кто, обратите внимание на форму. Немецкую или румынскую вы, конечно, знаете. Но могут быть люди и в иной форме. По цвету она, как и наша, защитная, только светлее. Людей в этой форме постарайтесь задержать, не открывая огонь. И сразу — в штаб.
— Кто же они? — не сдерживает любопытства Максим.
— Словаки, — объясняет Мироныч. — Хотят вместе с нами партизанить, а найти нас не могут. Ясно?
— Ясно, товарищ комиссар!..
Тем временем день в партизанском лесу все более входит в свои права. Последние два дня у нас не было стычек с противником. Вот и сегодня, пользуясь временным затишьем, люди занялись привычными житейскими делами. Одни на кострах варят завтрак, другие штопают белье и ватники, чистят оружие, удобнее прилаживают на ногах постолы, третьи готовятся к смене часовых на заставах.
Солнце было уже в зените, когда у диких скал, вздыбившихся над неугомонной Бурульчой, начался митинг, о котором Мироныч говорил утром. Бронзовые от загара мужественные лица, выгоревшие береты, лихие кубанки, матросские тельняшки, солдатские гимнастерки, рабочие блузы, замасленные комбинезоны. И тут же чисто лесное обмундирование — немыслимого покроя штаны и куртки, сшитые из парашютных гондол. Все это разного цвета и оттенка.
Котельников зачитал поздравительную шифровку начальника Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко в связи с награждением партизанскими медалями группы крымских партизан, назвал имена ветеранов партизанской борьбы: Николай Плетнев, Георгий Свиридов, Иван Бабичев, Яков Сакович, Федор Федоренко, Василий Бартоша, Акакий Тварадзе, Николай Григорян, Николай Шаров, Семен Мозгов, Александр Старцев…
Затем выступили награжденные. Вот к бревну, которое заменяет трибуну, протискивается коренастая фигура на крепких коротких ногах. Это Василий Бартоша. На голове у него пилотка летчика. Из-под расстегнутого ворота выцветшей гимнастерки пехотинца выглядывает тельняшка матроса. Ноги — в постолах чабана. Но больше всего говорят о принадлежности Бартоши к партизанской семье его штаны. Удивительного фасона, сшитые из желтого брезента, они так и пестрят дырами, прожженными огнями костров.
Василий предельно скромен, немногословен. Возвращаясь с опасного боевого задания, он всегда докладывал одним-единственным словом «Выполнили!» или «Ударили!», а то и еще короче — «Вже!». Даже на партсобрании, где Василия Бартошу принимали в члены партии, он свел свою речь к трем словам: «Обязанности коммуниста выполню».
Бартоша влез на бревно, неторопливо обвел взглядом партизан и хриплым простуженным голосом произнес:
— Спасыби матери-Батькивщини… Та вам, друзи, спасыби… Постараюсь… Все!..
В ответ — дружный гул одобрения.
В этот момент к «трибуне» подбежал Куценко.
— Товарищ командир бригады, — едва перевод, дух, доложил он, — над Голубиной балкой противник.
— Сколько?
— Восьмерых заметили. Они дали два выстрела и сидят на скале. У самой опушки. Похожи на тех, что вы говорили.
Переглядываемся с Миронычем:
— Словаки?
— Возможно.
— Котельников! — зову я начштаба. — Подготовь группу Свиридова. Пусть вместе с Максимом обойдут их леском, прижмут к Голубиной балке и возьмут. Только поосторожнее.
