Семейщина - Чернев Илья (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Первыми узнали об этом из республиканской газеты сельсоветчики. Когда читали это постановление, в сельсовете находился Изот. Он-то и принес радостную весть в свою артель, бегом кинулся из совета в контору.
В правлении Изот застал Епиху, Мартьяна Яковлевича и Корнея Косорукого. Выслушав радостную новость, Епиха перебрал пачку только что полученных газет, нашел волнующее решение партии и правительства, прочитал его вслух.
— Привилегия, выходит, нам, — отрываясь от газеты, сказал он, — нигде больше этого нет, только в степных восточных районах…
— Да, брат, дожили мы до золотых дней! — вставил Мартьян Яковлевич. — О мужике Москва думает, видно, крепко. Хотят большевики крестьянскую зажиточность еще выше двинуть… недаром сколь времени об этом пишут.
— Двинули так двинули! — подскочил Корней. — Забота о народе настоящая: где, значит, колхозы еще хлипкие, там помочь надо… Здорово, оно это самое дело!.. Перескочим теперь старую кулацкую зажиточность, позади оставим их богатейство… К тому нас ведет партия.
— А вы как думали, — согласился Епиха, — конечно, к тому. Только колхозное богатство до скончания века будет совсем другого сорта: никому глотку не давить, никого под себя не мять… Все богатые и все ученые, — вот куда эта линия…
Долго еще гуторили красные партизаны о чудесном постановлении, резко меняющем жизнь артели.
И в закоульской конторе, за стенкою, говорили о том же. Просмотрев газету, Мартьян Алексеевич так и ахнул:
— Чо мы теперь народу скажем, паря Куприян? Придумаешь ли лучше агитацию за артель?
Куприян Кривой промычал что-то невнятное, шевельнул бровями, задумался, — что уж тут говорить.
— Переломить бы себя, — со стоном прошептал Мартьян Алексеевич, — навсегда… переломить… От Цыгана бы начисто отвязаться… Пристукнуть его, злодея, что ли? И тогда по-честному бы…
Куприян хмуро молчал…
Из колхозных контор весть о немыслимой льготе уже растеклась по улицам, по дворам. Тот же Изот одним из первых переполошил своих стариков.
— Не может того быть! — с минуту поглядев на сына, замотал головою Аноха Кондратьич.
Раньше он обругал бы Изотку за пустозвонство, за дурость, за вранье, но теперь это было заказано: парень самостоятельный, не малолеток какой, уже из Красной Армии вернулся.
— Очень даже может! — пробурчал Изот и повернулся к матери.
— Не по-твоему, вот и не веришь! — закричала Ахимья Ивановна старику. — Тут радоваться надо, а не фыркать!..
— А кто фыркает? — обиженно чмыхнул Аноха Кондратьич.
— Да твоя милость, кто же боле!
— Ну и язва ты! — не выдержал старик, — Тьфу… прости мою душу грешную!
— Будет вам! — вмешался Изот. — Я им радость принес, а они ругаться! — Он снисходительно улыбнулся.
— В том-то и штука, что во всякую радость он соли набуровит, понять как следует ничего не даст, — заулыбалась Ахимья Ивановна. — И с чего, скажите, люди добрые, налетел?..
— Радуйся уж, радуйся, — отступая к кровати, заворчал Аноха Кондратьич.
— И как же, сынок, теперь: хлеба с нас не будут брать? — спросила Ахимья Ивановна.
— Не будут, мать. Шесть лет свободны…
— Экое диво! — всплеснула руками старая. — С чего бы так?
— Желают на ноги колхозника окончательно поставить, вот и льгота такая, — авторитетно разъяснил Изот.
2
Изот вернулся из армии возмужалым и энергичным парнем. Будто все эти годы, — после памятного успеньева дня, — в душе его не погасал образ бесстрашного красноармейца, тихо проехавшего на статном коне по безлюдной улице мятежного села. Восхищенье и зависть вызвал тогда у Изота этот храбрец, — вот бы ему быть таким!.. Он ушел с пограничниками, вступил добровольцем, раньше срока, в армию: он был покорен мужеством и великодушием этих людей в зеленых фуражках, он хотел учиться у них, подражать им, быть как они. За два с лишним года, проведенных в армии, Изот приобрел не мало: воля его закалилась, ум обогатился знаниями. Это был уже не малограмотный тихоня, а волевой и развитой человек. Армейский комсомол, деятельным членом которого Изот стал с первого же дня своего прибытия в часть, помог ему в работе над собою, помог культурно и политически расти, помог найти себя. И это было самое важное для Изота — он нашел свою дорогу. На смену неясным порывам, томлениям и мечтам о прекрасном и сверкающем мире пришло четкое сознание: мир его родины повсюду прекрасен, и он, Изот, отслужив в армии, должен вернуться к себе в деревню, которая некогда казалась ему такой неинтересной и скучной и где десятки захватывающих дел ждут умных рук, светлой головы, культурного почина…
Изот был по-прежнему ласковый, обходительный, спокойный, но за спокойствием его угадывалась твердость и выдержка, а не один лишь кроткий нрав. От привычной Изотовой безответности не осталось и следа… Парень умный, сильно, видать, поученный, рвется к большой работе, не станет попусту тратить свое время и силы на разную чепуху, не будет отдыхать после службы месяц-другой, не будет без дела шататься по улицам, из избы в избу, батькины сытные харчи его не прельщают, кипит парень, — таким увидала Изота деревня. И что больше всего бросилось в глаза никольцам: парень ясный, определенный, будто все заранее известно ему, концы всех дел, конечные цели. И оттого так весомо звучит его речь, к ней нельзя не прислушаться. В день встречи это новое в Изоте первый уловил Епиха.
— Здорово тебя в оборот, видать, взяли, — весело поблескивая глазами, сказал Епиха, — Ты совсем другой стал… В свой колхоз, конечно, работать пойдешь?.. Приходи в правление, лишний не будешь, дело найдем. Нам такие люди нужны.
Изот осведомился, какая из артелей лучше ведет хозяйство, и когда услышал, что, конечно, красные партизаны по всем статьям далеко впереди закоульцев, ответил Епихе:
— Вот ты и подсказал мне: пойду туда, где люди нужнее…
— Хэка, паря! — негодующе фыркнул Аноха Кондратьич — То своя артель, то чужая…
— Чужих артелей не бывает, — улыбнулся Изот. — Ежели я стану работать у закоульцев, как же та артель будет мне чужая. Она будет моя… Но я должен все выяснить сам, поглядеть сперва, и тогда скажу точно…
На другой же день Изот пошел к комсомольцам. Он встал на учет и долго беседовал с избачом Санькой, а из клуба вместе они отправились в сельсовет, — Изот хотел знать все о жизни родной деревни.
Совет разочаровал Изота: порядка нет, в делах большая запущенность, секретарь утоп в бумагах, в писанине, с грамотой у него нелады, председатель без толку мыкается с утра до вечера по деревне, занят разными кляузами, знай наседает на единоличников, а до колхозов у него, видать, руки не доходят. Во всяком случае, председатель ничего не смог рассказать Изоту нового ни о партизанах, ни о закоульцах, лишь сунул ему последние сводки о молотьбе, полученные из правления обеих артелей:
— Вот… гляди…
Изот скользнул взглядом по цифрам, отодвинул от себя бумажку, поднялся:
— И это всё?
— Дак что же? — ответил председатель. — Всё как есть… Ну, сводки мы уже сообщили по телефону в Мухоршибирь, — поспешил добавить он.
«Вот, кажется, где мое настоящее место», — выходя из сельсовета, подумал Изот…
Мысль о работе в совете завладела Изотом. Он стал ежедневно захаживать туда, знакомиться с кругом сельсоветских дел, интересовался, чем занимается президиум, комиссии, есть ли у совета актив. День ото дня Изот убеждался, что совет плохо справляется со своими задачами: президиум собирается редко, комиссии и актив существуют лишь в списках, подшитых в одной из многочисленных папок. Для, начала он попробовал воскресить культурную комиссию, обошел членов этой комиссии, собрал их, потолковал… Он привлек к работе в комиссии избача Саньку, и вместе они взяли на себя роль добровольных толкачей. Изот сумел внушить учителям, что членство в комиссии — не проформа, что оно обязывает… что культурной работы на селе непочатый край. Здорово пристыдил Изот учителей, и они принялись за дело. Комиссия и впрямь ожила, Изот заинтересовал ее: почему бы не открыть в клубе хотя бы небольшую библиотеку? Он добился на президиуме постановления об отпуске средств на покупку книг, на выписку газет. Он стал бывать на президиумах, старался не пропускать ни одного заседания в сельсовете, добивался включения в повестку дня вопросов культурного и колхозного строительства, убедительно доказывал, что засорение повестки ненужной мелочью, с которой можно разделаться в обычном, рабочем порядке, только мешает совету заниматься большой, настоящей работой…
