Семейщина - Чернев Илья (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Лагуткин, которого Мартьян Алексеевич всегда боялся, привез на ферму своего ветеринара, и они два часа подряд ходили по скотным дворам, лазили в стайки, разглядывали и щупали больных животных… Мартьян Алексеевич еле держался на ногах. Неизвестность завтрашнего страшного дня томила его.
На селе Лагуткин побывал у Епихи с Гришей, навестил Хвиёху, поговорил с новым председателем сельсовета Изотом. Все это узнал Мартьян Алексеевич, и стало ему лихо: пуще всего побаивался он Изота — глаз у того цепкий… А Хвиеха? Чем этот придира лучше Изота? За последнее время Хвиеха опять шуметь стал, всюду нос свой сует… Зимой Хвиеха повадился на заработки в совхоз «Эрдэм», — поругается или не поругается, все равно туда бежит, — зимой без него спокойнее, а по весне Хвиеха тут как тут со своим ревом.
Тошно Мартьяну Алексеевичу. Чует он: собираются над его головою грозовые тучи, — как бы гром не ударил!
4
Редкий гость у тещи с тестем непоседливый Хвиеха.
— У Ахимьи и без меня зятьев довольно, — обычно говорит он, когда жена уж очень пристанет к нему, примется уговаривать навестить стариков родителей.
Хвиёху не тянет к старикам, знает он: опять будет журить его Ахимья Ивановна за перелетное это беспутство, за постоянные отлучки от семьи в «Эрдэм». Слова ее известны: не то он артельщик, не то совхозник, никак не может к одному берегу прибиться, вечный шаматон, оттого в избе порядка нет, детишки без родительского догляда растут, одежонки на всех подчас не хватает, пора бы, кажись, бродяжью дурь из головы выкинуть, о семье призадуматься, не маленький уж… Известны те слова Хвиехе и не любы ему: не нравится ему покушение на его свободу. Он сам себе хозяин — и баста, и никому учить себя не позволит, хотя бы и умной теще!
Редко-редко, по большим праздникам, удается затащить Улите своевольного мужика своего к старикам.
Но однажды и без праздника, невзначай, попал Хвиеха к теще в дом — и тащить не довелось. Шли по Краснояру, серединой улицы Епиха с Изотом, о чем-то меж собой тихонько гуторили и повстречали Хвиёху. Поздоровались, как водится, постояли с ним, перекинулись двумя-тремя словами, а потом Изот и сказал:
— У меня к тебе, Феофан, разговор особый имеется, серьезный разговор.
— Серьезный, говоришь? — в глазах Хвиёхи вспыхнул лукавый огонек, плохо, однако, скрывающий любопытство. — С коих я пор для серьезных делов годиться стал?
— Не дури, — вмешался Епиха, — без нужды не прикидывайся чудаком. В этом деле ты можешь принести пользу… громадную пользу, такую, за которую вон советская власть орден на грудь людям вешает.
— Орден? Эва куда хватил! — изумился польщенный Хвиеха. Он уважал Епиху, всегда гордился башковитым свояком, он не мог не отнестись с доверием к его словам. «Что это за дело такое?» — соображал он.
— Ты сейчас никуда не торопишься? — спросил Изот.
— Нет… будто, — ответил Хвиеха.
— Тогда зайдем к нам, посидим… подробно обо всем расскажешь, — предложил Изот.
— А выпить найдется? — неожиданно не только для Епихи с Изотом, но и для самого себя выпалил Хвиеха.
— За этим дело не станет, — подмигнул Епиха. — Теща, она всегда с припасом, она добрая.
— Для тебя-то она добрая, — ворчнул Хвиеха, но все же не стал упираться, пошел…
Для серьезного разговора они уединились в горницу. Туда, по просьбе сына-председателя, Ахимья Ивановна и выпивку с закуской принесла.
— Раз с глазу на глаз, — сказал Епиха, — раз только втроем, так чтоб все по-хорошему…
— Правильно! — одобрил Хвиеха.
Он выпил подряд два лафитника, мигом повеселел, лихо сплюнул на пол, стал закусывать:
— Ну, теперь, пожалуйста!
— Ты, кажись, давно в закоульской артели? — спросил Изот.
— Давненько!
— У вас скот падает… сильный падеж. Что ты на этот счет думаешь? Ты раньше не замечал ничего… такого?
Хвиеха насторожился: с какой стати подкапываются под его артель председатель совета и краснопартизанский Епиха? Не будет ли какого худа его, Хвиехиной, артели? Не заберут ли красные партизаны закоульцев к себе и не выкинут ли его тогда за то, что сразу не примкнул к партизанам?
«Чепуха! — отверг он тут же эту последнюю думку. — Одначе кутерьмы не оберешься… Добро бы одного злыдня Мартьяна прижали, а то…»
— Что ты молчишь? — прервал Хвиехино раздумье Изот и, словно угадав его Мысли, сказал: — Бояться тебе нечего. Ты, я знаю, честный человек, и говорю тебе по-честному: в вашей артели неладно… Если ты поможешь советской власти разобраться в делах твоей артели, она выгонит только негодяев, артель от этого укрепится, станет лучше работать, без помех, тебе же больше на трудодень придется и всем хорошим работникам… Для своей артели ты должен, я полагаю, постараться… вспомнить…
— Шумишь же вон по закоулкам и в прежние годы ревел, — подзадорил Епиха, — а коснулось серьезного спроса, ты уж и в кусты… как ушкан.
— Не ушкан я! — закричал обиженный Хвиеха. — Я эвон как тогда братского ночью из его же берданки пужанул!..
— Помню! — весело сверкнул синими глазами Изот. — Видишь вот! И сейчас твоя храбрость требуется… Мы все колхозники, и защищать колхоз наша общая обязанность — и твоя и моя… Тут и храбрости особой не надо.
— Известно! — согласился Хвиеха.
— Во время кулацкого бунта ты сумел показать, на чьей ты стороне. И теперь покажи! — продолжал Изот. — Я многое узнал, как вернулся из армии… Наш Никишка и тот грызся с Цыганом… А ведь Цыган у вас одно время в артели заправлял…
— Когда это было! Сразу же и вытряхнули.
— Вытряхнули — верно. А корешки Цыгановы неужто не остались? Как ты думаешь?
— Возможное дело…
— Не только возможное, — возразил Изот, — а факт. Попусту ты шум подымал? Ведь не попусту?.. Разве не бросилось тебе в глаза, что ваш председатель Мартьян на чистках выгораживал Цыгана?
— Не упомню…
— Я точно это знаю… Я слыхал, что ты попервости шибко кричал насчет неправильного посева, а потом будто и приумолк, и товарищ Лагуткин не мог ничего от тебя толком добиться. Правильно это? — не отставал Изот.
— Вот прилип! — насупился Хвиеха. — Все ему как на духу кто-то выложил.
— Не ты один порядочный, есть и другие…
— Кто же? — поинтересовался Хвиеха.
— Об этом разговор после. Давай сейчас исправлять твои ошибки, вместе думать… Ты никогда не раздумывал над тем, почему Мартьян постоянно норовит держать тебя подальше от бригады, от людей — то в лес пошлет, то объездчиком назначит? Что ты на это скажешь? Случайно это выходило или глаза твои… отсылали за тридевять земель?..
— А ведь и верно! — изумился Хвиеха: никогда раньше эта мысль не приходила ему в голову.
— Значит, могло так быть? — продолжал напирать Изот, — Ты шумел, критиковал непорядки, а тебя убирали?
— Все может быть… Налей-ка еще, чтоб в черепке прояснило. Изот решительно отодвинул протянутый Хвиехин стаканчик:
— Сперва дело, потом гульба… Я хочу спросить у тебя: почему ты не доводил до конца, махал рукой? Разве не было у тебя пути к тому же Лагуткину?
Хвиеха заморгал глазами:
— Да вот видишь… Попервости уж очень плохи были дела, а потом Мартьян будто выправился, за ум взялся… Зачем же, думалось, мешать ему…
— Нет такой злой собаки, которая не умела бы вилять хвостом… в случае нужды. Ты это знал?
— А ведь и верно! — снова удивленно охнул Хвиеха. — Выходит, пыль в глаза нам пускали?!
— А ты думал! И сейчас пускают.
— Ну, и дошлый ты, Изот!
— И что же ты все-таки скажешь насчет падежа на вашей тугнуйской ферме?
— Ума не приложу! — развел руками Хвиеха. — Сам не бывал, а люди разное говорят…
— Что ж они говорят?
— Разное… на Спирькину Пистю которые подозрение имеют. Ну и я, значит, реветь стал…
— Какие же подозрения?
— А кто их знает! Известно: Астахина дочка, бандитская жена. Будто видали на Тугнуе Цыгана.
