Прощай, Германия - Прокудин Николай Николаевич (читать хорошую книгу полностью txt, fb2) 📗

— Стой! Иваныч, грабят! Лови его! Держи!

— Кого держать?

— Кота! Это тот котяра, с противоположного берега!

Однако было поздно, жулика след простыл. Опять ни кота, ни рыбы. Вскоре этот серый пройдоха вновь появился на противоположной стороне. Кот сыто облизнулся и вновь нагло уселся наблюдать за рыбаком. Иван Иванович всё-таки умудрился поймать для себя большого леща, примерно килограмма на три, но сразу поставил ведро поближе к импровизированному столу, под присмотр Громобоева, смотал удочки, и они окончательно приступили к трапезе и выпивке. Кот уяснил, что с люди рыбалкой покончили, потерял интерес к пруду и любованию природой и убрался восвояси…

Полтора месяца отпуска пролетели быстро, как известно, отдыхать — не работать! Семья Громобоевых вновь совершила вояж по родственникам и друзьям, истратив не менее получки на подарки. Вернулся в полк в октябре, как и наметил, сразу лёг на плановую реабилитацию. В Ваймарском госпитале Эдика встретили как родного, в офицерской палате медленно выздоравливали старые знакомые: рыжему Юрке вынули спицу, старлей Олежка «суп-набор» все ещё был прикован к койке и никак не мог встать на ноги, переживал, что комиссуют по здоровью. Остальные соседи были незнакомые — ещё двое разбившихся на машине в нетрезвом виде молодых лейтенантов, этих сразу после выписки должны были отправить домой как нарушителей дисциплины. Госпиталь довольно сильно опустел, ведь две дивизии уже вывели и расформировали, осталась последняя, Нам-бургская, плюс штаб армии.

Громобоев был искренне рад вновь увидеть Ануфриенко. Однокашники, насколько позволяли застарелые травмы крепко обнялись, разговорились.

— Слышал? Вчера назначили нового командующего! Какой-то генерал-лейтенант Исаков, — поделился последними служебными новостями Юрка, служивший в бригаде материального обеспечения армии, и находившийся в курсе всех штабных новостей.

— Исаков? Василий Иванович?

Эдуард обрадовался возможной встрече с генералом. Как здорово, ведь новый командарм, можно сказать бывший однополчанин!

— Вроде бы да. А что, знаком с ним?

— Шапочно, — ответил Эдик и рассмеялся. — Он у меня комдивом был в Афгане. Золотой мужик! Умница, интеллигент, порядочен, не хам, как большинство начальников.

— Эге, хватит привирать! И какое знакомство может быть у капитана с генералом? Даже шапочное. Наверное, крепко тебя когда-то вздрючил?

— Да нет, Юрок, он лично руководил нашим спасением по радиосвязи, когда душманы часть моего батальона в горах в районе Горбанда окружили: нас было всего тридцать пять, а духов больше двухсот. Бились весь день, до самой ночи, боеприпасы кончились, а потом нас снежная буря спасла, накрыла горный хребет, замела вершину, которую мы удерживали, и духи ушли. Я с генералом по связи говорил несколько раз, он всё никак не мог поверить, что в роте нет ни раненых, ни убитых. Недоумевал, зачем скрываем потери, всё равно выяснится после спуска вниз, а у нас были только обмороженные бойцы…

Капитан отвалился на подушку и умолк, вспоминая тот давний бой, который был вроде бы в далёком прошлом, но стоило закрыть глаза, а перед тобой вновь отчётливо возникают идущие в атаку мятежники и дико орущие на ломаном русском: шурави сдавайся…

Эдуард потряс головой, прогоняя страшное видение. Да, минувшая война никак не отпускала, и снилась примерно раз в неделю, а то и чаще.

Со следующего дня Громобоев активно начал лечение: сдал анализы, ему сделали рентгеновские снимки. Начальник отделения расспросил о самочувствии, о службе. Узнав о продолжительной командировке на Дальний Восток, выслушав подробный рассказ обо всех своих перипетиях, крепко обругал капитана, сказав, что Эдик мог застудить или повредить спину. Доктор даже рассвирепел и написал жалобу начальнику медицинской службы армии на неправомерные действия командования полка, могшие повлечь резкое ухудшение здоровья окончательно не выздоровевшего пациента.

— Они своим бездушным отношением могли приковать тебя навсегда к постели! Ты хоть бандаж носил?

— Так точно! Всё время был закован в корсет.

— Чудак ты на букву «м»! Здоровье одно и жизнь одна! Хочешь провести остаток дней лёжа на диване?

— Приказали и поехал…

— А вешаться или стреляться прикажут? Выполнишь?

— Выбор был один: или в командировку или домой. Больные в Западной группе войск не служат, не нужны…

— Эх, совсем люди потеряли голову от этой проклятой валюты! — воскликнул доктор-подполковник. — Одни немецкие марки на уме! Ладно, иди, и лечись…

Капитан начал ежедневно посещать физиопроцедуры, массажи, тщательно выполнять в спортзале предписанные упражнения, добросовестно соблюдать режим. Лишь изредка удавалось выпить по банке пивка с Юркой, вспомнить курсантскую юность.

Прошло три недели, состояние здоровья заметно улучшалось, тупые боли в позвоночнике прекратились. И тут свалилась новая беда. Внезапно в госпиталь заехал Ивана Иванович Бордадым и сообщил пренеприятнейшее известие — в батальоне совершено ЧП! Солдат изнасиловал солдата, да и не только одного, а ещё двоих из других батальонов.

— Наш солдат? — ужаснулся Эдик. — Кто?

— Наш! Эргашев! Козлина он эдакая! Мало ему баб? Молодые немочки из деревеньки, соседствующей с полигоном, всегда и с удовольствием нашим бойцам дают! Самолично, когда дежурю по полку и туда ночью с проверкой приезжаю, то из под солдатских кроватей этих малолетних шлюшек вытаскиваю регулярно!

— И что теперь будет?

— Не знаю. Не полк, а сборище пидорасов, блин! — негодовал Бордадым. — Боец этот Чумаков, смазливый такой, женственный, тощенький — и впрямь мечта педиков! В общем, они в каптерке развлекались, а дежурный по полку их застал. Чумаков заявил, что совершалось насилие, а позже те два других бойца тоже написали заявления в военную прокуратуру. Эргашева пока посадили на полковую гауптвахту. Иван Ивановича комбатом только назначили, поэтому ему никакого строгого наказания, просто выговор. А ротного, взводного и старшину отправляют домой. Тебя, Эдик, вроде бы тоже планируют высылать…

Громобоев растерялся от свалившегося как снег на голову неприятного известия.

— Что же делать? — спросил он у самого себя. — Я ведь и забыл, когда в батальоне толком работал, больше чем полгода в отрыве от людей: то госпиталя, то отпуск, то командировки…

Бордадым в ответ лишь выматерился, обругал проклятых извращенцев, пожелал скорейшего выздоровления и уехал в полк.

Эдик впал в прострацию. Как быть? Как выкрутиться из создавшегося неприятного положения? Ведь семья сейчас к отправке не готова: денежных резервов не запасли, растратили в отпуске, машину для отъезда не купили.

— Твою мать! Без вины виноватым меня сейчас начальники сделают в отместку! — ругался Громобоев.

Юрка выслушал рассказ приятеля и посоветовал:

— Подойди к начальнику отделения и попроси разрешения позвонить.

— Куда?

— В Нору!

Надо пояснить, чтобы было понятно читателю, штаб армии размещался в населённом пункте с забавным для русского человека названием Нора. Ударение в этом слове можно было ставить, как захочешь, по обстоятельствам, и это являлось предметом многочисленных шуточек, типа: «спрятались в нору, забрались в Нору»

— Звони Командующему! — наседал Ануфриенко на Эдика. — Сам говоришь, что он ведь какой-никакой, а твой боевой товарищ!

— Неудобно…

— Зато очень удобно будет, получив двадцать четыре часа на сборы, домой уезжать! Звони, кому говорю!

Громобоев помялся, но переломив гордость и поборов смущение, обратился к терапевту. Подполковник выслушал, посочувствовал, лично дозвонился до приёмной командующего и передал трубку Эдуарду.

— Кто спрашивает генерала Исакова? — поинтересовался порученец.

— Капитан Громобоев. Зам командира батальона 232 танкового полка. Я с командующим армии в прошлом в Афгане служил.

— Что вам нужно?

— По личному делу…