Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла. - Шелест Игорь Иванович (первая книга TXT) 📗
Они ещё о многом вспомнили из своей замечательной поездки и закончили на том, как к исходу второго дня, не чувствуя под собой ног, счастливые, сидели на скамейке в Павловском парке перед павильоном «Трех граций» и ели мороженое, а день клонился к закату, и, хотя на горизонте не было видно туч, Наде почему-то вдруг взгрустнулось.
— Уж больно я счастлива была в те наши сорок восемь часов!.. — сказала Надя, опустив глаза, — я со страхом подумала, что такое великое счастье так просто людям не даётся, что нам предстоит за него тяжёлая расплата…
Жос грустно улыбнулся:
— …Предчувствие тебя не обмануло… А главный врач меня утешил: радуйся, сокол, что не сыграл в ящик!.. Но каково соколу лежать с подрезанными крылышками?..
— О, господи! — Надя закрыла лицо руками, пряча слезы. — Над нами будто висел рок!.. Но как, как это могло случиться?.. Ты же говорил, какой это был прекрасный самолёт!..
Жос взял её руку, поднёс к губам.
— Рассказать?..
Надя кивнула, смахнув платочком слезы.
И Жос рассказал о трагическом полёте.
Надя слушала с полными ужаса глазами, и видно было, что она слышит и вой самолёта, и леденящий душу треск ломающегося крыла, и его, Жоса, отчаянные крики: «Прыгай!.. Прыгай!.. Прыгай, ведьма!..» И наконец, спасительный хлопок купола над ним, за какие-то мгновения до того, как он мог превратиться в мешок с костями… Он смолк, а она всё ещё со страхом смотрела на него и, словно бы боясь закричать, зажимала себе рот. Так они просидели несколько минут, и в палате было тихо, как в склепе, а Надя все зажимала себе рот, и глаза её были полны боли за него. Потом Надя спросила так, что он скорее догадался о смысле вопроса по движению её губ.
— Но что же тебя так потрясло в разговоре с начальством?..
— Надюша… Я узнал самое ужасное… Вера почему-то не захотела раскрыть парашют и упала в ста метрах от меня. Но меня увезли в госпиталь, а её в морг…
Надя, наверно, слышала о гибели Веры; во всяком случае, последние слова Жоса она восприняла спокойно и даже заметила холодно:
— Да, в твоих глазах печаль… хоть ты знаешь, что из-за Вериного вероломства ты был на волоске от того, чтобы лечь в могилу с ней рядом!
— Ну уж нет, — Жос мрачно усмехнулся, — меня похоронили бы отдельно!..
Надя зыркнула остро:
— Это, конечно, «утешает».
Он сделал вид, что не заметил иронии.
— Но и нынешнее горизонтальное состояние…
— …о чём ты, любимый!.. — прервала его Надя.
Они опять надолго замолчали. Уже смеркалось, вошла сестра, зажгла свет, сунула Тамарину под мышку градусник и, не взглянув на Надю, вышла.
— Что-то ты совсем притихла, — сказал наконец Жос. — Уж я жалею, что все это рассказал тебе.
И тут Надя как бы вдруг прозрела от осенившей её догадки. В её зрачках замерцали искорки, и на лице даже появился румянец.
— Господи! — воскликнула она. — До чего ж вы, мужчины, недогадливы, когда дело касается тонких психологических нюансов человеческих отношений!.. Да ведь Вера до безумия была влюблена в тебя!.. Да, да!.. А ты, конечно, и не догадывался об этом… Она знала, что не может понравиться тебе, и в гордыне таилась… И, несомненно, очень долго страдала… Когда же вы оказались с ней в воздухе, ею овладело отчаянное желание покорить тебя своим мастерством, утвердить над тобой своё преимущество чемпионки… И если б ты похвалил её или, пусть шутливо, признал себя покорённым, наконец, отнял бы у неё управление, чтобы прекратить её безумства в воздухе, — она, торжествуя, наверное, смирилась бы, ну, может быть, сказала бы тебе что-нибудь обидное…
Но ты выдержал характер, и это привело её в такое бешенство, что она сломала самолёт… И не хотела прыгать, желая, может быть, тебя унизить тем, что вынудит выпрыгнуть первым… Но и тут ты не поддался!.. И тогда она решила выброситься только ради того, чтобы спасти тебя!.. Злость и всю ненависть к тебе в последний миг покорила любовь!
Жос вытаращил глаза и глядел на Надю, будто не совсем узнавая, изумляясь и тому, что она говорила, и той удивительной вере в неоспоримость своих доводов, которая сияла в её глазах. Он продолжал все так же пялиться на неё, хотя она уже смолкла и тихо разглядывала его.
— Ну что же ты молчишь? — спросила она, не вытерпев.
— Не знаю, что и сказать… Как это ни чудовищно, но очень похоже на истину!.. Никогда бы и мысли не допустил, что женщина способна сознательно пойти на такие жуткие действия…
В этот момент в палату вошли врач и сестра, и Надя встала, чтобы проститься.
— Приду завтра, — сказала она, поцеловав его на прощание. — Мне кажется, после этого разговора тебе будет спокойней.
— Может быть, может быть… — неотрывно глядел он ей вслед. Надя обернулась у двери:
— Буду думать о тебе, чтоб тебе стало лучше…
— Спасибо, девочка… Приходи же, буду ждать тебя!.. Постой… О чём я хотел попросить тебя… Не могла бы ты заглянуть к моим студентам?.. Они ведь тебя любят по-прежнему… Узнай, пожалуйста, как…
— О, господи, я совершенно потеряла голову!.. Да ведь они все эти дни толклись здесь, внизу, не имея возможности к тебе попасть… Я обязательно загляну к ним завтра и попрошу, чтоб кто-нибудь из них навестил тебя. Поправляйся, любимый!
Стремнин узнал о катастрофе Тамарина только на третий день.
Сергей и Хасан продолжали работать у Крымова на Южной точке. Выполнив с утра очередной полёт на подцепку аналога «Икс» к носителю, они вместе с Майковым присели у коттеджа, чтобы перекурить, и тут к ним подошёл прилетевший из центра инженер и ошарашил страшным известием и о гибели Гречишниковой, и о том, что Жос Тамарин в госпитале и врачи борются за его жизнь.
Сергей тут же побежал к Крымову проситься навестить друга, но улететь в Москву ему удалось только через два дня.
Он примчался в госпиталь прямо из аэропорта уже под вечер, и тут, в вестибюле, встретился с Надей Красновской. Только что облачившись в белый халат, она разглядывала себя в зеркале, но, заметив отражение Сергея, воскликнула:
— Стремнин?.. Серёжа?..
— Батюшки, Наденька?.. Вы ли это?
— Я самая… Что, невозможно узнать?..
— Ну нет!.. Я просто-напросто одурел от работы… Здравствуйте!.. Как хорошо, что мы встретились прежде, чем мне к нему подняться… Умоляю, как он?.. Есть ли надежда?.. Что говорят врачи?
