Озеро призраков - Любопытнов Юрий Николаевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные txt) 📗
— Тебе нечего бояться, — сказал ей Добжинский. — Они ничего не посмеют тебе сделать, — продолжал он, имея в виду казаков. — Ты понимаешь меня?
Оринка ничего не ответила. Она не знала, кого ей больше остерегаться — свирепых казаков или этого молодого по виду боярина, говорившего на плохом русском языке.
— Домой хочу, — сказала она, приподнимаясь на постели. — Хочу к тятьке и мамке. — Глаза её выражали испуг и отчаяние.
— Выпей вина, — шляхтич протянул ей серебряный кубок, наполненный тёмно-красной жидкостью, от которой исходил пряно сладкий запах.
Оринка отвела его руку в сторону. По щекам покатились слёзы. Она вспомнила Никитку, отца и матушку. Что с ними случилось? Где она сама находится и что будет с нею?
А Добжинский, приказав слуге зорко смотреть за полонянкой, никуда её не пускать, а в случае чего сразу сообщать ему, вышел из шатра. Лагерь шумел. Вернулся отряд из Легкова, привёл скотину и несколько телег, гружённых ячменём и житом. В стороне трое казаков свежевали тушу молодого бычка, готовясь к вечернему пиршеству. У костра стоял Мокроус. Кучму он снял и теперь приглаживал ладонью длинный оселедец. Перед ним стоял Говерда и жёлтыми глазами смотрел в лицо сотнику, жадно ловя каждое его слово.
— Завтра отправим подводы Лисовскому, — распоряжался Мокроус. — Не дай Бог, пойдёт дождь — промочим зерно. Пусть хлопцы отправляются к крепости.
— Может, подождём дня два, — ответил Говерда. — Завтра пошукаем в соседних деревнях, а потом сразу и отправим. Ещё прежние возницы не вернулись…
— Боишься, что нас мало останется? — спросил Мокроус, пристально смотря Говерде в глаза. — Ты вроде не труслив был.
— Я и сейчас не боюсь, — выкатил Говерда глаза.
— Для сопровождения дам десяток казаков, — продолжал Мокроус. — А тридцать сабель решат любую битву с этим отродьем, что разбежалось по лесам. Да я и не думаю, что кто-то из них нападёт на нас. Здешние холопы трусливы и жадны. Они будут отсиживаться по оврагам, но с казаками воевать не будут. — Сотник согнул руки в локтях и потянулся до хруста во всём теле. — А Лисовский не будет на нас гневаться, что мы задерживаемся. Для него главное, чтобы мы выполнили его наказ — привезли пропитание для войска.
Казаки подбросили дров в костёр и стали готовить вертел, чтобы зажарить бычка.
— Добрая ночь сегодня будет, — сказал Мокроус, поднимая глаза к небу. — Вон какие зирки высыпали…
На небе зажигались звёзды. Лес стоял не шелохнувшись, притихший. Тишину нарушало лишь ржание коней, хохот казаков да треск дров в пылающем костре.
6.
Как только Никитка услышал, что Оринку увели с собой казаки, он потерял покой. Ничто не шло на ум, всё то, что он начинал делать, валилось из рук. Первой мысль была — узнать, куда увезли Оринку, найти её. А что он один, безоружный, сделает против казаков? Их же не трое или четверо, а намного больше, наверное, около сотни, на конях, с саблями, пиками, а может, и наряды пороховые есть. И сидеть сложа руки он не мог. Мысль, что надо пробраться к казакам всё больше и больше овладевала им. Судя по всему, казаки остановились на Озерецкой дороге, верстах в двух от Кудрина, недалеко от Орешек. Дорога там была широкая и раньше довольно наезженная: крестьяне окрестных деревень и починков часто езживали по ней на торжище в Радонеж. По правую руку, если идти в Озерецкое, в лесу обочь дороги была поляна, а, вернее, луг, ровный и раздольный. С одной стороны его окружал ельник, а с другой, где дорога ширилась, росли дубы старые, высокие и могучие. Это место было открытым. Значит, если идти туда, то надо было идти со стороны Орешек густым непролазным лесом, только там можно было пройти незамеченным.
Когда батюшка с братьями поехали хоронить жито в лес, а Никитка остался с матушкой, в его голове созрел окончательный план.
Он решил, что оставаться здесь, среди соседей, он больше не сможет — он должен найти Оринку, что бы это ему не стоило. Укрепившись в этих мыслях, он, как только день стал клониться к вечеру, а матушка куда-то отлучилась, взял топор, засунул его за пояс и, оглядываясь — как бы никто не увидел, — скользнул между деревьев в чащу леса.
Держась ближе к опушке, имея Чёрный овраг справа, он вышел к Плетюшкам, по этой неглубокой ложбине пошёл по направлению к Орешкам. Эти места он хорошо знал и поэтому не боялся, что заблудится. В лесу ещё было не сумрачно, под ногами шелестела сухая листва, на пустых плешинах высокие метёлки конского щавеля и высохшие стебли крапивы сильно заполонили землю, и Никите пришлось срубить палку, чтобы ей расчищать, где надо, дорогу. Через некоторое время в лицо пахнуло запахом, который бывает после пожарища: прогорклым дымом, обуглившимися брёвнами и едва уловимым духом прежнего жилья. Скоро Никитка вышел на небольшое польцо, за которым располагалась деревенька. Он нашёл дорогу, которая соединяла Кудрино с Орешками и пошёл, вернее, ноги сами потащили его к тому месту, где ещё вчера утром стояла изба Оринки. От бывшего жилья его невесты остались обугленные стены сеней да печка с трубой, сиротливо возвышающейся на пепелище. Не сожжённой осталась лишь житница с настежь распахнутыми воротами.
Сколько летних ночей просиживали они с Оринкой возле её стен!? Смотрели, как водят хоровод ночные звёзды, как перемещаются они к утру, и, когда пели петухи, расходились. Правда, бывало засидевшихся парня и девку сурово отчитывал Оринкин отец, некстати появлявшийся возле житницы в исподнем.
— Оринка, — звал он. — Скоро петухи пропоют! Ступай в избу, а то получишь кнута. А ты, парень, — обращался он к Никите, — если люба моя дочь, скажи отцу, чтоб засылал сватов.
Семья Вороного считалась крепкой, работящей и серёзной. Было лестно отдать дочь к ним. Поэтому серчал Оринкин отец скорее для приличия, нежели всерьёз. Когда он встречал парня на покосе или при заготовке дров, старался поговорить с ним, всегда расспрашивал про здоровье батюшки и матушки и просил передавать им низкий поклон. Это вспомнил Никита, стоя у житницы и глядя на чёрную пустоту бывшей деревни.
Стало смеркаться. Небо было без облаков и на нём проглядывали звёзды. Стало тело пробирать вечерним холодом.
Оторвавшись от воспоминаний, Никита поправил за поясом топор, вздохнул, пересёк деревню и снова ступил в лес.
Пробираясь сквозь густую чащобу, он не раз ловил себя на мысли — а что он будет делать, добравшись до стоянки казаков? У него не было плана действий на этот случай. Главное, ему хотелось увидеть Оринку, узнать, жива ли она. Эта мысль и вела его к казакам.
Пройдя с версту и не обнаружив даже признаков казачьей стоянки, он подумал, что заплутался. Возможно, что он обошёл её стороной, но почему тогда не пересёк Озерецкой дороги. Он не мог не пересечь её. Поразмыслив немного, Никита пошёл прямо, ориентируясь по звёздам, посчитав, что он кружит по лесу, а если идти прямо, то обязательно выйдет на дорогу. Так оно и случилось. Его опасения, что он заблудился, были напрасными. Неожиданно лес расступился, образовав небольшое пространство, и Никита понял, что вышел на дорогу.
Он пошёл обочиной, по краешку, стараясь мягче наступать на землю, чтобы не шуметь, полагая, что скоро увидит стоянку. Предчувствие не обмануло его. Через некоторое время за кустарником и деревьями он увидел мерцающий свет костра. Сердце его забилось. Где-то там должна быть Орина.
Боясь тишину вечера потревожить хрустом сучка, нечаянно попавшим под ноги, шелестом сухих листьев, он стал пробираться на свет, петляя между деревьми, обходя заросли кустарников. Свет костра озарял открытое пространство, и Никита смог вскоре разглядеть стоянку казаков.
Костёр был разведён посередине поляны. Срубленные еловые сушины были сложены углом, комель к комелю, и когда концы выгорали, их подтаскивали друг к другу, и костёр снова пылал, кидая в темноту красное играющее пламя. Поодаль были разбиты два или три шатра, серевшие полотнянными боками. Невдалеке от них был сооружён навес из осиновых жердей, покрытый еловым лапником. Лагерь был окружён повозками. К коновязи — вбитым в землю столбам с перекладиной — были привязаны кони. У костра были видны фигуры трёх казаков. Наверное, это были дозорные. Казалось, лагерь за исключением этих бодрствующих, был погружён в сон.
