Озеро призраков - Любопытнов Юрий Николаевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные txt) 📗
Когда все мешки были высыпаны в лари, Фёдор опустил крышки, проверил плотно ли они подошли и закрыл пещеру дубовым тяжёлым творилом, забросал вход крапивойй и ветками кустарника, а снаружи, как и было раньше, поставил кверху корнями старый пень.
— Теперь с Богом! — сказал он сыновьм, оглядывая овраг. — Колеи забросайте ветками и травой. Поедем обратно кружным путём.
Сыновья сделали так, как им велел отец. Скоро разгруженная телега катила по полю, где недавно колосилась высокая рожь.
До сумерек было ещё далеко, когда они подъехали к Кудрину. Деревня казалась пустой, может, так оно и было. За время их отсутствия казаки, видимо, сюда не наведывались. Вороные оставили лошадь в ближайшем лесочке, а сами прошли к своей избе. Свежело, выпадала тяжёлая осенняя роса.
— Кажись, никого не было, — сказал Фёдор, ступая на низенькую приступку крыльца и оглядывая улицу.
Но тут дверь скрипнула и на пороге появилась Марфа. Лицо её было испуганным.
— Ты чего тут делаешь? — сурово спросил Фёдор. — Я же сказал, чтоб шла в лес.
— Никитка пропал, — запричитала жена, всхлипывая и утирая мокрые глаза ладонью. — Я думала, что сюда прибежал. Вернулась, — а его и здесь нету.
— Не иголка — найдётся, — отрезал Фёдор. — Ему осьмнадцатый год. А ты тоже, старая!.. А ежели бы казаки нагрянули сюда? Какого рожна прибежала? Ждала бы в лесу…
— Да как сердцу вытерпеть…
— Ну, да ладно. Пошли. Найдётся Никитка.
Они переехали Вринку и направились к реке Воре, где, не доезжая до неё с полверсты, в глухом ельнике спряталась от ворогов вся деревня.
Никитки среди односельчан не было. Расспросы о нём ни к чему не привели — никто не знал, куда подевался парень. Незадолго до вечера его видели, а потом он куда-то исчез.
Теперь пришёл черёд Фёдору беспокоиться о сыне. Лёжа на соломе, прихваченной с поля, он долго не мог заснуть, думая, куда это мог запропаститься Никита.
Он начал засыпать, как его толкнул Стёпка Горшок:
— Проснись, Вороной!
— Пошто будишь? — спросонья спросил Фёдор, всматриваясь в лицо Степана, смутно белевшее в темноте.
— Здесь Тишка с двумя мужиками пришёл, поговорить хотят.
— Откудова мужики-то?
— Кто знает. По-моему, это лесные люди.
— Вот ещё нелёгкая принесла, — проговорил Фёдор и приподнялся на соломе. — Ладно, веди. Где они?
5.
Добжинский во всеуслышание объявил, что Оринка, захваченная в Орешках, его пленница, и что никто из казаков её не смеет обидеть, иначе отведает его ясновельможного кнута. Казаки искоса поглядывали на шляхтича, который, как истинный кавалер, оказывал знаки внимания полонянке.
— Без шляхетских обычаев не может, — кривил губы Говерда, стегая нагайкой по голенищу сапога. — Обращается, как с паненкой.
Однако, это казалось на первый взгляд. На словах пан Добжинский был учтив и вежлив. Но это не помешало ему приставить к Оринке своего холопа, который следил за всеми её действиями.
Добжинский был молод. В Речи Посполитой ему, бедному шляхтичу, никак не светила удача. Конечно, можно было поправить дела, женившись на какой-либо высокопоставленной паненки, но это вилами было писано по воде. Он не был красавцем и не отличался высоким ростом, удалью, в общем, не имел тех качеств, которые нравились бы знатным девицам. Кое-какие манеры привил ему отец, но они касались чисто мужских достоинств — технике владения оружием, езде на лошади. В остальном он был сродни тысячам обедневших польских дворян в большом количестве устремившихся под знамёнами Лжедимитрия в Московию, надеясь на поле сражений завоевать то, чего так не хватало на родине.
Он был уверен, что казаки — это быдло, которых надо сечь батогами, — в душе смеются над ним, над тем, что он не так груб, как они, что каждый день следит за своим туалетом, что ему прислуживает холоп, да Бог знает, ещё над чем они потешаются. Он иногда ловил их взгляды, брошенные исподтишка, насмешливые, а чаще неприязненные. Эх, чёрт, угораздило же его попасть в эту шайку грубиянов и холопов, ничего не знающих, кроме одного, как заполнить свою ненасытную утробу да набить кошель деньгами. Хотя, размышлял шляхтич, чего с них взять: вся их жизнь подчинена войне, набегам, за счёт этого они живут, за счёт этого приобрели такой характер.
Сейчас, когда он захватил Оринку, они стали ещё злее. Сотник не разрешает им брать в лагерь женщин, а ему не поперечил, вот они волком и смотрят.
Он увидел девушку, когда она выскочила из охваченного огнём дома и побежала в лес, надеясь там найти спасение. Лицо её разгорячилось от быстрого бега, русая коса металась по груди. «Богигня», — подумал Добжинский и пришпорил коня. Им овладел азарт погони. Азарт охотника. «Уйдёт или не уйдёт? — думал он. — Не успеет… Лес близок, но до него надо добежать». Он оглянулся. Ему показалось, что за ним скачут казаки. Но сзади никого не было. Казаки, увлечённые разграблением деревни, не стали связываться с живой добычей. Им важнее было вывести со дворов скотину, забрать рожь или ячмень.
Ладная фигура девушки становилась всё м ближе и ближе. Она бежала, не оглядываясь, два или три раза споткнулась, но не упала и продолжала свой путь, стремясь быстрее добраться до спасительного леса. Шляхтич настиг её почти у самой опушки, спрыгнул с коня и преградил дорогу. Орина тяжело дышала. Щёки горели румянцем, а большие синие глаза с длинными ресницами, отрешённо гневные, были прекрасны. Она подняла с земли изогнутый сук и готова была дать отпор приближающемуся к ней человеку. Увидев полный ненависти взор, Добжинский подумал, что достоинств у этой русской девушки, пожалуй, не меньше, чем у иной знатной паненки.
— Вы моя пленница, — сказал он галантно и подал руку. Она отступила на шаг, испуганно глядя на шляхтича.
— Сопротивление бессмысленно, — продолжал Добжинский, — вам некуда уйти. — И он обвёл руками пространство. — Лес вас не спасёт, а дома ваши горят.
Оринка оглянулась и увидела, что три дома из шести пылают, поднимая к небу густые клубы дыма.
— Тятя, матушка! — закричала она, бросилась в сторону деревни, закачалась и упала в беспамятстве.
Такой оборот даже обрадовал Добжинского. Меньше хлопот. Первым делом он решил отвести девушку в лагерь, поэтому, когда подъехали казаки, он вскочил на коня и принял на колени бесчувственную полонянку.
— Ай да пан, — рассмеялся Мокроус, — сумел себе игрушку раздобыть.
Его разгорячённое лицо было мокрым от пота. К жупану прилипла сенная труха и солома. Он то и дело слюнявил свои усы и закладывал их за уши, а они не хотели подчиняться и снова падали.
— Скот ведите в лагерь, зерно грузите на подводы и тоже в лагерь, — отдавал он распоряжение подъехавшему Говерде.
— Слушаюсь, — громко, чтоб слышали все, ответил Говерда, во, дескать, сотник меня всегда отличает от вас, и, поправив кучму, исполненный важности, поехал к пылающим избам.
— Ты мне не бунтуй казаков, — сказал Мокроус Добжинскому, когда они остались одни и видя, что тот решил везти пленницу с собой. — Они изорвут тебя, а девку истерзают.
Добжинский вытащил саблю из ножен.
— Моя добыча, — зло ответил он и взглянул на беспамятную Оринку. — Пусть только посмеют, сразу отведают шляхетской сабли. — Из тихого и вкрадчивого он превратился в разъярённого человека. Глаза округлились, а нижняя губа тонко подрагивала. — Пусть только посмеют, — повторил он. — Я скажу гетману Лисовскому, что твои казаки творят бесчинства с добычей шляхтича. Что добыто в честном бою, то по праву принадлежит завоевателю. Что ты грабишь зерно и скот или что иное, то принадлежит тебе, то твоё, а то, что я добыл, взял полонянку, то моё.
— А бес с тобой, — выругался Мокроус. Шляхтич проявлял завидное упорство. — Вези свою добычу, но пеняй на себя — за казаков я не ручаюсь…
— Зато я ручаюсь за себя, — важно сказал Добжинский и, засунув саблю в ножны, поехал в лагерь, одной рукой прижимая к себе полонянку, а другой держа узду.
Когда Оринка пришла в себя, то увидела, что лежит в шатре на ложе из веток и травы, рядом стоит молодой иноземец в расшитом кафтане и смотрит на неё. Она тихо ойкнула и опять закрыла глаза.
