Тюрьма - Светов Феликс (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT, FB2) 📗
И с Пахомом разговор вчера был тяжелый. «Я видел Борю Бедарева»,— сказал я. «Ты?.. — покраснел, наносу и под очочками блеснули капельки пота.
— Мне б он встретился, гад… Ты знаешь, что он…»
— «Знаю, Менакер и Гриша рассказывали. Я и без них понял. Он отдал фотографию и письмо.»
— «Твои? И письмо, и фотография?..»
— «Мои.»
— «Ну, не знаю…»
—«Оставь его, ему хуже нашего. Мы за свое получим… Или не за свое, но это наша ситуация. А он и за нас».
—«Таких надо давить,— сказалПахом. — Если таким прощать, жить нельзя. И того, кто прощает… Тебе говорили, как он меня сдал?»
— «Я его видел неделю назад, он уже за все платит.»
— «Перестань, дешевая игра, тебя только ленивый не купит, всем веришь, такие, как он…»
— «Ладно, Пахом, — сказал я, — не хочу о нем, без того тошно…»
За завтраком у меня кусок не лезет в горло. Вчера не дошло, не врубился. Наша семья возле «телевизора». В торце Миша, с одной стороны я с Пахомом, напротив Мурат и Гера. Миша режет сало… Оглядываюсь на Пахома: очочки блестят, губы сжаты, сопит. В чем дело?.. У Миши рука толстая, играет заточенной ложкой, а куски… Вон оно что! Зачем же ты полез в семью, коли так? Сам полез и меня потащил?
Чуть подальше расположились Петр Петрович и Валентин. У них скудно. Сала нет, режут засохший сыр из ларька. Неопознанный наверху не шевелится, а коротышка на своей шконке, спиной к нам, носом к сортиру, ковыряет в миске ложкой… Тоска!
— Разбудили бы человека к завтраку? — киваю наверх.
— Саня! — кричит Мурат. — Какаву подали!
Неопознанный перевернулся, дрыгнул лапой, шевельнул грязными пальцами, лица не видно.
— Потом…
Живой, думаю. Голос хриплый, как из бочки…На общаке «семья» естественна: шестьдесят человек, как иначе прокормиться, а здесь, когда нас всего девятеро… Не мое дело, только пришел, сразу не сообразишь… Мурат собрал шленки, потащил к умывальнику. Пахом дуется на меня за вчерашний разговор. Сижу у Миши на шконке. На полу, у окна стопочка книг.Военные повести, две книжки «ЖЗЛ», роман о Батые… Лесков!
— Никто не читает, — говорит Миша, — себе беру. Чтоб не… отстать. Самое страшное — выйду с зоны, отстал.
— От чего отстал?
— Мне сорок пять, выйду — за пятьдесят. Кем буду?
— А кем ты хочешь быть?
— Гляди… — достает из-под подушки конверт, вытаскивает фотографию. Цветная. Большой телевизор, «стенка» с посудой, хрусталь. В кресле средних лет женщина. Усталая, отцветшая, с вытертым, постным лицом. Нет, не узбечка — еврейка? Старомодное платье, бусы на морщинистой шее. С двух сторон девочки лет десяти, двенадцати. Кружевные платьица. Похожи на мать.
— Мои,— говорит Миша.
— Дом в Ташкенте. А я бывал месяц в году, не больше. Одесса, Воронеж, Москва… Дело. Сам понимаешь — дубленки… В Москве у меня баба, квартира, машина. И в Одессе машина… Ясно? Приглядел под Москвой дом, в этом, как его… Звенигороде… Короче, ошалел от денег, им счет потерял. У меня-то они ничего не нашли. А к матери заглянули, тоже в Ташкенте, триста сорок тысяч хапнули.
— Не мог подальше спрятать?
— Я уже не соображал, позабыл где живу. Ошалел…
— А чего ты здесь? Если Ташкент…
— Сначала в Ташкенте, потом в Лефортово, на раскрутку… Там бы пришибли. Теперь сюда…
— Много подельников? — спрашиваю.
— Обещали — уйду от вышки, понял? Обещали десять лет. Твердо. Если бы обманывали, они б меня сюда не перевели. Еще месяца три, потом в Ташкент. Там и суд будет. Со следователем нормально, поняли друг друга. Похоже, выкрутился. Если десять лет — что я там, не договорюсь? Раньше выйду! Главное… Короче, жить буду. Вот и не хочу… отстать.
— Как же ты отстанешь, у тебя вон какое сражение, тем же самым занят — продаешь, прикупаешь? И товар подороже — не дубленки. За один день столько переживешь, раньше бы на год хватило. Не так?
— Не понял. У них кино, телевизор, любые книги. А у нас тут с тобой?
Поднимает голову, в карих глазах злоба:
— Куда лезешь, падло?! К дубку… На парашу, мразь!..
У дубка коротышка: короткие ноги, длинные руки, альбинос — белые ресницы, свалявшийся пух на голове, лицо изжеванное, как мятая перчатка… Хватает миску, только что поставил на край дубка, и семенит к сортиру.
— Кто он? — спрашиваю.
— Мразь, а твой кореш хотел тебя к нему. Ума палата… Некрофил, сука! Его тут во всех камерах… Сюда сунули, чтоб оклемался. Пришел позавчера, в руках шленка.. Видал дурака? Со своей посудой ходит, заместо паспорта, чтоб не обознались. Если он нашу шленку тронет, убьем…
— А этот? — киваю наверх.
— Подонок. Мать зарезал.
— Как… мать?
— Ножом. Не камера — обиженка! Их бы в другой хате…
Катится жизнь в моей старой камере. Что-то я не ощущаю ни любви, ни радости — или на общак попроситься?
— Гера! — кричит Красавчик. — Слыхал новость?
— А чего?
Гера на своей шконке, вынимает из мешка барахло, складывает и пихает обратно. И так три-четыре раза на день.
— Пошли работать, Гера. Не надоело матрас пролеживать? На овощную базу. Я мешки таскать, разгружать, а тебя кладовщиком.
— А зачем мне? Чего я там не видал?
— Твое дело. А я подышу, на людей погляжу… Мне автомат надо, позвонить. Ты дверь прикроешь, покараулишь.
— Автомат?..
— Гера застыл на шконке.
— Бросишь монету — «алё»…
— Где я две копейки возьму?
— Где хочешь. У меня есть… Не сообразишь, как позвонить? Учить тебя?
— А он у них работает?..Гере позарез надо позвонить, он и мне вчера все уши прожужжал. Связаться надо с волей, подельник у него гуляет, еще один кореш его сдал, а третий все может, но ничего не знает, надо сообщить… Хоть какой канал на волю — все отдаст!
— Твое дело,— жмет Красавчик, — я завтра заявление. Через два дня на базе.
— А возьмут?— сдается Гера.
— Чего тебя не взять? Продавец, квалифицированный кадр. Или ты лапшу вешаешь, что в магазине работал? Мне могут отказать, грузчиков хватает, а тебя точно…
— Как писать? — Гера уже готов.
— Продиктую… Вот тебе бумага… Мурат, дай начальнику склада ручку… Пишешь?.. Начальнику СИЗО от... Как твоя фамилия?.. Имя-отчество, статья… Заявление. Написал? Прошу разрешить работать кладовщиком на овощной базе. Обязуюсь справиться… Подпись. Ставь сегодняшнее число. Седьмое июля. Готово?..Завтра отдам на поверке. Мое и твое.Камера замерла.
— Писатель, не хочешь с нами?..— говорит Красавчик.
— Погуляем, себя покажем, подышим…
— А сам ты написал? — опоминается Гера.
— Само собой. Это тебя надо уговаривать.
Гера ожил. Еще раз слушаю его историю: кто его сдал, кто вытащит, кто в управлении, кому надо дать, у кого взять… Был бы автомат, все успеет.
Утром на поверке Красавчик отдает заявление. Одно. Корпусной не поглядел, сунул в папку и грохнул дверью.Часа через два дверь распахнулась. Корпусной.
— Кто тут Пигарев?
— Я,— говорит Гера. — Я Пигарев.
— Писал заявление?
— Писал.
— Кладовщиком собрался?
— Справлюсь,— говорит Гера.
— Уважил. Благодарность тебе. Кем служил?
— Продавцом.
— На повышение хочешь? Продавцом проворовался, а кладовщиком не будешь воровать?
— Я докажу,— говорит Гера,— я ни в чем не…
— Кто тебя подставил, мудака? — спрашивает корпусной.
— Чего?..
— Если ты еще раз такое напишешь, пойдешь в карцер. Там нужны кладовщики. Ясно?
Дверь закрылась, камера взрывается гоготом. Гера не сразу понимает, что произошло. Потом грустно улыбается:
— Крепко вы меня…
Красавчик неутомим, а Геру, как говорит Пахом, только ленивый не купит.
В тот же вечер Гера ходит по камере, демонстрирует ботинки: на одном подметка отвалилась, на другом вот-вот…
— Мне бы иголку потолще…
