Тюрьма - Светов Феликс (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT, FB2) 📗
— Ладно, Вадим, хватит, — сказал Пахом.
— Ты сам все знаешь не хуже меня. Осторожничаешь. Меня боишься?
— Тебя нет, — сказал я.
— Я и перед тобой виноват, — сказал Пахом, — подставил. Не надо было тебе в семью… Такой гад… Хрен из Ташкента. Опять, как у них: знак другой, а… Нахапал, а переварить не может. Думаешь, у него все забрали? Жизнь он спасает — не понял? Уже купил, не сомневайся. За чужой счет. Всех заложил, кого смог, а здесь дорабатывает. Через день на вызов. Не один он тут, гляди лучше. А я и глядеть не могу. Липкий, грязный… Видал, что он в сортире делает? Геморрой у него. А потом — нам сало? Режет и кроит…
— Что с тобой, Пахом? На людей кидаешься…
— На каких людей? Да я б его…
Ночью меня разбудил душераздирающий крик. Я вылез из матрасовки. Только Неопознанный и Коротышка на шконках, остальные за дубком. Играют.
— Что такое? — спрашиваю.
— У соседей, — сказал Петр Петрович. — Постучи в кормушку, Валька. Что там?
Красавчик жмет на «клопа».В коридоре голоса, топот… Кормушка брякнула.Красавчик сунул в нее голову.
— Чего надо? — спрашивают из коридора.
— Валидола, — говорит Красавчик, — тут у нас…
— Я тебе накидаю валидола! — кормушка захлопнулась.
— Из хаты… Напротив нас. Потащили…
Красавчик прижался ухом к кормушке.
— Точно, жмурик. Удавился, что ли?.. Откачают и в карцер.
Пахом пролез ко мне, сел на шконку. Курит.
— Чего не спишь? — спрашиваю.
— Вот и я так, Вадим… Я не пойду на зону. Если будет приговор… Мокрое полотенце — и под шконку.Хорошо бы кто свой рядом. Прикроет…
Игра за дубком продолжается: Миша с Муратом — в шахматы. Петр Петрович с Валентином — в шашки.
— Как ты сало режешь, гад?! — кричит рядом П ахом.Глаза под очочками бешеные, стучит кулаком.
— Ты погляди, Вадим, как кроит, сука!
— Спятил с горя? — говорит Миша.
По виду спокойный, а побледнел.
— Все, — говорит Пахом, — сыт, накормил. И друга подставил. Ты бы руки мыл, когда в жопе ковыряешь. Нет у нас больше семьи — понял?
— Мы не неволим, — говорит Миша.
— А ты, Гера?
Мурата он не спрашивает.
— Не-не знаю, — тянет Гера.
— Нет, я с… Пахомом.
— Ну и благодарим. Верно, Мурат?
Мурат молчит. Розовеет, как красна девица.И Петр Петрович молчит. Валентин порывается что-то сказать, Петр Петрович кладет ему руку на плечо.
— Проколешься, Пахом, — говорит Миша, — пожалеешь.
— Ты меня не пугай, — Пахом вот-вот кинется на него.
— За тебя, что ли, буду держаться? Мне с тобой и говорить западло, не то чтоб есть… Что скажешь, Вадим?
— По мне, и семьи не надо. Девять человек в хате. Какая еще семья?
— Что ж ты, писатель, с некрофилом будешь хавать, с петухом? — спрашивает Миша.
— У меня чина такого нет — людей делить.
— Во как! А ты, Петрович? — говорит Миша.
— Зачем меня спрашиваешь? Или я на твое сало гляжу?...
Полный бред. Три семьи за дубком. Коротышка на своей шконке, у сортира. Неопознанный Саня валяется наверху. Нежилая камера. Мертвая.
Утром Миша уходит на вызов. Валентин опять вяжется к Гере, ломает руки Мурату… Нет, тут я не вытяну.
Миша вернулся быстро, пролез к себе, разложил на шконке свежие газеты, сигареты с фильтром…
— Видишь? — говорит Пахом. — Понял?.. Завтра меня выкинут. Договорился… Ладно, пролетели. Давай в «мандавошку»? Боря оставил тебе карту?
— Скучаешь? — спрашиваю.
— Хорошо было. Жили, терлись друг об друга…
Утром, как по писаному, брякнула кормушка:
— Костров! С вещами.
— Во как,— сказал Пахом, — и не стесняется, гад, хотя бы выждал денек-другой для приличия… Терпеть будете?
Никто ему не ответил. Он собрал вещи, натянул сапоги, телогрейку.
— Все Вадим. Знаешь, где моих искать, расскажешь…
Дверь за Пахомом грохнула.
Пытаюсь приручить Мурата. Самый тут симпатичный, хотя и шестерка у Миши. Студент, приехал из Самарканда. Отец купил любимому сыну золотой аттестат, устроил в Москве в институт культуры, снял отдельную квартиру; деньги, посылки, бухарские халаты… Парень загулял — долго ли в Москве да при таких возможностях! И попался по-глупому, дружки подставили. Потом потащили по камерам. В одной ему едва не выломали золотой зуб, в другой… Он и в карцере побывал, намыкался. Миша его сразу пригрел, подкармливал — свой, узбечонок, на всякий случай. Славный мальчишка, а без царя в голове. Целые дни рисует интерьеры в будущем своем доме: мебель, магнитофон, телевизор, видео, бар… Книг не читает, в институте он только девчонок перебирал… Но с ним хоть поболтать можно.
— Расскажи про Самарканд, Мурат!
— Хорошо у нас. Красиво. Горы, тепло, все растет, а… Скучно. Шашлык, вино, любые фрукты, у отца денег полный карман — чего хочешь. После тюрьмы я бы хотел домой. Отогреться, поесть, а через месяц, через два… Не жить мне там. Как я вернусь — увижу отца?.. К нему все с уважением, а я… в тюрьме. У нас младший сын — наследник. Я — младший. Погубил отца.
— Почему же скучно? Что такое… скучно?
— Не знаешь?.. Скучно, когда нет чего хочешь.
— А чего ты хочешь?
— Чтоб красиво, чтоб девочки, чтоб…
— У тебя это все было.
— Было… А я хочу всегда. И не как у нас дома. Как в Москве! В Москве никогда не скучно.
— Но за это надо платить?
— Заплачу, — говорит Мурат. — У нас деньги не переводятся. И советской власти нет. Там возьму, сюда приеду.
— Ты же говоришь, перед отцом стыдно? Разве ты деньгами платил — отцом расплатился!
— Я и не хочу туда, не останусь. Скучно. А у вас… хороший город. Большой. Все есть. Чего захочешь — бери.
— Эй, Нефедыч! А ну, вставай.
Красавчик-Валентин лежит на шконке, задрал ноги, ему тоже, видать… скучно. Он с краю, у двери, а Коротышка — у другой стены, возле сортира.Коротышка встает.
— Давай к кормушке, — командует Валентин, — рылом к хате. Докладывай, Нефедыч, не все в курсе, а всем надо. Кто такой, с чем тебя, падлу, хавают?.. Чего молчишь?
Коротышка моргает мутными глазами в белых ресницах, на мятом лице откровенный страх.
— Сперва разминка, — распоряжается Валентин, —ты у нас спортсмен, в натуре, так? Постой-ка на голове.
Коротышка засучил рукава, руки у него длинные, жилистые. Ухнул и перевернулся, встал на голову, дрыгнул короткими ножками, вытянулся и замер.
— Сила!.. Стой. Докладывай. Фамилия, статья…
— Нефедов… — говорит с натугой Коротышка, лицо налилось кровью. — Павел Германович… статья сто вторая…
— Вертайся! — командует Валентин.
— Какая ж у тебя сто вторая? Все рассказывай. По порядку, как дело было?
— Было и было… — голос у него неожиданно тонкий, писклявый. — Мать говорит, сходи к тете Паше, материна сослуживица, розетку ей надо поставить. Пошел, чего не пойти. Она на Октябрьском поле, далеко…
— Какое далеко, считай, центр…
— Не центр, а мне из Чертанова. Поехал…
— А ты можешь — розетку?
— Я электриком в ЖЭКе. Мое дело. Всех делов наполчаса, с проводкой.
— Молоток! И за то тебе сто вторая — за розетку? Или, что ты ей поставил? Ты с кем говоришь, Нефедыч, с прокурором?
Коротышка затравленно глядит на камеру.
— Зачем тебе?
— Чего?.. Зачем? Ах ты пес! Тебя просить надо?
— Не за розетку, — Коротышка вздыхает.
— Она мне бутылку поставила. Красного. Я белое не пью, а красное уважаю. Она не пьет, тетя Паша. Выпил, долго ли? Гляжу, телевизор… Новый купила. Для него и розетка. А на телевизоре антенна. Усы. Комнатная. Я ее замотал в тряпку и пошел…
— Антенну?
— Антенну.
— Куда ж ты ее понес?
— Домой. Телевизор есть, а антенны нет. Нам надо.
— А она тебе дала?
— В том и дело. Я, говорит, себе купила. А нам?.. А где ее достанешь?.. Я ей объяснил, как тебе, а она пихаться… Я ее этими… плоскогубцами по башке. Разок ударил, она повалилась. Гляжу, вроде, неживая. Померла. Я ее в эту… ванную затащил, все с нее содрал и воду напустил. Вроде, потопла.
