Старт - Мандаджиев Атанас (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
А ночью мороз снова сковывает их. И наутро первые лучи озаряют новые, самым непредвиденным образом изменившиеся фигуры, словно сошедшие с неизвестной планеты, где законы красоты совсем другие, чем на Земле. Ветер — ваятель, мороз — полировщик… Заря румянит щеки, и фигуры оживают перед изумленными глазами скромных туристов, ступающих в выходные дни по безобидным тропинкам внизу. Вновь исхаживают исхоженное. Болтливые, ахающие, жующие…
Художник — изобретательный шутник, моделирует странные снежные скульптуры, повергает в изумление людей внизу.
— Вот вам — вместо привычных гладких и скучных, как подстриженные деревья, статуй! — Сверху он смеется над обывателями в мутной котловине города.
Но ветер, солнце, мороз — еще находчивее, и фантазия их куда необузданней! Бог знает что вытворяют они со снежными сфинксами, изумляя самого творца!
Память Скульптора — единственное место, где сохраняются его творения во всех своих фазах. Сколько им еще осталось существовать? Он страдает не за себя, а за них: вместе с ним они исчезнут навсегда.
Неужели ни одна не сбережется в чьем-либо свежем сознании?
Однажды, перед домиком в горах, в лунном свете, пока все спали, он вылепил невиданного снежного человека. На рассвете морщились сонные отдыхающие — что это? Кентавр? Дракон? Где традиционная метла, угольки вместо глаз, нахлобученная на голову дырявая кастрюля?
Только дети скачут вокруг фантастического Деда-Мороза, обрадованные до безумия. А солнце согревает его, он тает, солнце превращает его в карлика из сказок — горбатого, смешного хитреца…
Но может быть, кто-то из малышей унес его в своей памяти, запомнил на целую жизнь…
Может быть, ничто не исчезает бесследно в этом мире.
Спеши, создавай из подручных материалов последнюю свою скульптуру! Создавай из воспоминаний, из мыслей, из боли, из безнадежности, бреда, ярости! Никакое усилие духа не проходит напрасно. Этот последний творческий размах передастся кому-то, отзовется в чьем-то трепете, продолжится чьей-то рукой.
Твоя нынешняя зрелость превратится в излучение, в вибрацию, в иное измерение — и непременно достигнет — когда? где? кого?
Снежные Помпеи
Лавина — лава.
Огонь и холод жгут одинаково.
Вулканическая лава несет в себе отпечатки шагов. Снежная — также.
Ты мечтал увидеть Помпеи. В воображении своем бродил по древнему городу, заваленному лавиной вулкана. Ты увидел бы больше, чем те, что обычно проходят усталыми, полусонными шагами туристов.
Вот два тела сплелись в объятиях. Барельефное изображение старика. Лавой запечатлены морщины, борозды мудрости и прозрения. Детская ручонка с растопыренными пальчиками — крик о помощи. Силуэт юноши — полет над пропастью, — лишь бы уцепиться за берег жизни.
Человеческая участь, выгравированная в огне.
Сейчас в холодной белой лаве твоей лавины видны отпечатки шестнадцати, сплоченных в одно изваяние. Вот она, скульптурная группа, которую ты мечтал создать. Ты назвал бы ее «ВМЕСТЕ».
Пройдет время, и юноша, наделенный живым воображением, обойдет вдоль и поперек раскопки снежных Помпеи. И, возможно, уловит аспект человеческой участи, выгравированной холодом:
Шестнадцать — связанных друг с другом невидимой веревкой. Стихия пытается разорвать ее и не может. Замерзший шаг вперед. Две руки в поисках опоры забили альпеншток в снежную массу. Тела, скованные в миг верховного напряжения. Единоборство со смертью. Юное существо — вниз головой — ступня на земле, ступня в небе. Другой, струной звенящий, — звон мускулов в снегу. Третий — в полете. Четвертый очищает кулак от снега, готовясь нанести отчаянный удар ледяной маске. Стремление вперед. Преодоление смерти через движение. Навсегда вместе.
Снег моделирует ледяными пальцами
Лавина подхватывает, подбрасывает Скульптора, мнет его, подобно глине, ваяет снежного человека, человека, еще бьющегося в порыве отчаянного сопротивления. Судороги протеста против слепой стихии. Последнее содрогание наисильнейшего человеческого желания — остаться, быть продолженным, не исчезнуть навсегда.
Снежная, смертная маска стремления к бессмертию.
Поэт кинул бы в него снежком — последний шутливый привет…
Снежный человек…
Угольки глаз пылают гневом. Бедный наивный снежный человек, не сметешь сугробы твоей гневно вскинутой метлой!
Ты восстаешь против холода, а теплую искреннюю весну хочешь учуять носом, сделанным из морковки, мечтатель, снежный человек.
Она придет, светловолосая, с небесно-зелеными глазами, весна, и приласкает тебя теплым ветерком, о мой влюбленный снежный человек.
И ты заплачешь от радости, ты поймешь, что злобный холод потерпел поражение, и весь растаешь от нежности, мой храбрый снежный человек.
Ты сам хотел этого!
День рождения
Юность в снежной тюрьме
За решеткой сосулек, сорванных лавиной с высоких скал, в белой камере-одиночке скована юность.
Тюремные стены, выбеленные снегом.
Сегодня Бранко исполняется двадцать один год. Со всем жаром непрожитой юности борется он за глоток воздуха.
Лавина стискивает его. Не вырваться на свободу. Свобода только в мечтах и воспоминаниях.
Лихорадочные мысли о чудесных прожитых годах.
Словно еще предстоит прожить их.
Если бы можно было выбирать, он выбрал бы даже не одну, а две лавины.
Он видит снег пальцами.
Буйный верховой лавины.
Задохнувшийся в безвоздушном пространстве.
Скачка на одном месте. Память-воображение населяет пустые стены тюрьмы.
Комплекс «Маменькиного сынка»
Перед уходом.
Бранко поспешно стягивает рюкзак. Осторожно, чтобы не зашуметь ненароком, не разбудить мать. Но она и так не спит. Ее бессонница, вглядывающаяся в темноту, просачивается в комнату сына, пронизывает его.
Матери и сыну тяжело вместе.
Радар материнского сердца улавливает что-то беспокоящее. Женщина поднимается с постели. Включает свет. Смотрит на часы. Глаза ее еще не привыкли к свету. Она щурится. Уже перевалило за полночь. Она тушит лампу, чтобы скрыть в темноте свой страх.
В зябкой тревоге кутается она в старую вылинявшую шаль. Дрожащей рукой нащупывает дверной крючок, темнота сгущается от ее предчувствий. Она выходит в прихожую. Предательский тонкий лучик света из-за соседней двери.
Сын не спит. Он даже не ложился.
Ее крадущиеся шаги приводят сына в бешенство — о, эта надоедливая бдительная озабоченность!
Задержав дыхание, она приоткрывает дверь. Она видит своего мальчика со спины — он методично, упорно наполняет рюкзак. Альпеншток, словно оружие, прислонен к стене, рядом — старательно свернутая веревка. Мать расширенными от страха и неприязни глазами всматривается в прочный узел.
— Почему ты не спишь? — В голосе сына — вызов. Сын даже не обернулся к ней.
И в груди у него пороховой погреб. Тронь только! — и взрывом подбросит стены дома в воздух.
На юноше специальный костюм, который так идет ему! Даже боясь за него, мать не может не восхититься стройной его фигурой, кажется, только сейчас она замечает, как он возмужал. Она делает вид, будто не видит его настроения. Но во взгляде ее — созревание хитрого терпеливого плана.
— Опять собрался и ничего мне не говоришь!
— Будить не хотел, — бормочет Бранко.
Он напряжен еще более, чем его мать. Нет, он не опасается, что она его остановит, — он боится ее попреков, которые так отравляют сладостно-трепетный миг ухода.
— А как бы я проснулась, а дом пустой?
Но Бранко даже не благоволит обернуться.
— Нет, ты скажи!
— Мама, ну не будем!
— Ты же у меня…
Но он взрывается при любом напоминании о том, что он у матери — единственный.
— В моем возрасте человек уже имеет право быть себе хозяином!
