Игры современников - Оэ Кэндзабуро (книга жизни .TXT) 📗
3
Книга посемейных записей, послужившая основанием для жестокой расправы, устроенной Безымянным капитаном, как я уже говорил, вместе с домашним скарбом была унесена стариками, когда все жители долины и горного поселка укрылись в девственном лесу за Дорогой мертвецов. Если старики собирались и после поражения в пятидесятидневной войне скрывать от властей уловку с двойным ведением книги посемейных записей, то не было необходимости уничтожать ее – достаточно было оставить книгу в затопленной деревенской управе, когда долина была превращена в запруду. Может быть, это и ввело в заблуждение Безымянного капитана, неукоснительно выполнявшего свой долг в пятидесятидневной войне. Собрав оставшихся в живых людей нашего края, он стал зачитывать одно за другим имена из посемейных записей и обнаружил, что благодаря уловке два человека значились в ней как один. Одному из них он разрешал пересечь Дорогу мертвецов и спуститься в долину. Судилище длилось долго, но вот наконец он захлопнул книгу, широко расставил локти и, опершись обеими руками на рукоять меча, стоявшего между ног, вперился взглядом, будто перед ним бестелесные призраки, в стариков и молодых, мужчин и женщин, молча сгрудившихся на противоположной стороне Дороги мертвецов.
– Этих людей не существует, – объявил он.
Когда началась пятидесятидневная война, старики не только унесли с собой в лес и сохранили, несмотря на трудности, которые им пришлось пережить в ходе боев, книгу посемейных записей, но, и потерпев поражение, постарались как можно скорее вручить ее армии Великой Японской империи. Почему же они с такой беспечной легкостью отдали в руки властей книгу, вскрывавшую суть двойной организации нашей деревни-государства-микрокосма? Неужели им не хватило воображения, чтобы предусмотреть последствия? Пусть офицеры и солдаты, находившиеся в подчинении у Безымянного капитана, не были поставлены об этом в известность, но старики-то знали, что цель наступающей армии Великой Японской империи – положить конец уловке с двойным ведением книги посемейных записей и подчинить центральной власти половину скрытых жителей долины. Почему же они пошли на это? Ведь должны были они предполагать, что в случае поражения придет расплата?
Неужели старики, стоявшие во главе деревни-государства-микрокосма, не могли избрать другой путь: оставить книгу посемейных записей в затопленной долине, не вступая в войну, пересечь всей общиной Дорогу мертвецов, пройти сквозь девственный лес и затеряться в каком-нибудь большом городе, сославшись на то, что книга посемейных записей давным-давно утеряна? Разве не могли они на худой конец объявить об окончательной ликвидации деревни-государства-микрокосма, просуществовавшей многие годы со дня ее основания созидателями под предводительством Разрушителя?
Однако старики нашего края избрали прямо противоположный путь. Если взглянуть на происшедшее с их позиций, то можно считать, сестренка, что они действовали по указанию Разрушителя, явившегося им во сне. Жители долины и горного поселка вели пятидесятидневную войну как раз во имя того, чтобы, объявив Великой Японской империи об уловке с двойным ведением книги посемейных записей, доказать тем самым ее армии, что деревня-государство-микрокосм существует на самом деле. Доказать, что деревня-государство-микрокосм существует как антигосударственное образование, которое, хотя и находится в границах Великой Японской империи, не может быть стерто с лица земли иначе как путем уничтожения половины жителей, не признающих над собой ее власти. Чтобы продемонстрировать это, люди, выполняя полученные во сне указания Разрушителя, вступили в единоборство с Великой Японской империей. И капитулировали не потому, что силы их иссякли, а чтобы дать возможность укрывшимся в девственном лесу выразить протест в адрес обезумевшего Безымянного капитана, действия которого были равносильны военному преступлению. Передача книги посемейных записей явилась полной достоинства демонстрацией того, что деревня-государство-микрокосм существовала. Так они рассматривали акт капитуляции.
Судилище было учинено Безымянным капитаном потому, что он попался на эту удочку, но его дальнейшие действия показали, что он был верен себе в неуклонном следовании избранным принципам. Как человек, которому доверено проведение второй экспедиции, организованной командованием полка, он понимал, что нет другого способа исполнить свой воинский долг перед верховным главнокомандующим – его величеством императором (чего и ждал от него полк), – как сразиться насмерть с командиром противника, сильным врагом, заставить его капитулировать и тем самым отомстить за поражение в начале войны, а потом, выполнив свою миссию, исчезнуть, оставшись в памяти людей Безымянным капитаном. Пятидесятидневная война была войной двух командиров, в которой отчетливо проявлялась символическая экзистенция Разрушителя, существовавшего лишь в сновидениях, и Безымянного капитана, который вел ее, преследуя одну-единственную цель – самоуничтожение. В пятидесятидневной войне, сестренка, участвовали самые обыкновенные люди: одних вел командир, являвшийся лишь в снах, других – командир, обреченный на небытие, но я думаю, что именно эти двое сыграли значительно более важную роль, чем все непосредственные участники войны, вместе взятые.
Как человек, описывающий мифы и предания деревни-государства-микрокосма, я считаю естественной такую концепцию войны, при которой и в облике Разрушителя, являвшегося лишь в снах, и в облике Безымянного капитана, обреченного на небытие, в течение пятидесяти дней военных действий явно прослеживались сходные черты. Это было, так сказать, сходство антиподов – они дополняли друг друга, как лицо и изнанка. Например, Разрушитель руководил военными операциями, являясь людям в снах. Безымянный капитан тоже только в снах узнавал о дальнейшем ходе событий. Правда, этот замкнутый бесстрашный человек никогда никому не рассказывал о том, что, как только он засыпал, ему тут же начинали сниться сны, поэтому можно лишь догадываться, что это были за сны. Более того, даже бодрствуя, средь бела дня, Безымянный капитан вел себя так, будто его наяву посещали видения, чем приводил в ужас своих подчиненных. И лишь когда пятидесятидневная война вступила в свою последнюю фазу, военный врач однажды сказал:
– Едва мы вступили в долину, командира роты, как ни трудно в это поверить, средь бела дня стали посещать видения.
В первый день оккупации офицеры и солдаты, без боя занявшие долину, еще хранившую следы длительного затопления, ждали результатов военного совета, который заседал в учительской начальной школы, слоняясь по спортивной площадке, где с утра стояла невыносимая жара и духота. Всю долину покрывала черная зловонная грязь, и, несмотря на яркое солнце, не было никаких признаков, что земля подсыхает: вокруг – ни одного местечка, где можно было бы присесть. Унтер-офицеры и солдаты, утомленные ожиданием, переполненные злостью и негодованием, стояли понурившись, и лишь одно примиряло их с происходящим: осталась позади угроза нового потопа и отступил страх быть обстрелянными из темных, густых зарослей леса – все, что держало их в постоянном напряжении, пока они поднимались вверх по реке. Им было невдомек, что операция все еще продолжается и конца ей не видно. Унтер-офицеры и солдаты, с ног до головы покрытые грязью, все еще ощущали тяжелый запах вздувшихся трупов боевых товарищей, которых они пять дней назад разыскивали и перетаскивали на себе; из памяти их не выветрилась трагическая гибель первой сводной роты, но они все равно не сомневались, что вот-вот из штаба выйдут офицеры и объявят: мы проводили крупные маневры, во второй половине дня возвращаемся в распоряжение полка. И тем не менее особой радости от предполагаемого возвращения по той же вонючей грязи они не испытывали.
Однако в двенадцать часов из штаба появились мрачные, озадаченные офицеры и огласили приказ: в течение десяти дней оставаться в долине с целью поддержания общественного спокойствия, для чего реквизировать жилье и подготовить его к размещению роты. Причем расселяться предписывалось не в горном поселке, не пострадавшем от наводнения, – реквизировать дома надлежало только в долине. Это был своего рода способ вернуть в жилое состояние дома, особенно пострадавшие от воды и грязи. Младшие офицеры и солдаты роты, заняв сохранившиеся дома – а их в общем-то оставалось немного, – фактически все жилье, которое поддавалось ремонту, привели в порядок. И что касается настороженно двойственного отношения к военным, которое проявляли жители нашей долины в годы войны на Тихом океане, то в основе его, как мне кажется, лежала наряду с неприязнью и немалая доля сарказма по поводу того, что боевые товарищи убитых офицеров и солдат во время пятидесятидневной войны ремонтировали перепачканные грязью дома после наводнения, устроенного для разгрома армии, к которой принадлежали эти офицеры и солдаты.
