Игры современников - Оэ Кэндзабуро (книга жизни .TXT) 📗
Таким образом, оружейный завод, где высились горы этого хлама, был похож на международный приемный пункт утиля. Однако сердцем завода был станок, закупленный в Германии на прибыли, полученные от долларовой спекуляции после отмены эмбарго на золото. Этот станок, сестренка, ассоциировался у меня с тем, на котором работал Сверлильщик: он производил на нас огромное впечатление в годы войны на Тихом океане. Я не думаю, что легендарный инженер, трудившийся не покладая рук на этом заводе во время пятидесятидневной войны, и Сверлильщик, о котором среди ребят ходили слухи, будто он инопланетянин, – это один и тот же человек, но все же такая мысль порой приходила мне в голову. Когда на очередном уроке отец-настоятель дошел до этого места в легенде о пятидесятидневной войне, я закричал:
– Я видел этот станок! Он стоял в доме Сверлильщика.
Отец-настоятель удивленно глянул на меня своими глазами, глубоко посаженными у носа, похожего на клюв хищной птицы, и, досадливо хмыкнув, сказал:
– И я еще учу этого мальчишку?!
Разумеется, станок, являвшийся сердцем военного завода во время пятидесятидневной войны, не мог работать у нас в долине и после поражения. Он был полностью уничтожен армией Великой Японской империи. И только спустя лет десять пришлый человек – Сверлильщик, войдя затем в старинную семью из нашей деревни, привез с собой никудышный токарный станок, не шедший ни в какое сравнение с тем мощным, новейшей конструкции. Когда под тяжестью станка, от которого пошло его прозвище, перекосился весь дом самой уважаемой в долине семьи, старики не сказали ни слова только потому, наверное, что помнили еще о станке, неплохо послужившем в дни пятидесятидневной войны. Может быть, по той же причине и отец-настоятель раздраженно хмыкнул?
Завод в лесу, руководимый знающим инженером, был приспособлен к тому, чтобы на нем могли работать даже женщины и дети. Их разбивали на небольшие группы, и первым делом ставили отбирать игрушечные винтовки и пистолеты немецкого производства, из которых собиралось настоящее оружие. После этого каждая из групп обсуждала с инженером, сидевшим на бревне около станка, как лучше переделать эти игрушки, чтобы получилось боевое оружие. Инженер, знаток своего дела, давал квалифицированные рекомендации. Дальнейшая работа требовала огромного терпения, успех же ее не всегда был гарантирован. Дети и женщины сидели на корточках на складе материалов, похожем на свалку утиля, и, точно в игрушки играя, подбирали детали для переделки оружия немецкого производства. Эту работу дети часто выполняли гораздо успешнее и эффективнее взрослых. Правда, когда все нужные детали удавалось найти и создавалось оружие, внешне вполне отвечавшее своему назначению, пускать его в ход порой бывало рискованно. Завод, на котором в создании оружия участвовали даже дети и женщины, день ото дня работал все успешнее, склад оружия беспрерывно пополнялся. И когда бойцы патрульного отряда схватили пятерых солдат армии Великой Японской империи, пришедших за водой, унтер-офицера повесили, а четырех остальных обезоружили и отправили обратно в долину, те не покривили душой, докладывая в штабе роты, что ни разу в жизни не видели такого оружия, каким был вооружен местный отряд. Их утверждения о сверхсовременности этого оружия не были преувеличением, хотя судили они только по внешнему виду, не представляя себе его боевых возможностей.
Что же касается настоящего оружия, то огромную роль в достижении паритета военной мощи обеих армий во время пятидесятидневной войны сыграли капканы, реконструированные на лесном заводе. Я называю это оружие капканами, но они были не совсем обычными. Из Европы ввезли большое количество искусно сделанных мощных капканов, предназначенных для крупного зверя. С помощью станка инженер приспособил их для охоты на человека. Расчет, сестренка, был жестокий, но в то же время рациональный. При охоте на зверя капкан должен зажать его лапу и удержать, а при охоте на человека удерживать жертву нет никакой необходимости. Каждый капкан снабдили остро отточенным ножом, и стоило человеку попасть в него, как ногу отхватывало напрочь. Эти страшные капканы оказались особенно эффективными в начальный период войны, когда разведка армии Великой Японской империи прочесывала лес в поисках укрывшихся там людей. Для жителей долины и горного поселка установка капканов в нужных местах не составляла никакого труда, поскольку они прекрасно знали, какой тропой пойдут чужаки, миновав Дорогу мертвецов. Возможности капканов проявились с особой силой на склоне, спускающемся к долине от Дороги мертвецов. В ночь, когда было получено донесение разоруженных солдат, к роднику отправили тридцать человек, чтобы вернуть отобранное оружие и принести труп повешенного. Чудовищные потери, которые понес этот отряд от капканов, – вот главное, что заставило Безымянного капитана отказаться впредь от ночных операций.
В течение всей пятидесятидневной войны партизанские отряды деревни-государства-микрокосма в ночное время господствовали не только в лесу, что совершенно естественно, но и в долине. Господство их в долине приводило к тому, что офицерам и солдатам приходилось всю ночь сидеть, запершись в грязных домах; правда, нападений на штаб роты в ночное время партизаны деревни-государства-микрокосма не предпринимали. Бойцы нашего края совершенно явно ограничивали себя в действиях. Но тот факт, что они не совершали ночных налетов, которые поставили бы армию Великой Японской империи в безвыходное положение, по глубокому убеждению Безымянного капитана, свидетельствовал об одном: война фактически развивается по сценарию, предложенному жителями долины.
Метод ведения войны, избранный партизанами деревни-государства-микрокосма – взять хотя бы то, что они позволили армии Великой Японской империи пользоваться питьевой водой, не отравив ее, – зиждился на высоких моральных принципах. Однако, ни в коем случае не отступая от этой тактики, партизанский отряд иногда применял обманные маневры, просто чтобы посмеяться над противником. Классическим примером такого маневра легенды называют операцию «Волк». Ее вдохновителем был корейский волк, которого купил в Сеуле и, вернувшись в деревню, много лет держал у себя дома один любитель животных. К началу пятидесятидневной войны корейский волк был уже очень стар и не покидал деревянной клетки – эта предосторожность была необходима, чтобы уберечь его от задиристых собак. Парни из нашего патрульного отряда, как следует поморив голодом волка, которого хозяин забрал с собой в лес, тайком отвели его обратно в деревню и оставили в дальнем углу дома, где ночевали вражеские солдаты. На следующее утро солдаты забили рыскавшего в поисках пищи зверя, приняв его за бродячего пса, случайно попавшего в долину, однако врач, осмотрев труп, установил, что это никакая не собака, а волк. Новый приказ Безымянного капитана сводился к следующему: в Японии волки и шакалы считались полностью уничтоженными, но, поскольку в лесу, покрывающем горную цепь Сикоку, обнаружен самый настоящий волк, это утверждение следует считать опровергнутым, а посему ночные операции строго запретить.
Впрочем, в одной из легенд, услышанных мной в детстве, операция «Волк» толковалась иначе. Она непосредственно связывалась со стаей некогда одичавших собак, которых мы называли шакалами, – такая собака, как ты, наверное, помнишь, сестренка, недалеко от Дороги мертвецов до крови покусала тебя. В этой легенде привезенный из Кореи волк тоже участвует в осуществлении одного из звеньев продуманного Разрушителем плана подготовки к пятидесятидневной войне, но тут корейский волк использовался как производитель – его у нас в долине часто спаривали с собаками. Такие полуволки-полусобаки, одичав, жили в пещерах. Собравшись в стаю, они кружили в окрестностях, не спуская глаз с врагов, вторгшихся в жизненную сферу людей долины и соответственно их жизненную сферу тоже. И вот вожак стаи, корейский волк, вдохновитель их атак и набегов, напал на дом, в котором ночевали солдаты. Его убили, и это привело к войне между стаей собак и армией Великой Японской империи… В этой легенде об операции «Волк» упоминаются и те самые опасные капканы – снабженные не обычными зубьями, а острыми как бритва серповидными ножами, которые напрочь отхватывали ногу. От них, мол, шел запах человека, столь ненавистный одичавшим собакам. Собаки – одичавшее потомство корейского волка; партизаны – не поклоняющиеся чужим богам, непокорные японцы, стрелявшие из густых зарослей… Неужто же солдаты очертя голову пошли бы во тьму, где их поджидали эти омерзительные враги, даже если бы Безымянный капитан не запретил самым решительным образом ночные вылазки?