Яма слепых - Редол Антонио Алвес (прочитать книгу TXT) 📗
В это время года Лезирия выглядела выжженной равниной, что особенно подчеркивала зелень, растущая по рукавам речушек и канав; тростниковые домишки и соломенные сараи конусами возвышались над ней, обнаруживая присутствие человека, что не сразу видел глаз. Здесь рядом и дальше виднелись пасущиеся стада и слышался печальный звон колокольчиков.
Охотниками было принято решение двигаться на юг в сторону Понта-де-Ерва. Разбившись на пары в соответствии с состоявшимся накануне выбором, они выстроились в шеренгу, которую из-за неопытности одних или горячности других, боявшихся отстать от тех, кто шел во главе группы, держать было трудно. Жулинья Кинтела, казалось, была недовольна доставшейся ей лошадью: почувствовав неуверенную руку, животное сделалось норовистым, оно ржало и отказывалось повиноваться. Уговаривая лошадь и похлопывая ее по крупу, Мигел Жоан помогал своей даме. Потом решил обменяться с ней и, сев на мятежную, преподал ей урок, сильно натягивая удила и давая шпоры. Оторвавшись от едущих за ними пар, он заставил лошадь перейти с шага на рысь и наоборот, потом пойти боком, все время держа голову вверх, и даже пустил в галоп до самого рва, где поднял на дыбы, и, развернув, принудил вернуться шагом, выбрасывая передние ноги, одетые в белую шерсть, – пятна, которые все время мелькали у него перед глазами.
– Попробуйте теперь, – сказал он Жулинье Кинтела, спрыгнув с седла.
Наездница вняла его совету крепко держать поводья, и лошадь стала послушной, хотя вначале все же поартачилась.
По приказу Мигела Жоана один из слуг спустил двух собак, которые судорожно стали обнюхивать землю – скорее по привычке, чем по службе, – потому что теперь они жаждали получить удовольствие от свободы, в то время как другие лаяли, все еще будучи на привязи. Мигел Жоан и его дама отделились от ряда, и, как только отошли на предусмотренную дистанцию, разговор опять пошел на ту же тему, что и перед отъездом на охоту: где и когда он смог бы с ней увидеться в Лиссабоне?… И чтобы она не говорила, что это может случиться только в час лунного затмения…
Жулинья Кинтела делала вид, что поглощена борзыми, но улыбалась, припоминая ревнивые подозрения, зашевелившиеся в сознании Изабел, которая шла следом в компании То Ролина – этого животного, которое она, Жулинья, пожалуй, предпочла бы иметь рядом с собой. Ей импонировал его развязный язык и манера держаться, вернее, отсутствие манер, как говорил Менданья, выведенный из себя комментариями То Ролина по поводу его восхищения волшебством утра.
– Вы отказываете мне в дружбе, Жулинья? – не отступал Релвас.
– Я готова дать вам ее.
– Так пригласите меня на чашку чая к себе… без Изабел, конечно. Я желал бы вас видеть каждую неделю.
– А я бы каждый день, – язвительно кольнула его она.
И тут, когда на горизонте засияло солнце, одна борзая подняла зайца, и заяц, преследуемый собаками и наездниками, которые окриками подгоняли собак, желающих настичь жертву, припустил по дороге большими скачками, ища, куда бы скрыться. Борзые почти нагоняли зайца, одна даже коснулась его лап, когда тот неожиданно отскочил в сторону и на какую-то долю секунды замер, чтобы получить возможность изменить направление, оставив собак с носом. Другая, рассвирепев от обмана, последовала за ним, высоко прыгая и мягко вытягиваясь. С вставшей дыбом шерстью заяц петлял, уходя в сторону канавы, где он видел спасительные кусты и траву, которые могли стать неплохим укрытием, но тут одна борзая настигла его и поддала ему с такой силой, что он покатился совсем в другом направлении; за ним ринулись собаки, однако охотники, едущие впереди, вернули их на прежний путь. Жулинья Кинтела была возбуждена, она дрожала, захваченная схваткой, кричала, кричала громче всех.
Мигел Жоан предупредил ее, что впереди канава и она должна быть готова ее перепрыгнуть. Заяц бежал именно к канаве и, похоже, именно там надеялся спрятаться. Какая-то минута – и он бы был таков. Борзые, казалось, почуяли опасность потерять добычу и увеличили скорость: чья возьмет? И вдруг разом исчезли в зарослях, и только спустя какое-то время растерянные, принюхивающиеся и лающие на обманувшего их зайца, след которого простыл, собаки появились вновь. И тут, в этот самый момент, прежде чем кто-либо успел заметить и вскрикнуть, спутница Мигела Жоана полетела в канаву. Мигел Жоан испугался, так как все это время был заворожен заячьей хитростью, которая почти спасла зверька или дала передышку. Все спешились, последовав примеру То Ролина, который полез в воду, чтобы вытащить потерявшую сознание Жулинью, тогда как пастухи прикладывали все усилия, чтобы вытащить переломавшую ноги, увязшую в иле лошадь.
Свора собак яростно лаяла.
Приняв нежданно-негаданно грязевую ванну, наездница жаловалась на руку. Она была бледна, хотела пить, да, ее мучила жажда. Пришлось отвезти ее в хижину одного сторожа, где ей дали тростниковой водки. Все остальные хотели продолжить охоту, хотя пары расстроились, так как Мигел Жоан считал своим долгом сопровождать пострадавшую спутницу, а То Ролин, побуждаемый настойчивостью жены Мигела Жоана, признал, что это его обязанность, раз уж он первым оказал помощь Жулинье, вынеся ее из канавы. Жертва больше не жеманничала, понимая, что смешна и дурно пахнет, однако этот случай сослужит еще свою службу в Лиссабоне, когда она будет его пересказывать, присочиняя так, как умеет только она. Но теперь о той было думать рано. Жулинья дрожала от купания в холодной и гнилой воде, привлекающей москитов и слепней.
Нет, возвращаться домой Мигел считал неразумным: на то потребовался бы час, не меньше, а Жулинья простыла бы и получила пневмонию, к такому выводу пришла и Констанса Бонфин. Кто-нибудь должен раздеться и предложить ей свою одежду, может, чья и подойдет.
Мария до Пилар быстрее всех нашла выход из положения. Она приказала одному из пастухов снять форму, да, зайти за кусты и снять, а потом принести в хижину, где Жулинью пока укрыли нашедшейся в доме сторожа волчьей шкурой.
Все остальные обсуждали возможность продолжать охоту. Спрятавшийся в кустах заяц все еще дрожал, хотя собаки лаяли теперь совсем в другой стороне.
Глава XI…И на женщин
Из жертв и охотников этой травли на зайцев, пожалуй, борзые больше всех могли пожаловаться на сорвавшееся удовольствие побыть на свежем воздухе: хозяева застряли в хижине из-за заносчивой и изнеженной Жулиньи Кинтела.
Ведь, кроме двух собак, тех, что сопровождали Мигела Жоана и Жулинью, ни одну не спустили с повода, а им так не терпелось получить свободу и гнать зайца под окрики и свист охотников, вознаграждающих их усердие лакомствами. Зато в заячье царство вернулся спугнутый было покой.
Возможно, именно поэтому собаки так много лаяли, лаяли и скулили, вынудив наконец Мигела Жоана приказать отослать их в дальнюю псарню, особенно после того, как одна рыжая сука принялась выть, что привело в полный ужас пострадавшую наездницу: она сочла этот вой плохой приметой, накликающей скорую и ужасную смерть. Жулинья тут же, как только борзая завыла, бросилась на покрытые циновкой нары и с головой спряталась под волчьей шкурой, и ничто, даже обилие блох, не принудило ее в этот праздничный день покинуть столь странное укрытие, в которое к тому же проникла одна воровская рука, что-то искавшая на груди дамы – без сомнения, очень важное, о чем говорила жадность пальцев.
– Собак уже нет, их увели, – прошептал ей томный голос.
– А рука? – тем же томным голосом спросила уже улыбавшаяся Жулинья.
– Рука просит разрешения остаться…
Но как только кто-то, появившийся на пороге, произнес: «Мы в Рибатежо, Жулинья. Не забывайтесь», – рука тут же исчезла и голоса смолкли.
То была Изабел Салгейро. Появившись в несколько неподходящий момент, она смотрела на раздосадованного мужа.
– Здесь все трусы должны держать себя как храбрецы, – продолжала она, не смущаясь. – Поднимайтесь, сделайте над собой усилие… Мигел Жоан очень опечален вашим состоянием. Отнеситесь к нему с сочувствием.
