Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду - Льюис Дэмиен (книга бесплатный формат TXT) 📗
— Я бы очень не советовал это делать. Вам нужно будет полностью сконцентрироваться на выздоровлении и адаптации к протезу.
Я отвечаю, что протез мне не нужен. Я проеду марафон в инвалидной коляске. К тому же интенсивные тренировки — лучший способ быстро поправиться.
— Все-все. — Доктор шутливо вскидывает руки, сдаваясь. — Черт возьми! Думаю, если вы действительно так хотите этого, то сможете. Если нога хорошо заживет, полагаю, у вас все получится. Но операция, потеря крови, восстановление — все это отбросит вас на месяцы назад.
Мы заключаем сделку: я соглашаюсь на операцию, а он делает все от него зависящее, чтобы я как можно скорее выписался из больницы и вернулся к тренировкам. Инфекция проникла так глубоко, что откладывать нельзя. Нужно все сделать немедленно.
Я звоню своим спонсорам из «Семей инвалидов-ветеранов». Они первым делом говорят, чтобы я не переживал о деньгах, вложенных в мою подготовку, а сосредоточился на выздоровлении. Мне приходится три раза повторить им, прежде чем они осознают: я не отказываюсь от участия в марафоне. Я звоню Мелиссе и обо всем ей рассказываю. Сначала она думает, что я шучу. Но, осознав серьезность моих слов, всеми силами поддерживает меня. Она понимает. Понимает, что, если передо мной не будет этой цели, этого марафона, я могу впасть в депрессию. Мелисса знает, что мы должны это сделать. Должны проехать этот марафон — он придаст моей жизни смысл.
Утром перед операцией я должен сдать несколько анализов, чтобы убедиться, что воспаление не перекинулось на внутренние органы. Врачи особенно беспокоятся за мое сердце. Если оно затронуто, я могу не пережить ампутацию. Анализы я сдаю в другой больнице. Джули предлагает составить мне компанию, пока мы ожидаем результатов.
Само собой, мы как на иголках. Постоянно звонят мама, отец и мой брат Джон. И все задают один и тот же вопрос: «Результаты уже известны?» Медсестры очень милы. Они приносят Нэпалу миску с водой и возятся с ним. Наконец нас ведут в кабинет кардиолога — он готов меня принять.
Входит парень со стопкой медицинских бланков под мышкой. Он мельком смотрит на нас. Потом, заметив моего пса, смотрит еще раз, внимательнее. Не говоря ни слова, разворачивается и уходит, захлопнув за собой дверь. Мы с Джули обмениваемся удивленными взглядами.
— Это был врач?
— Неужели врач мог так хлопнуть дверью? Кто же это был?
Парень с виду похож на араба, и у меня падает сердце: кажется, повторяется эпизод в магазине. «Никаких собак! Собакам нельзя находиться возле еды!»
Час дня. Операция назначена на два. У нас нет времени. В дверь стучат, входит медсестра. Мы спрашиваем ее: неужели человек, который вылетел отсюда, — это кардиолог?
— Боюсь, вам придется уйти, — отвечает она.
— Это был врач? — повторяет Джули. — Сюда приходил кардиолог?
В определенные моменты лучше не становиться у нее на пути.
Кажется, медсестра совершенно раздавлена.
— Да. Но он сказал, что не примет вас, пока вы не выведете собаку.
Я сижу, скорчившись в своей коляске: от стресса боль усиливается. Нэпал чувствует это. Моя боль причиняет ему страдания. Подняв голову, пес тычется носом мне в ладонь, пытаясь успокоить меня, но эту ситуацию нельзя оставить просто так.
— Нам нужны результаты, — говорит Джули, — и мы без них не уйдем.
Медсестра говорит, что постарается все уладить. Через несколько минут возвращается кардиолог. Он был зол, когда хлопнул дверью, теперь же его просто трясет от гнева или страха. Я тоже готов взорваться. Только присутствие Джули помогает мне держать язык за зубами.
— Дайте нам результаты, пожалуйста, и мы покинем больницу, — говорит Джули, протягивая руку.
— Нет, я отправлю их по факсу вашему хирургу, — отвечает Джули врач, не сводя при этом глаз с моего пса. — Я отправлю их по факсу, — повторяет он.
— Кажется, вы не поняли, — упорствует Джули. — Сегодня в два у моего брата операция. До нее остался час. Нам нужны результаты. Операция сложная. Ему будут ампутировать ногу. Нам нужно знать, выдержит ли его сердце. Вы можете просто сказать, все ли в порядке?
— Нет. Я вам уже ответил: я пришлю результаты по факсу вашему врачу.
Я пытаюсь его задобрить:
— Господи, мне просто нужно знать, все ли в порядке! Операционная бригада ждет!
Кардиолог качает головой.
— Я не буду говорить с вами, пока вы не выведете собаку.
Джули смотрит на меня. Я вижу в ее глазах боль и возмущение.
— Хочешь, я выйду с Нэпалом на лестницу, чтобы ты мог получить результаты?
— Нет, ни в коем случае. Не хочу.
Я поворачиваюсь к врачу.
— Моего пса обязаны пускать со мной повсюду. Это закон. Акт тысяча девятьсот девяностого года. Вы хоть знаете это?
— Собака… Собака в моем кабинете противоречит санитарным нормам.
— Я мог бы… Знаете, что я мог бы сделать? Вы нарушили закон!
Джули встает и говорит, что нам пора. Она выходит из кабинета, я выезжаю, и тут врач идет на попятный.
— Знаете, я прошу прощения, просто я хотел, чтобы собака…
Мы захлопываем за собой дверь, и конец фразы не слышен. Если честно, мне плевать, что он сказал. По закону мы можем подать на доктора-собаконенавистника в суд и пустить его по миру.
К нам сбегается медперсонал. Им очень стыдно за этот инцидент, и они почти так же злы, как и мы.
— Вы можете подать в суд.
— Да, вы можете подать в суд на основании Акта тысяча девятьсот девяностого года.
— Вам просто необходимо это сделать.
Конечно, мы могли бы хоть десять раз подать в суд на этого кардиолога, но мы не из таких. Кроме того, сейчас на кону мое здоровье. Более того, моя жизнь. Именно об этом нужно думать.
Джули отвозит меня обратно в «Бейлор». Результаты пришли по факсу. Инфекция не затронула сердце. Операцию не отменят.
Съезжаются родственники. Брат, взяв черный фломастер, пишет на моей ноге ниже колена: «Если найдете, просьба вернуть», мой телефонный номер и другие контактные данные.
Сестра пишет: «Эта нога недостаточно сексуальна для меня».
При помощи юмора мы, как и раньше, пытаемся преодолеть тяжелую ситуацию. Но, по правде говоря, не существует способа подготовить меня к предстоящему. Пусть я сидел в инвалидной коляске — все равно у меня оставалось все мое тело. Все мои конечности сохранились. И была — пусть даже крохотная — возможность снова встать на ноги. А после ампутации…
Ближе к концу операции выходит одна из медсестер, чтобы поделиться новостями с моей семьей. Операция прошла хорошо — если так можно сказать, когда человеку отрезали половину ноги. Медсестра — немолодая женщина. Кажется, она разделяет семейное чувство юмора Морганов.
— Знаете, я с вами кое-чем поделюсь.
И прямо там, в больнице, она начинает напевать:
— Эта нога недостаточно сексуальна для меня! Недостаточно сексуальна…
— А, вы видели! — смеется Джули. — Да, это забавно.
— Когда мы прочли ваши надписи, вся бригада смеялась до колик. Мы хохотали прямо перед операцией. Но Джейсону этого не говорите, ладно? Ему лучше не знать!
Очнувшись после анестезии, я сначала не замечаю особых изменений: на расстоянии шести дюймов ниже правого колена сплошные бинты, за которыми ничего не видно. Но приходит время сменить повязки, и тогда я впервые вижу культю, которая когда-то была моей правой ногой.
Я отворачиваюсь, потому что не могу на это смотреть. Мама выходит из палаты в слезах. Мелисса долго сидит, обнимая меня, и мы оба плачем. После перевязки я прикрываю обрубок одеялом, чтобы не видеть его.
Меня выписывают из больницы четвертого июля, на праздник. Я решаю отдохнуть у родителей на озере Тексома вместе с мальчиками. Мы берем лодку родителей, чтобы провести время на одном из островов. Но когда мы причаливаем, меня нужно как-то вытащить из лодки, а пристани там нет. Сложная ситуация, особенно учитывая то, что моя правая нога вся в бинтах и ее лучше не касаться.
На острове несколько человек готовятся к собственному пикнику. Мужчины предлагают мне помощь. И вот меня в моей коляске переносят над мелководьем и осторожно ставят на песок. Мы никогда раньше не встречали этих людей. Доброта незнакомцев.
