Ночь с Ангелом - Кунин Владимир Владимирович (бесплатные книги полный формат txt) 📗
— Значит, к этому двойному убийству подключился и КГБ?
— Нет, — ответил Ангел. — Комитет, как и эта сволочь Заяц, был введен в заблуждение лихой газетной строкой о возможном перемещении огромных по тем временам денег из Западной Германии на территорию Советского Союза!.. И естественно, вел в этом направлении собственную разработку. Пока не убедился в подлости автора заметки и идиотизме собственных предположений…
— Откуда вы про все это знаете? — напрямую спросил я.
— Работа у меня такая, — коротко ответил Ангел. — И второе: вас смутила фраза — «…убитых при невыясненных обстоятельствах». Так?
— Да…
— В тот момент, к несчастью, это было правдой… Замордованная диким количеством уголовных дел славной эпохи мелкого капитализма начала девяностых годов, милиция так и не смогла никого отыскать. Такой вот классический «висяк», как говорят симпатяги-сыщики из сериала «Улицы разбитых фонарей». Арестовали поначалу двух грузчиков и водителя той мусороуборочной машины, под шум которой Зайцу так легко удалось выскользнуть из квартиры Самошниковых. Продержали несколько суток, потрясли их, да и выпустили «за недоказанностью».
Я зло опрокинул остатки джина в глотку, запил неизвестно откуда появившимся горячим чаем, уже с лимоном и с сахаром, и сказал:
— А Заяц остался безнаказанным!..
Тут Ангел как-то очень нехорошо ухмыльнулся и возразил мне:
— Э, нет!.. Заяц был вычислен и казнен.
И в его голосе неожиданно прозвучали жестокие и мстительные нотки, так не соответствующие моим любительским представлениям об «ангельских» голосах.
— Слава Богу!.. — машинально воскликнул я.
— Вот уж КТО был тут совершенно ни при чем! — тут же проговорил Ангел. — Уж если кому и нужно поклониться в пояс, так это Лидочке… Лидочке Петровой.
Помолчал, словно раздумывал, говорить или не говорить, и добавил:
— И Толику-Натанчику…
— Как?! — поразился я.
Сексуально-половой опыт Зайца исчислялся полугодом и не блистал разнообразием.
Шесть месяцев тому назад соседка Зайцевых по лестничной площадке, владелица однокомнатной квартиры, сорокалетняя алкоголичка Тамарка, ничего не соображая, накинула драный халат на свое голое, дряблое и дурно пахнущее тело, вышла на лестницу, ухватилась за собственную дверь, чтобы не упасть, и увидела идущего к себе домой Зайца.
— Эй, пацан!.. — окликнула она его. — Выпить есть?..
— Нет, — ответил Заяц и в распахнувшемся халате узрел отвислые Тамаркины груди с коричневыми сосками и толстые желтые ляжки.
— Чего зыришь? — сказала Тамарка. — Волоки поддачу на похмела — отсосу в лучшем виде.
Так с бутылки портвейна «Алабашлы» для Зайца началось постижение Извечного.
Обычно после первого стакана Тамарка отключалась, и Заяц уже ползал по ней, как хотел. Иногда даже лупил ее, чтобы она очнулась и стала подавать хоть какие-нибудь признаки половой жизни.
Зато у стихийного базарчика около станции метро «Академическая», где вечерами собирались такие же, как и Заяц, пятнадцатилетние «отморозки», Заяц со своими бесстыдно-подробными «трахательными» рассказами был в большом и завистливом почете. Тем более что в этих легендах-сказках для онанистов каждый раз присутствовали самые разнообразные объекты Зайцевых упражнений — девочки «целки-невидимки», и опытные красотки-стюардессы, и богатые зрелые матроны, так охочие до юного Заячьего тела… И даже одна молодая жена генерала. Имен Заяц не называл — мужчина должен оставаться мужчиной. Только говорил, что шворил их как хотел — во все дырки!
На самом же деле все легендарные дамские персонажи из рассказов Зайца о половых утехах имели одно и то же опухшее от пьянства лицо сорокалетней несчастной Тамарки — грязной, неизлечимо больной алкоголизмом, вконец спившейся бабы.
Больше у Зайца никогда никого не было. В этом смысле.
Поэтому, когда Заяц, болтаясь вечерком у «Академической», неожиданно увидел Лидочку Петрову, он буквально прибалдел!
После того, что произошло в квартире Самошниковых, Заяц какое-то время отсиживался под Вырицей — у бабки. Проведал старуху, помог по хозяйству.
Первые пару недель на каждый стук вскакивал, руки тряслись, сердце из груди выпрыгивало…
Ночами во сне кричал, плакал, дергался, дышал тяжело.
— Ты чего? — удивлялась бабка.
— Живот разболелся, — отвечал ей Заяц.
А сам все пытался вспомнить — куда он тот молоток выбросил? То, что он его, с окровавленной ручкой и прилипшими седоватыми волосами, кажется, выкинул, — это он вроде бы помнил… А вот куда, когда — совсем из башки вылетело. Как отрезало. Бывает же…
На третью неделю затих, только еще во сне разговаривал. А днем все перстень тот золотой втихаря примерял.
А потом и вовсе вернулся в Ленинград. И снова зачастил к кинотеатру «Современник» и к станции метро «Академическая», где кучковались свои — «деловые».
Слова «крутой», «прикольный», «продвинутый» в то время еще не появились в журналистском словаре «великого и могучего». Они только-только входили в полублатные и частно-торговые круги.
Но после того, как Заяц раздробил голову взрослому мужику и задушил старуху еврейку (при вскрытии выяснилось — он ей еще и шейные позвонки сломал!..), он вполне законно мог называть себя «крутым». Но где? Кому об этом скажешь?! Тамарке? Так она по пьяни и не врубится, лярва старая… Да и не будет ее теперь долго.
Заяц, как вернулся от бабки из-под Вырицы, тут же захотел потрахаться. Взял в магазине пузырь портвешка «Три семерки», позвонил к Тамарке, а той и нету. Отправили, беднягу, на принудительное лечение.
Пошел к «Академической», с одним корешком приняли из горла этот портвешок, и тут Заяц увидел выходящую из метро Лиду.
Из-под зазывно коротенькой расклешенной юбочки выглядывали замечательно красивые Лидкины ноги. Вся ее стремительная, ладненькая, рано сформировавшаяся фигурка произвела на Зайца неизгладимое впечатление!
И пошел Заяц за Лидочкой по всему Гражданскому проспекту до улицы Фаворского, где жили Петровы.
Шел хмельной и распаленный — все воображал, как будет задирать ей юбчонку, трусики стаскивать, как вломится в нее, как…
А если «по-хорошему» не даст, так Заяц и «перо» к боку может приставить… Не посмотрит, что ее пахан в ментовке амбалит. Куда она, сучка, денется?! Это еще доказать надо, что не по «обоюдному согласию»… Заяц — крутой! Заяц подкованный — будьте-нате!
Но Лидочка уже заметила идущего за нею Зайца и крепко сжала в кармане милицейский баллончик с «Черемухой», которым ее снабдил отец за счет спецслужбы Главного управления внутренних дел Ленинграда и Ленинградской области.
Шел Заяц за Лидочкой Петровой и думал, что если так уж получилось, что, замочив Толькиного пахана и бабку, он вроде как бы начал мстить Самохе за тот удар отверткой в живот, то вот и эту телку Толикову нужно будет отхарить так, чтобы все пацаны об этом узнали, тогда Самоха закается за отвертку хвататься!.. А то пацаны вчера базарили, что вроде малолеткам амнистия корячится и этот хмырь болотный Самоха вполне может до срока выскочить. Говорят, его даже на похороны привозили под конвоем.
Вот когда Заяц вдруг почувствовал, что панически боится встречи с этим полужидком — Толькой Самохой! Его даже затошнило от страха, но…
… Но тут я прервал Ангела:
— У меня такое впечатление, Ангел, будто мне насильственно поменяли соседа по купе.
— То есть? — не понял Ангел.
— В рассказе об этом страшненьком и омерзительном Зайце я слышу другой голос, иную лексику… Целые фразы — будто выдернуты из отвратительного мира пятнадцатилетних Зайцевых, которым, наверное, и по сей день несть числа…
— Тут вы ошибаетесь, Владим Владимыч, — не согласился со мной Ангел. — Сегодня и лексика сменилась, и детки стали другими — с приглушенными эмоциями, расчетливее, прагматичнее. Может быть, от этого — еще страшнее. А то, что в моем рассказе вам послышался чужой голос и иной язык, так это вы в очень небольшой степени услышали самого Зайца, ощутили ход его мыслей… Как говорится, «для полноты постижения внутреннего мира героя». Еще раз повторяю: в очень небольшой степени! Не вошли в его Заячий мир, а всего лишь прикоснулись к самому его краешку…
