Петербург как предчувствие. Шестнадцать месяцев романа с городом. Маленькая история большого приключ - Макарова Дарья
Некоторое время прогуливаемся возле собора, слушаем карильон и разглядываем остальных посетителей. Настроение у всех приподнятое. Толпа молодежи, наверное, туристы. Некоторые, видимо, заразившись замечательным настроением солнечного дня, играют в снежки, как малые дети. Счастье от того, что сегодня воскресенье и мы пока свободны от повседневных обязанностей, а вокруг нас играет, звучит, радостно движется такая красота, вдруг накрывает меня с головой. Я хитро прищуриваюсь, нагибаюсь к ближайшему сугробу, быстро зачерпываю комок ледяного рассыпчатого снега и, кое-как слепив из него шар, бросаю в сторону Руслана. Он подпрыгивает, громко возмущается, нагибается и – раз! – кидает ответный шар в меня. Я в долгу не остаюсь, и некоторое время мы кидаемся снежками. И хохочем.
Потом заглядываем в Ботный домик Петра, где можно поглазеть на всевозможные сувениры с изображением крепости и, собственно, сам ботик, точнее, его копию. Оригинальный «дедушка русского флота», на котором Петр еще мальчишкой плавал по Переяславскому озеру под Москвой, сейчас хранится в Центральном военно-морском музее.
Также любопытствуем насчет стоимости экскурсий по крепости: в частности, нас интересует посещение собора и Великокняжеской усыпальницы. Такое удовольствие стоит двести целковых. А вот за триста семьдесят можно взять единый билет, включающий посещение тюрьмы Трубецкого бастиона и различных исторические экспозиции. Некоторое время раздумываем над выбором, потом вспоминаем, что на улице хорошая погода, которой грех не воспользоваться, и откладываем экскурсии на следующий раз.
Увы, питерский климат, как обычно, непредсказуем: когда мы выходим из Ботного домика, на небе уже громоздятся темные тучи. Ветер закручивает поземкой снег по площади перед собором, и крепость неожиданно обретает мрачное строгое величие. Снова вспоминается, что ранее она служила тюрьмой для политзаключенных. Даже развеселые туристы вокруг притихли, оглядываются с опаской. Приступать к осмотру тюрьмы Трубецкого бастиона теперь точно не хочется, потому мы выходим на Комендантскую пристань у Невских ворот.
Нева раскинулась перед нами широким белым полотном, ветер со снегом задувает в лицо, а на противоположном берегу, словно сквозь дымку, царит прекрасный город. Да, Питер зимой красив особенной красотой, и с этим не поспоришь. В такие моменты, как сейчас, есть в нем что-то призрачное, таинственное, мифическое.
К выходу мы перемещаемся по пляжу Петропавловской крепости. Здесь снега тоже порядочно, но есть и проторенные тропинки. Идем, любуемся призрачным городом, уворачиваясь от ветра, дующего в лицо. Так добираемся до Кронверкского моста и Мытнинской набережной. Кормовая часть расположенного здесь корабля, который на самом деле банальный ресторан и фитнес-клуб в одном лице, а вовсе не призрак, как хочется представить моему романтичному воображению, является в этот момент прекрасной деталью для рекламного фото зимнего Петербурга. Всем туроператорам рекомендуется! А также художникам и поэтам…
Проходим Биржевой мост и оказываемся на Cтрелке Васильевского острова, где идем по спуску и дотрагиваемся до одного из гранитных шаров: говорят, это приносит удачу. А она никогда не помешает.
На Дворцовой площади высится новогодняя елка – остаток прошлого праздничного великолепия.
Слегка продрогшие, вдоволь надышавшиеся свежим балтийским воздухом, садимся на метро на станции «Адмиралтейская», теперь одной из самых любимых нами, и направляемся домой, вкушать горячую пищу и получать прочие удовольствия воскресного вечера.
P.S. Через пару дней мы случайно оказываемся в переходе метро, относящемся к «зеленой ветке», и вдруг я останавливаюсь как вкопанная у стены: передо мной на одном из рекламных стендов – та самая фотография. Корма корабля-призрака с Мытнинской набережной на фоне Биржи, Ростральных колонн и сказочной красоты зимней Невы. Фотография настолько хороша и профессиональна, что хочется сразу же лететь-бежать повторять наш воскресный маршрут. Чем мы и займемся в один из выходных, пожалуй. Художники и туроператоры, оказывается, в курсе!
Дверь из прошлого
Петербург, как и все современные города, увешан рекламными объявлениями, афишами и стендами. Изображения томных див, прижимающих к себе флакон с духами или тушь для ресниц; кошачьих физиономий, вожделеющих вкусный «кискин» корм; роскошных автомобилей, которые могут преодолевать горные склоны и опускаться под воду; мобильных операторов, готовых подарить каждому желающему все минуты общения бесплатно… Пестрые картинки и призывные слоганы мелькают тут и там, придавая городу, с одной стороны, больше яркости, а с другой – они излишне навязчивы. Но реклама – двигатель торговли, и с этим не может поспорить ни один «продвинутый» житель города. Жаль, что иногда навязчивость переходит все допустимые нормы.
Зато Питер помимо рекламы товаров и услуг может похвастаться еще и огромным количеством театральных афиш и рекламных щитов с информацией о текущих или грядущих музейных выставках. Вот такая «реклама» нам очень интересна!
Особенно мы уважаем афиши, анонсирующие то или иное событие в Государственном Эрмитаже. Это обычно большие, красиво оформленные стенды, один вид которых поднимает настроение и настраивает на восприятие красоты.
Комментарий Руслана
Смотреть по сторонам на Невском – чрезвычайно полезная привычка. Прогулявшись от Гостиного Двора до Адмиралтейства и обратно, вы будете знать о важных мероприятиях и последних событиях.
Весь прошедший месяц город радовал нас серией изумрудно-зеленых ярких афиш, оповещающих о выставке в Зимнем дворце «М.В. Ломоносов и елизаветинское время». Изображенный здесь полноватый румянощекий человек в парике, камзоле и с пером в руке смотрел мечтательно вдаль, словно приглашая постичь все тайны бытия.
К мечтательному виду Михайлы Ломоносова мы вскоре даже привыкли, встречаясь с ним почти каждый день на улицах. Но и внять его молчаливому призыву, однако, не спешили: Новый год, покупка подарков, прогулки по украшенному иллюминацией праздничному городу… Наши дни были заполнены до отказа.
Теперь же, когда праздники прошли, гирлянды сняты, а погода вполне оправдывает текущую пору времени года – матушку-зиму, пора и нам приступать к открытию нашего личного музейного сезона, стартовавшего с начала января.
Зимние воскресные дни – чудесная пора для посещения музея: куча свободного времени и совсем немного посетителей – то что надо. Сумерки уже пробираются в высокие дворцовые окна, когда мы проходим в Николаевский зал Эрмитажа.
Выставка оказывается масштабной. Первое впечатление: ее можно осматривать долго, потому что представленных экспонатов, на первый взгляд, просто не счесть! Оказывается, их более семисот, и собирались они при участии многих музеев Петербурга.
Второе: наука здесь неожиданно соседствует с предметами искусства и роскоши. Главный экспонат выставки – макет ломоносовской лаборатории, доставленный из Кунсткамеры: крохотные печи, столы, колбы. Интересны старинные измерительные приборы – глобусы, солнечные часы, весы. Остальное – картины, фарфор, украшения, табакерки – представлено, чтобы продемонстрировать, насколько наука в эпоху Ломоносова продвинулась вперед, поскольку многие предметы сделаны уже в России.
В те времена открылась первая фарфоровая фабрика, изготовившая знаменитый Собственный сервиз из четырехсот предметов для императрицы Елизаветы. Я долго разглядываю тарелку и что-то вроде салатника из этого сервиза, они поражают изящной росписью. Куда там современной посуде из полимеров!
Еще мы с удовольствием оцениваем мозаичный портрет Петра І, выполненный самим Ломоносовым, который долгое время в своей лаборатории изыскивал неизвестный дотоле российской науке секрет изготовления цветного стекла. Очень изящная работа!
В целом выставка довольно необычна. Респект, конечно, «матушке Елизавете Петровне», как величали государыню гвардейцы, за то, что ратовала за развитие науки и искусства, а потому всячески привечала Михайлу Ломоносова и поощряла его двигаться вперед в своих изысканиях. Но сам-то ученый каков! Помнила я из школьного курса истории только то, что этот выдающийся человек, выходец из поморских крестьян, пришел пешком в Москву, чтобы обучаться наукам. Сам по себе факт достаточно беспрецедентный. Но этого мало: за свою относительно недолгую жизнь (всего-то 53 года!) он, оказывается, успел прославиться как химик, физик, естествоиспытатель, астроном, географ, металлург, геолог, поэт, художник и историк. Кажется, что говорю сейчас о десяти разных людях. Как же это удалось ему одному? Мистика…
