Остров дьявола - Шевцов Иван Михайлович (книга бесплатный формат txt) 📗
И он быстро зашагал к своему коттеджу.
Двухквартирный коттедж Веземана и Штейнмана с двумя отдельными входами стоял в ста метрах от коттеджа Дикса и так же утопал в пышной тропической зелени, среди которой главенствовал и неистовый аромат магнолии, и ярко-алые сполохи дерева, которое здешние называют фрамбуяном. У самого входа в коттедж растет дерево хауэй, ствол которого состоит из десятков стволов, сросшихся воедино, в три обхвата толщиной и густо увитое вездесущими паразитами тропиков - лианами. Обе квартиры коттеджа были в двух уровнях. Первый этаж предназначался для гостиной, столовой и кухни, и комнаты прислуги. У Веземана эта комната пустовала, как, впрочем, и весь первый этаж. Он предпочитал второй этаж, где было две спальни, детская, женский будуар, смежный с одной спальней, и кабинет с просторным балконом и открытой широкой панорамой на море. Лазурно притягательное, оно плескалось в двухстах метрах, и во время штормов, которые здесь были довольно редкими, Макс слышал через распахнутую балконную дверь раскатистый шум прибоя. Иногда, угнетаемый бессоницей, он вслушивался в ночные звуки, и тогда ему казалось, что он слышит не море, а дыхание какого-то вселенского богатыря. Порой в его ровное дыхание врываются тяжкие вздохи о чем-то несбыточном, навсегда потерянном. Просыпаясь утром, постоянно в один и тот же час. Макс выходил на балкон, который снизу подпирали две пышно-ветвистые магнолии, притягивал к лицу нежно-белый сочный бутон и с наслаждением вдыхал волнующий душу смутными воспоминаниями о неизведанном аромат и уж потом обращал свой взор к манящей, призывной лазури моря, обычно спокойного, разнеженного в нежарких утренних лучах. Устоять перед его притягательной силой было немыслимым делом, и он по заведенному обычаю брал полотенце и в одних плавках шел на пляж, чтоб принять слегка бодрящую морскую ванну. Потом та же процедура повторялась после работы с той лишь разницей, что в предвечернее время он мог позволить себе побольше задержаться на берегу под трепещущей сенью невысокой кокосовой пальмы.
Простившись с Диксом, он поднялся к себе наверх, разделся, принял холодный душ и вышел на балкон. Море, как всегда, звало, играя золотистой чешуей. Макс мысленно сказал ему: "Погоди немного, сегодня ведь второй четверг месяца". И взглянул на электронные часы, стоявшие на телевизоре. Еще сорок минут ожидания. Конечно, за это время можно было сходить на море, окунуться, сделать небольшой заплыв и возвратиться к условленному часу. Но лучше быть вовремя у радиоприемника. Сегодня Москва выходила с ним на связь. Радиосвязь эта была односторонняя: центр категорически запретил ему пользоваться радиопередатчиком.
Возвратясь в кабинет, он включил кондиционер и прилег на диван. Подумать было над чем - краткий разговор с Диксом давал пищу для размышлений и требовал каких-то решений и действий. На Кубу отправлены и возможно уже приведены в действие вирусы, поражающие свиней, табак и сахарный тростник, выращенные здесь, на Острове, в лаборатории Дикса-Куна. "Дикса-Куна - повторил мысленно Макс, смахнув с тонких губ ироническую ухмылку. - Какое парадоксальное и в то же время глубоко символическое содружество: нацист и сионист в одной упряжке. А впрочем, все логично". О вирусах свиной лихорадки нужно информировать центр - это его долг. Но больше всего его заинтересовал другой вирус, созданный Куном.
Дикс прямо дал понять, для кого предназначен и даже имя назвал - Фидель. Но это, так сказать, первоочередник. Кроме Фиделя, у ЦРУ, надо полагать, есть длинный список других неугодных янки государственных, политических и общественных деятелей, ученых, борцов национально-освободительного движения, подлежащих умерщвлению чудовищным способом. Об изобретении Куна Веземан услышал сегодня впервые. Прежде об этом не было произнесено ни единого звука. Впрочем, это понятно: о служебных делах здесь не принято разговаривать в неофициальной обстановке. Почему же Дикс был сегодня такой доверительно-разговорчивый и почему именно с ним, Максом Веземаном? Не скрывается ли за этим какая-нибудь провокация, не попал ли Веземан на подозрение? Здесь никто никому не доверяет, сердца и души закрыты наглухо. О том, что Дикс ненавидит Куна, Веземан знал давно, собственно это знали все, в том числе и сам Адам. Второй загадкой сегодняшнего разговора с Диксом был вопрос женитьбы. Одинокий Дикс выступает в роли свата, - это опять-таки что-то новое, несовместимое с образом и характером высокомерно-необщительного, замкнутого в себе аскета, каким представляется Веземану этот жестокий, бессердечный человеконенавистник. Притом предлагает в жены свою сотрудницу. Что может скрываться за этим, какие коварные замыслы и подводные рифы? Долголетняя работа в логове врагов, глубокая конспирация выработали в нем привычку подвергать слова, поступки и действия окружающих его людей тщательному анализу. Давняя привычка стала чертой его характера, сделала его осторожно-сдержанным и недоверчивым.
То, что Кэтрин - Кэт - к нему неравнодушна, он и сам замечал, но не придавал этому значения: слишком велика, по его меркам, разница в возрасте - целых двадцать пять лет. Он смотрел на эту стройную смуглокожую лаборантку, как на милого, очаровательного ребенка, который с годами может превратиться в неотразимую красавицу. Мать Кэтрин наполовину аргентинская индианка, отец - мексиканец испанского происхождения. Макс любовался Кэт, когда она вместе с Мануэлой входила в море. Смуглокожее тело ее удивительных пропорций отливало свинцово-матовой бархатистой дымкой, длинные смолянисто-черные волосы шаловливыми струями падали на юные трепетные плечи. Она шагала легко, почти воздушно навстречу неторопливо ласковой изумрудной волне, метров десять плавно шла по песчаному стерильно чистому дну, пока вода не касалась ее маленьких тугих грудей, запрятанных в простенький тесный купальник, и потом сразу ныряла в хрустально-звонкую пучину, исчезая в ней, может, на целую минуту, и всплывала затем метров за двадцать в стороне, довольная и веселая. Добродушная, доверчивая улыбка, обнажающая ослепительно-яркую ниточку зубов, делает тонкий овал ее кофейного лица очаровательным. Темные вишенки-глаза с синей поволокой - воплощение невинности и целомудрия - смотрят вкрадчиво, с тревожным любопытством, а при встрече с глазами Макса смущенно убегают и прячутся под сенью густых ресниц.
Макс вспомнил, как приблизительно месяц тому назад он, сам того не желая, ввел ее в смущение и растерянность. Кэт принесла ему чистое белье, которое стирала ее мать - Ана. Услыхав звонок в парадном, Макс спросил в трубку домофона:
- Кто?
- Это я, сеньор Веземан, Кэтрин. Я принесла белье.
- Входи и поднимайся на второй этаж, - тоном приказа отозвался Везаман и нажал кнопку автоматического замка. Он сидел в кабинете и разговаривал но телефону с Марианом Кочубинским
Кэт впервые тогда вошла в квартиру Макса - обычно белье приносила сама Ана. Пока он говорил по телефону, Кэт с наивным любопытством рассматривала незатейливую и довольно скромную обстановку кабинета, где на первом плане - и это сразу бросилось в глаза - была всевозможная радиотехника: проигрыватели, транзисторные приемники, магнитофоны - в том числе и видеомагнитофон - кассеты и диски звукозаписи. Закончив разговор, Макс предложил ей сесть.
- Благодарю, сеньор Веземан, но меня ждет Мануэла: мы идем с ней на пляж.
- А меня не возьмете? Я не помешаю?
- Что вы, сеньор, мы будем рады, - и неловкий взгляд отвела в сторону радиотехники, сказала, чтобы скрыть смущение: - Как много у вас… музыки.
- Ты любишь музыку?
- Очень. - Она произнесла это слово с каким-то особым душевным теплом.
Веземан взял старую модель портативного магнитофона, поставил кассету и нажал на клавишу. Популярная мексиканская песенка заполнила кабинет. Ее исполнял известный лирический тенор. Неподдельная радость, трогательная непосредственность восприятия отразились в блестящих умиленных глазах девушки.
