Уроки норвежского - Миллер Дерек Б. (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Она помнит тот день. Это была суббота в декабре — незадолго до Рождества, но после Хануки. Должно быть, один из самых темных дней в году, но их квартиру ярко освещали огни рождественской елки и меноры. Они играли в слова, которые ассоциировались с праздниками детства.
Гвоздика. Корица. Хвоя. Марципан.
— Нет, марципана не было.
— О, здесь у нас много марципана, — сказал Ларс, — в шоколаде.
— Так, теперь чья очередь?
— Твоя.
Бубенцы. Свечи. Пирог. Яблоки. Лыжная мазь…
— Правда? Лыжная мазь? У нас тоже. Здорово!
— Я жульничаю, Ларс.
— Ой.
По три слова за раз. Иногда по четыре. Вот сколько у них было общего. Достаточно, чтобы заводить ребенка.
Рея потягивает кофе с молоком и смотрит на Ларса, читающего первую полосу «Афтенпостен». На ней фотография праздника в Косове, отделяющемся от Сербии, что-то про Брэда Питта и низкоуглеводные диеты.
Нет, она не сказала Ларсу, что хочет забеременеть. В этом не было необходимости. Как будто он и так это знал. А может, в браке ему это и не надо было знать. То, к чему в Нью-Йорке принято относиться как к священнодействию, здесь сопровождалось лишь объятием, при этом его пальцы двигались по ее волосам, собирая их в кулак.
Ларс читает газету как нормальный человек, Шелдон же держит газетный лист на просвет, словно ищет водяные знаки. Рея, как всегда, не может понять, почему он это делает. Пытается привлечь к себе внимание, словно ребенок? Или это от старости? Или же он занят чем-то, что при ближайшем рассмотрении окажется вводящим в заблуждение, безумным и логичным одновременно? Когда все три его ипостаси — личность, состояние и рассуждения — проявляются таким образом, бывает невозможно отделить одно от другого.
Шелдон живет в Норвегии уже третью неделю. Они хотели, чтобы он обрел здесь дом, устроил свою жизнь. Все они понимают, что назад пути нет: Шелдон слишком стар, квартира в Грамерси продана, возвращаться ему некуда.
— Я не попадусь на удочку, — говорит она.
— Что?
Ларс и Шелдон поднимают свои газеты повыше — один прячется, другой провоцирует.
— Говорю тебе, я не попадусь на твою удочку. Мне совершенно неинтересно, почему ты разыскиваешь в газетном тексте код да Винчи.
— Норвежский звучит как английский задом наперед. Я хочу убедиться, также ли ончитается. Проверить это я могу, если поднять газету против света и читать статью, напечатанную на обороте. Но слова на этой стороне загораживают текст на обороте, так что я не могу определить.
Голос Ларса:
— Погода опять будет хорошая.
— Я думаю, нам стоит выйти на улицу. Как насчет прогулки, дед?
— О, разумеется. Они будут очень довольны, не так ли?
— Корейцы?
— Ты произнесла это с особой интонацией. Я слышал.
Рея ставит пустую чашку в раковину, споласкивает пальцы под струей холодной воды и вытирает их об джинсы.
— Мы должны кое-что тебе сообщить.
— Сообщите здесь.
— Я бы предпочла выйти на улицу.
— А я нет. Мне тут хорошо. Еда рядом. Вся эта свинина. Я ей нужен.
— Мы можем выйти через заднюю дверь.
При этом обе газеты резко опускаются.
— Здесь есть задняя дверь? — спрашивает Шелдон.
— Для велосипедов. Про это мало кто знает. Это секрет.
— Приму к сведению.
— Такие мелочи могут спасти жизнь.
— Ты надо мной смеешься. Я знаю, ты смеешься. Я понимаю, что к чему. У меня пока еще крыша на месте. И фамильные драгоценности есть, и кое-что на счету — остатки гонорара за книжку. Мне ведь за восемьдесят. А это что-то да значит.
— Так мы идем на улицу или нет?
— А что происходит у твоих соседей? — Шелдон меняет тему разговора.
— Ты о чем?
— Похоже, что этот фашист бьет жену.
— Мы уже вызывали полицию.
— Так вы тоже это слышали?
— Да.
— У вас есть оружие? Ларс, у тебя есть оружие?
— Не здесь.
— Но оно у тебя есть, так? Я хочу сказать, ты ведь не бегаешь голым по лесу с развевающимися на морском ветру волосами и не бьешься с оленем голыми руками, выставив свою мужественную грудь? Ты ведь не рвешь их зубами? Мягкая бородка, пропитанная кровью? Широкая ухмылка? Тут ведь участвует винтовка, так?
— В летнем домике. Винтовок две — Моисей и Аарон. Заперты в шкафчике за сауной. Одна из них сломана.
— У вас еврейские винтовки?
Ларс улыбается.
— Да нет. Винчестер и ремингтон. Их назвали в честь двух пушек, которые потопили немецкое судно во время войны в Дробаке. Во фьорде.
— У Норвегии есть уничтожающие нацистов еврейские пушки?
— Ну, я никогда в таком ключе об этом не думал.
Брови Шелдона ползут вверх. Он разводит руками, как бы говоря: как еще можно воспринимать две пушки, которые назвали Моисей и Аарон и которые потопили нацистское судно в Норвегии?
— Ну да, у Норвегии есть еврейские пушки, которые убивают нацистов, — идет на попятный Ларс.
— Но здесь-то оружия нет. Моисей и Аарон где-то бродят.
— Они в летнем домике.
— Это ничего. Я уверен, мы сможем победить их в драке на ножах. Ну что балканская мафия может понимать в драках на ножах по сравнению с нами тремя?
— Кстати, домик находится недалеко от шведской границы. Там действовало норвежское сопротивление. Мы называли их «лесными парнями». Отец рассказывал, что дед прятал их у себя в сауне. Многие носили на лацканах канцелярские скрепки. В качестве протеста против оккупантов.
— И операция «Канцелярская скрепка» была эффективной, да? — кивает Шелдон. — Должно быть, она стала последней каплей. Ну кто станет терпеть подобное неповиновение?
— Дед, — встревает в разговор Рея. — Я думаю, тебе нужно принять душ и надеть что-нибудь соответствующее — может, даже нижнее белье, — а за это мы выйдем через задний ход.
Шелдон меняет тему разговора.
— Ты знаешь, почему я ношу эти часы?
— Чтобы знать время? — предполагает Рея, поддаваясь на отвлечение.
— Нет. Для этого подойдут любые. Вопрос в том, почему я ношу именно эти часы. Раньше я носил часы с сердцем твоего отца. Я потом когда-нибудь об этом расскажу. Но, учитывая вашу новость и то, что я собирался переехать в страну синевы и льда, я потратился и купил новые. И знаешь, какие часы я выбрал? Не «Омегу». Не «Ролекс». Я скажу тебе, что я выбрал. Часы марки «Дж. С. Уотч энд Компани». Никогда про такие не слышала? Я тоже. Узнал про них случайно. Их делают в Исландии. На полпути между Старым и Новым Светом. Четверо парней, живущих у подножья вулкана посреди Атлантического океана, пытаются заработать деньжат, изготавливая изысканные и утонченные часы, потому что они любят свое дело. Потому что они понимают, что часовой механизм — это конструктивный и творческий результат инженерного искусства и красоты, противостоящий безжалостной структурной функциональности и формализму. Это как жизнь в ответ на смерть. Мои к тому же — просто загляденье! Посмотри!
— На улицу. Мы идем на улицу.
— У меня нет ключей от дома. Это лишает меня автономности.
— Мы закажем тебе ключи. Ну так что?
— Когда твой отец был ребенком, он принципиально не желал надевать вещи, которые подходят друг другу. Это был акт протеста против отца-диктатора. Тогда мы купили ему «Левайс» — джинсы, названные именем израильского племени, которые волшебным образом сочетаются с любым верхом. С варенками, с клеткой, полоской, камуфляжем. Все можно носить с джинсами «Левайс». Так я перехитрил твоего отца. В результате мы вырастили парня без чувства стиля.
— Я думаю, завтрак окончен.
— Знаешь, он ведь есть в книге.
— Дед, я в курсе.
— И твоя бабушка там есть.
— Знаю.
— И целая куча рассерженных европейцев.
— Угу.
— И собака.
— Точно.
Книга. Эта книга была единственным притязанием Шелдона на славу. В 1955 году, все еще немного потерянный после войны и не слишком стремящийся определить новое место в жизни, Шелдон вдруг решил, что хочет быть фотографом. И как потом выяснилось, весьма преуспел в этом. Задолго до наступления эпохи иллюстрированных книг для журнальных столиков Шелдон решил снимать портреты и отправился в путешествие. К несчастью, имея талант к работе с фотоаппаратом, он был лишен определенных социальных навыков, а это создавало проблемы: чтобы получился портрет, необходимо согласие модели.
