Уроки норвежского - Миллер Дерек Б. (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
По ней сразу видно, что она с Балкан, сразу понятно, какой образ жизни она ведет. Непонятно только, что она делает в Осло. Но это как раз объясняется практикой предоставления политического убежища. Она, должно быть, из Сербии, или из Косова, или из Албании. А может, румынка. Кто знает?
В первый момент он испытывает жалость. Не к ней, а к обстоятельствам, в которых она оказалась.
На смену жалости приходит воспоминание.
С нами поступали так же, думает он, глядя в глазок. И тогда жалость испаряется, и ее место занимает раздражение — постоянный фон его повседневной жизни и причина резких комментариев.
Европейцы. Почти все они в то или иное время подглядывали в глазки — маленькие рыбьи глазенки смотрели, как их соседи прижимали к груди детей, пока за ними по всему дому гонялись вооруженные бандиты, словно настал день уничтожения человечества. Одни зрители испытывали страх, другие — жалость, третьи кровожадно ликовали. Они все находились в безопасности, потому что не были жертвами — например, евреями.
Женщина оборачивается и что-то высматривает.
Что? Что она хочет увидеть?
Скандал разразился всего лишь одним этажом выше. Разъяренное чудовище будет здесь через секунду. Почему она остановилась? Почему медлит? Что ее держит?
Монстр шурует там и раскидывает вещи в поисках чего-то. Он готов свернуть горы и стены, готов на все, лишь бы получить искомое. В любой момент он может броситься за ней и потребовать то, что ищет.
— Спасайся, дурочка, — бормочет себе под нос Шелдон. — Дуй в полицию и не оглядывайся. Он же убьет тебя.
Наверху раздается громкий удар. Такой же, как раньше. Это распахнули дверь, и она ударилась о стену.
— Беги, тупица, — произносит Шелдон уже вслух. — Ну что ты стоишь как вкопанная?
Тут Шелдон оборачивается и смотрит в окно. Вот и ответ. На улице припаркован белый «мерседес», в котором сидят мужики в дешевых кожаных куртках и курят. Они преграждают ей выход.
Круг замыкается.
Спокойно, медленно, но без колебаний Шелдон открывает дверь.
То, что он видит, сбивает его с толку.
Женщина держит в руках дешевую розовую шкатулку размером с обувную коробку. И она не одна. Ее обхватил маленький мальчик, лет семи или восьми. Он явно напуган. На нем непромокаемая зеленая куртка, синие резиновые сапожки-веллингтоны с нарисованными по бокам мишками. Вельветовые брючки аккуратно заправлены в обувь.
Наверху грохочут шаги. Слышен голос, зовущий по имени: Лора? Клара? Вера, быть может? По крайней мере, имя точно из двух слогов. Выкрикнутое. Отхаркнутое.
Шелдон запускает беглецов в квартиру, прижимая палец к губам.
Вера бросает взгляд наверх, потом выглядывает из двери. На Шелдона она не смотрит. Она не рассуждает над его мотивами и не дает ему шанса передумать, ища в его глазах ответ. Она подталкивает мальчика вперед, вглубь квартиры.
Шелдон очень тихо закрывает дверь. Женщина поднимает на него взгляд, на ее широком славянском лице написан заговорщический ужас. Они сползают вниз по двери и ждут, когда чудовище пройдет мимо.
Шелдон снова прикладывает палец к губам.
— Тсс, — выдыхает он.
Нет больше нужды смотреть в глазок. В этот момент, сидя бок о бок с незнакомкой и ее ребенком, Шелдон перестает быть одним из тех, кого презирал всю жизнь. Он готов выйти с мегафоном на середину футбольного поля и прокричать всему старшему поколению европейцев: «Что в этом, мать вашу, было сложного?»
Но внешне он молчалив. Собран. Спокоен. Старый солдат.
Когда ты крадешься за человеком, чтобы его зарезать, — объяснял шестьдесят лет назад сержант-инструктор, — не смотри на него. Люди чувствуют, когда кто-то пялится им в затылок. Я не знаю, как и почему. Просто не смотри на голову. Смотри на ноги, быстро подходи и действуй. Двигайся все время вперед, не назад. Он не должен узнать о твоем присутствии. Если хочешь, чтобы он умер, убей его. Не вступай с ним в переговоры. Велика вероятность, что у него другие планы.
С этим у Шелдона проблем не было. Он никогда не размышлял, не подвергал сомнению стоящую перед ним задачу, не обсуждал полученное задание. Перед тем как он заблудился и попал на австралийский военный корабль «Батаан», как-то ночью его разбудил Марио де Лука. Марио был из Сан-Франциско. Его родители эмигрировали из Тосканы с целью прикупить земли под виноградник к северу от Сан-Франциско, но почему-то так и застряли в городе, так что Марио попал под призыв. В то время как у Донни глаза были ярко-голубыми, а волосы светлыми, Марио был черноволос и темноглаз, как и подобает сицилийскому рыбаку. А говорил он так, словно ему ввели сыворотку правды.
— Донни? Донни, ты не спишь?
Донни молчал.
— Донни? Донни, ты не спишь?
Минуты шли, он не отступал.
— Донни? Донни, ты не спишь?
— Если я тебе отвечу, мне это не поможет, — отозвался Донни.
— Донни, я не понимаю, зачем нужен этот десант. Я не понимаю, зачем нужна эта война. Я не знаю, чего от нас хотят. Что мы тут вообще делаем?
На Донни была надета неуставная пижама.
— Ты сходишь на берег. Стреляешь в корейцев. Возвращаешься обратно на корабль. Что тут непонятно?
— Середина, — объяснил Марио. — Но теперь, когда я задумался, мне и первая часть непонятна.
— А как насчет третьей части?
— Нет, с третьей все кристально ясно.
— А как же первые две?
— Моя мотивация? В чем моя мотивация?
— В тебя будут стрелять.
— Тогда в чем их мотивация?
— Ты будешь стрелять в них.
— А если я не буду в них стрелять?
— Они все равно будут в тебя стрелять, потому что другие будут стрелять в них, а они не различают нас. Так что ты захочешь их остановить и будешь стрелять в ответ.
— А если я попрошу их не стрелять?
— Они слишком далеко и говорят по-корейски.
— То есть мне нужно подойти поближе и взять с собой переводчика?
— Точно. Но ты не можешь.
— Потому что они в меня стреляют.
— В этом проблема.
— Но это же абсурд!
— Так и есть.
— Этого не может быть!
— Многие вещи одновременно и правильны, и абсурдны.
— Но это ведь тоже абсурд.
— И все-таки…
— Это может быть правильно. Господи, Донни. Я не смогу заснуть всю ночь.
— Если ты не будешь спать, — прошептал тогда Донни, — то завтра не наступит. И виноват в этом будешь ты.
Шаги монстра останавливаются за дверью. Но теперь это не грохочущие и топающие шаги преследователя — теперь он ступает мягко. Озирается в поисках жертв, словно они могут притаиться в тени или за лучом света. На улице громко хлопает дверца машины. Потом другая. Слышна быстрая речь на сербском, или албанском, или каком-то там их языке. Легко представить происходящий разговор.
— Куда они подевались?
— Я думал, они с тобой.
— Они должны были выйти из парадной двери.
— Я ничего не видел.
А дальше, из-за того что они непрофессионалы и из-за того что они идиоты, они набрасываются друг на друга и отвлекаются от главного.
— Это потому, что ты курил и опять думал про ту шлюху.
— Но это ты должен был их привести. Я всего лишь ждал.
И так далее.
Одного звука будет достаточно, чтобы выдать себя. Одного радостного восклицания ребенка, который думает, что все это такая игра, или хныканья — если от неподвижного сидения у него затечет нога. Он может просто испуганно вскрикнуть — что будет даже более естественным, чем рыдать от страха.
Шелдон смотрит на него. Мальчик, как и Шелдон, сидит спиной к двери, подняв колени. Он обхватил их руками и смотрит в пол. Весь его вид говорит о покорности и бесконечном одиночестве. Шелдону тут же становится ясно, что он не впервые оказывается в подобной ситуации. Он будет молчать. В его мире, где правит насилие, иначе нельзя.
Затем перебранка на лестнице заканчивается. Двери «мерседеса» хлопают, заводится мощный мотор. Через пару секунд машина трогается с места.
