Дорогой Джон - Спаркс Николас (серия книг .txt) 📗
— А сейчас время прибрать, — сказала она, вручив мне лопату.
— Что прибрать?
— А навоз, — отозвалась она. — Иначе здесь будет сильно вонять.
— И это надо делать каждый день? — поинтересовался я, беря лопату.
— Не жизнь, а сказка, да? — пошутила она и снова ушла, вскоре вернувшись с ручной тележкой.
Когда мы начали собирать навоз, над верхушками деревьев показался серебристый лунный серп. Мы работали молча; тишину нарушали лишь монотонный шорох и редкое звяканье лопат. Покончив с навозом, я отставил лопату, любуясь Саванной. В лунном свете, среди теней скотного двора она казалась призрачно-красивой, словно привидение. Саванна молчала, и я видел, что она тоже рассматривает меня.
— Что с тобой? — спросил я наконец.
— Зачем ты приехал, Джон?
— Ты меня уже спрашивала.
— Да, — согласилась она. — Но ты толком не ответил. Я изучающе смотрел на нее. Нет, не ответил. Не смог бы удовлетворительно объяснить это самому себе. Переступив с ноги на ногу, я признался:
— Не знал, куда еще ехать.
К моему удивлению, она кивнула: — Угу.
В ее голосе мне почудилось одобрение. Приободрившись, я продолжал:
— Я серьезно. В каком-то смысле ты — мой лучший друг.
Выражение ее лица смягчилось.
— О'кей, — сказала она, и я тут же невольно вспомнил отца. Саванна, по-моему, спохватилась, но слово не воробей. Я притворился, что внимательно разглядываю окрестности.
— Так это и есть ранчо, о котором ты мечтала? — поинтересовался я. — Надежда и лошади для детей с аутизмом?
Польщенная, что я помню, Саванна пригладила волосы, заправив за ухо выбившуюся прядку.
— Да.
— И все получилось именно так, как ты хотела? Она засмеялась и вскинула руки вверх.
— Частично. Только не подумай, что ранчо окупается. Мы оба работаем в городе, и каждый день я убеждаюсь, что слишком мало освоила в колледже.
— Вот как?
Саванна покачала головой:
— Порой до детей, которых приводят сюда или в медицинский центр, трудно достучаться. — Она помолчала, подыскивая правильные слова, и снова покачала головой: — Наверное, я ожидала, что они все будут такими, как Алан. Помнишь, я тебе о нем рассказывала?
Я кивнул.
— Оказалось, Алан — это особый случай. Он вырос на ранчо и в свое время привык к лошадям гораздо легче, чем большинство детей.
Я насмешливо посмотрел на нее:
— Но ты вроде говорила, что Алан сначала очень боялся?
— Да, но все же ему это было не в диковинку. Не могу передать, сколько у нас тут перебывало детей, которые так и не адаптировались. Они ведь не просто на выходной приезжают. Некоторые посещали нас больше года. Работая в центре оценки развития, мы проводили много времени с детьми-аутистами и, открывая ранчо, настаивали, чтобы сюда приводили всех пациентов, независимо от тяжести состояния. Это казалось нам особенно важным. Но некоторые дети… Я просто не могу понять, как до них достучаться! Иногда мне кажется, что мы не движемся вперед, а намертво забуксовали.
Я не говорю, что это бесполезная затея, — продолжала она. — Некоторым детям посещение ранчо очень помогло. Они приезжали сюда несколько выходных подряд, и… словно бутон распускался в прекрасный цветок. Глядя на это чудо, когда детский разум открывается новым идеям и возможностям и больные малыши едут верхом с широкой улыбкой на лице, убеждаешься — результат стоит любых усилий. Сразу хочется, чтобы такое происходило с каждым ребенком, который сюда приходит. Раньше мне казалось, что дело в настойчивости и регулярности и можно помочь всем, но это не так. Некоторых детей так и не удается подвести к лошади, не говоря уже о том, чтобы прокатить верхом.
— Ты же понимаешь, это не твоя вина. Я тоже был не в восторге от верховой езды, помнишь?
Саванна хихикнула, как маленькая девочка.
— Еще бы не помнить. Первый раз в седле ты выглядел более испуганным, чем большинство детей с аутизмом.
— Вовсе нет, — возразил я. — Да и Пеппер твой был слишком горячий.
— Ха! — возмутилась Саванна. — А почему, по-твоему, я тебе его подвела? Он самый послушный конь, какого только можно себе вообразить! Да он шага неосторожного под седлом не ступит!
— Нет, он горячился, — уперся я.
— Вот что значит новичок, — поддела она. — Но пусть ты даже не прав, я тронута, что ты до сих пор все помнишь.
Игривая живость Саванны разбудила во мне самые волнующие воспоминания.
— Конечно, помню, — сказал я. — То были самые счастливые дни моей жизни. Я их никогда не забуду. — За спиной Саванны я видел, как ретривер бродит по пастбищу. — Может, поэтому я до сих пор не женился.
Уверенность в ее взгляде пропала.
— Я тоже помню те дни, — сказала она.
— Вот как?
— Конечно. Не хочешь — не верь, но это правда. Сказанное повисло в воздухе незримой тяжестью.
— Ты счастлива, Саванна? — помолчав, спросил я. Она криво улыбнулась:
— В основном — да. А ты?
— Не знаю, — ответил я. Саванна снова засмеялась:
— Твой любимый ответ! У тебя просто рефлекс какой-то выработался. И давно. Почему ты не спросишь напрямик, о чем приехал спросить?
— И о чем же, по-твоему, я приехал спросить?
— Люблю я мужа или нет. Разве не так? — спросила она, отворачиваясь.
На секунду я онемел, но не мог не признать, что женский инстинкт пострашнее детектора лжи. Именно за этим я и приехал.
— Да, — ответила она, снова прочитав мои мысли. — Я люблю его.
Искренность, в которой трудно было усомниться, больно задела меня, но не успел я обидеться, как Саванна спросила:
— Ты сегодня ужинал?
Я все еще переваривал услышанное и машинально ответил:
— Нет. Вообще-то я не завтракал и не обедал. Саванна покачала головой.
— У меня оставалось тушеное мясо. У тебя хватит времени поужинать?
Я снова подумал о ее муже, но согласился:
— Спасибо, с удовольствием.
Мы направились к дому и остановились перед крыльцом, где были выставлены в ряд несколько пар видавших виды ковбойских сапог, перепачканных землей. Саванна взяла меня за руку — очень естественно и легко — и держалась за нее, чтобы не потерять равновесия, пока стягивала свои сапоги. Возможно, именно ее прикосновение придало мне смелости долго смотреть на нее. Я любовался ее загадочностью и зрелой женственностью, которые всегда придавали Саванне особенную привлекательность, но от меня не укрылись затаенная печаль и некоторая замкнутость. Мне, с моим раненым сердцем, такой Саванна казалась еще прекраснее.
Глава 19
Маленькая кухня оказалась именно такой, какие бывают в старых домах, переживших десяток ремонтов за последние сто лет: вытертый линолеум, который уже закручивается у стен, простые белые шкафы без каких-либо украшений, с толстыми от множества слоев краски дверцами, и раковина из нержавеющей стали, укрепленная под окном с ветхой деревянной рамой, которую давно пора заменить. Картину довершали кухонный стол с потрескавшейся столешницей и дровяная печь, ровесница дома, занимавшая полкухни. Впрочем, на фоне старины глаз кое-где отмечал вкрапления прогресса: рядом с раковиной красовались большой холодильник и посудомоечная машина, на которой по диагонали стояла микроволновка и начатая бутылка красного вина. Словом, здешняя обстановка чем-то напоминала папину кухню.
Открыв кухонный шкафчик, Саванна достала бокал.
— Хочешь вина?
Я покачал головой:
— Не люблю вино.
К моему удивлению, она не убрала бокал на место, а потянулась за начатой бутылкой и налила вина себе. Поставив бокал на стол, она присела.
Я тоже сел. Саванна отпила вина.
— Ты изменилась, — не удержался я.
— Многое изменилось с тех пор, как мы в последний раз виделись, — пожала она плечами и поставила бокал на стол. Когда Саванна заговорила снова, ее голос звучал тише. — Никогда не думала, что стану одной из тех, кто по вечерам глушит красненькое, уставившись в пустоту поверх стакана, однако вот тебе факт — стала.