Моя жизнь как фальшивка - Кэри Питер (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗

Я вывернул шею, высматривая ублюдка.

– Бога ради, помоги мне! – крикнул я.

Даже мускул не дрогнул на красивом, жестоком лице урода.

У моих ног шуршала ветками маленькая чи-чук. Когда река подхватила рывком нас обоих, ящерку и меня, юноши развернулись и двинулись обратно, в милую деревушку, а дочь моя уже давно повернулась ко мне спиной. Меня кружило, будто лист. Туман лег на воду – до самого края леса. Красивое было зрелище, только я вот погибал. Как говорится, телур ди худжунг тандук, яйцо качается на острие рога. Я понятия не имел, далеко ли до океана, да и какая разница: плот все равно разваливался.

Едва мы отплыли, одна длинная палка отломилась. Трон мой раскачивался. Я не храбрец, мем, но в тот момент я думал не о себе, а о моей драгоценной девочке. Как он обойдется с нею теперь, когда я умру и меня уже невозможно будет мучить?

Я любил ее – без надежды, без взаимности.

Как там у Одена? «Нет уж, если поровну любить нельзя, тем, кто любит больше, пусть буду я» [87].

Кристофер Чабб закашлялся – возможно, чтобы скрыть неловкость.

Я спросила, не чувствовал ли он порой хоть капельку ненависти к девочке.

Вместо ответа он предпочел рассказать о том, что было, когда туман растаял и припекло солнце, – сущая пытка. Он не сомневался, что умрет.

– Я пытался раскачать ящик, – сказал он. – Если б я мог броситься в реку и утонуть. Желтая, прохладная вода – даже думать о ней было отрадно. Терзать меня прилетела пчела. Не черно-желтая, как в Англии, а в бледно-голубую полоску. Прекрасная и жестокая, да? Описала два круга, села на лицо и стала пить пот. Пчела была маленькая, а мое тело выделяло пота вдоволь. С чего ей улетать? Руки у меня были связаны. Что я мог сделать? Только хлопать ресницами и фыркать в ее сторону, а ей-то что? Если б я ей мешал, она бы рассердилась, ужалила меня, только и всего.

Не стану докучать вам нытьем, мем. Вскоре после полудня я лишился чувств.

Очнулся я с жуткой болью в голове и увидел, что река несется с немыслимой скоростью.

Надвигались сумерки, солнце уже не палило, впрочем, это было неважно – жар остался в моем теле. Берега поросли казуаринами, мангровыми рощами, пальмами нипа и другими пальмами – не помню названия – выше прочих. Птицы верещали – шум, словно посреди базарной площади, а за ним я различал рокот моря, где меня ждал конец.

Чайки пикировали вниз полюбоваться на меня, и я боялся, как бы глаза не выклевали, но они оставили меня в покое. Плот осел, в ботинках хлюпала вода. Меня развернуло задом наперед, и я не видел, сколько еще осталось, как вдруг резкий толчок остановил плот – видимо, я наткнулся на изгородь.

42

Все это происходило за год до того, как Малайзия обрела независимость, – пояснил Чабб. – Современная эпоха. Кто бы поверил в такие феодальные распри? Как же они собачились-ла. Как раз эти междоусобицы и спасли меня. Раджа Кесил Бонгсу перегородил фарватер крепкими бамбуковыми шестами, чтобы сдирать пошлину с коммунистов, контрабандистов и всех прочих, кто по своим делам пользовался рекой. Из плавучих бревен он построил шлюзы и приставил к ним своих людей. Не знаю, с какой стати раджа Кесил Бонгсу поселился в захолустье – султану не угодил или здешний пейзаж ему приглянулся. Откуда мне знать? Так или иначе, он выстроил крепость в болотистой низине промеж двух рек и поселил молодых солдат в форте, где стены были восьми футов в высоту и шесть – в толщину. В серебристых кушаках они таскали острые крисы. Не с кого брать налоги? Не беда, можно драться друг с другом. Они спали по верху стен, впритык друг к другу, потому что в прилив пол уходил под воду на два фута.

Построили они и наблюдательную вышку, но лестница сгорела и потому вышкой перестали пользоваться.

Не знаю, сколько я бился о шлюз, пока меня заприметили. Уже на закате целая толпа с криками и воплями пришлепала по воде. Им насрать было на мою мигрень и солнечные ожоги – знай себе тянули и тащили, а когда увидели, что я не вылезаю из ящика, выхватили крисы и перерубили веревку. Не из доброты, мем, – они думали взять с меня пошлину.

Итак, белый человек приплыл к ним на груде хвороста. Кто-нибудь поинтересовался, как я сюда попал? Никто и вопроса не задал – потащили меня по болоту в деревню, и после того, как меня вывернуло наизнанку, представили радже Кесил Бонсгу, который весело приветствовал меня с высоты своего селанга. Вы знаете, что такое «се-ланг»? Это помост, который соединяет две части дома – довольно скромное было жилье, ничего общего с дворцом кайя-кайя. Раджа был молодой человек. Очень изящный, с длинными ресницами и влажными глазами, и по-малайски говорил так томно, что я счел бы его неженкой, если б не видел, как он управляется с людьми. Со мной он заговорил холодно, на изысканном английском. Позднее я узнал, что он закончил Кембридж с отличием.

– Откуда вы?

– Я австралиец.

– Откуда приплыли в мою реку?

– Я был школьным учителем в Пенанге, сбежал со службы и попал в плен в неизвестной мне деревушке. – Единственной приметой послужил «остин-ширлайн».

Брови молодого раджи подскочили, он склонил голову набок и разразился пронзительным смехом.

– «Остин-ширлайн»?

– Именно так.

– И что ты сделал этому человеку из «остин-ширлайна»?

Этот человек был как ртуть, мем, – то смеялся, словно мальчишка, то грозно щурился, будто задумал перерезать мне глотку, так что я величал его туаном, можете не сомневаться.

– Туан, – сказал я. – Я ничего не сделал человеку из «остин-ширлайна». Эти люди похитили мою дочь, туан, и я пытался ее спасти.

– Он похитил твою дочь? Не может быть! – Раджа хлопнул себя рукой по бедру и снова расхохотался, пронзительней прежнего. – Глупец! – воскликнул он. – Какой глупец! Все равно что пират, и проживет не дольше пирата. Извини, я смеюсь не над твоей горестной утратой, а над этим жалким обреченным оранг-кайя-кайя. Иди сюда. Тебе не место там, среди черни.

Он отдал своим людям команду, и вновь его манера переменилась: сохраняя властность, Кесил Бонгсу сделался изысканно любезен.

– Тебя проводят в дом.

Смазливые юные бандиты вложили кинжалы в ножны. Их повадки тоже изменились, и как! «Пожалуйста, сюда, туан!» Они провели меня под домом, между высокими тонкими сваями, и доставили на переднее крыльцо, где раджа Кесил Бонгсу в присутствии своей семьи и армии официально предложил мне свое покровительство. Такой речи и архиепископ Кентерберийский не постыдился бы.

Я устал и вывозился в грязи, словно бродячий пес, но кое-как проковылял по ступенькам, и раджа проводил меня в комнату.

– Ты будешь спать здесь, – сказал он. Я не знал, что мне отвели рума ибу. Вам это слово ничего не говорит. Это главная комната – спальня, гостиная и часовня, все вместе. Поскольку меня поселили в рума ибу, раджа вместе с родными вынужден был спать на веранде.

– Очень мило, – поблагодарил я, – а как насчет стакана воды? – Я понятия не имел, что меня уже одарили по-царски.

Воды? Не вопрос-ла! Тут же послали древнюю старуху-тамилку, и она принесла не только стакан с кувшином и большую миску теплой воды для умывания, но и масленку с какой-то мазью для моих ран. Снадобье пахло гнилой рыбой и манго, но я намазался им, как было велено.

Грязную одежду забрали, и к ужину в маленькую столовую я вышел в саронге и белой рубашке, которыми снабдила меня старшая жена раджи.

Местная пища не пришлась мне по нутру, и тогда раджа позвал младшую жену. «Принеси этому человеку печеных бобов», – что-то в таком роде. После ужина мы расположились на веранде. Стульев, разумеется, не было. Сидишь, скрестив ноги, задницу отсиживаешь. Пошел перечень: все прегрешения владельца «остина». Этот оранг-кайя-кайя – дурной человек, совсем испорченный, глупый, лживый и вороватый.