Гинекологическая проза - Бялко Анна (книга регистрации TXT) 📗
– Кстати, – вдруг вспомнила она, – раз я все равно тут сижу, дайте мне, пожалуйста, другой халат, этот жутко рваный.
– Можно подумать, – фыркнула тетка, – другой лучше будет. Мне не жалко, я дам.
Она кинула Маше другой комплект, который и вправду был ничуть не лучше. Но все-таки дырки там были в других местах, и Маше удалось наконец придать себе почти приличный вид – по крайней мере, сквозных дыр не зияло.
Ждать было еще довольно долго – тетка с оформлением не торопилась. Маша рассматривала новеньких, чувствуя себя по сравнению с ними бывалым аборигеном. Одна девочка была очень красивой, совсем молоденькая, с длинной черной косой. Она громко стонала, закусив губу, и с трудом отвечала на теткины вопросы, вызывая у той законное раздражение. Другая, сжавшись в комочек, испуганно смотрела на происходящее и явно старалась сдерживаться от стонов.
Маше захотелось хоть как-то их поддержать – ведь они-то тут первый раз, постоять за себя толком не могут, ничего не знают, и больно, и страшно... Она подошла поближе и тихонько заговорила с той, которая молчала – что, да давно ли схватки, да сильно ли болит – обычный бабский разговор, но, честное слово, от этого, бывает, становится легче.
Тетка мрачно покосилась на Машу, но промолчала. Закончив опрашивать красотку, она поманила к себе тихую девочку и повела ее сдавать кровь и делать прочие процедуры.
Стоны оставшейся девушки перешли в тихое подвывание. Она согнулась пополам, держась за живот, коса моталась по полу. Маша подсела к ней, стала что-то говорить, просто чтобы та отвлеклась. Девушка смотрела на нее полубезумными глазами, как загнанный дикий зверь.
– Ну подожди, – говорила Маша. – Ты не стони, ты дыши глубже. И считай: раз, два, три, а на четыре – вдох.
– Я не могу, – выдохнула та. – Раз, два, три, – ооо! Не могу! Сейчас умру!
– Не умрешь! – это вернулась акушерка. – Пошли кровь сдавать!
Она увела девушку с косой. Из-за перегородки раздались уже не стоны, а просто-таки вопли и акушеркина брань. Маше захотелось уйти, потому что слушать все это было достаточно тошно. У акушерки в приемном, конечно, работа собачья, не позавидуешь, но трудно было отделаться от мысли, что в ее поведении – да что в ее, все они совершенно одинаковы, как с одной пластинки, – есть еще что-то специально злобное. Словно чем-то виноваты перед ними приходящие рожать женщины.
В приемную зашла медсестра Марина – Татьяна Ивановна беспокоилась, куда запропала ее подопечная. Маша обрадовалась – в родилке было, пожалуй, спокойней.
Новое Машино место было уже в дальнем конце родильного отделения. Проходя по коридору, Маша остановилась было около отгороженного прозрачной стенкой родильного зала – там на кресле кто-то рожал, суетились врачи, очень хотелось посмотреть, но Марина быстренько увела ее. В предродовой палате, мало отличавшейся от закутка, где Маша провела ночь, – разве что места побольше, кровати повыше и их всего три, Марина помогла Маше забраться на ближнюю к двери койку, подоткнула ей под спину подушку, прикатила откуда-то капельницу на штативе и ловко ввела Маше иголку в вену возле локтя. Закрепила пластырем, открыла вентиль капельницы, велела лежать спокойно и убежала. Через несколько минут вернулась, катя на тележке уже знакомый Маше прибор для мониторинга, облепила датчиками живот, накрыла сверху одеялом и исчезла окончательно.
То ли раньше за суетой Маша этого не замечала, то ли это началось только что, под действием капельницы, но вдруг она почувствовала, как по ней прокатилась волна – не боли даже, а какого-то внутреннего мышечного напряжения, начавшаяся в области поясницы и разошедшаяся по всему телу вверх и вниз, от макушки до пяток.
«Схватки, – сообразила Маша, сразу вспомнив ощущения первых родов. – Ну слава Богу, началось, теперь уже недолго, только потерпеть осталось». В первый раз Маша рожала часов шесть, а второй раз, говорят, еще быстрее. Главное, наконец наступила ясность, потому что все время в роддоме Машу слегка, где-то в подсознании, мучили некая неопределенность ее положения и сомнения в том, на самом ли деле ей надо здесь находиться.
Схватка повторилась, даже сильнее, чем первая. Прижав к животу руку, Маша подумала, не начать ли уже кричать, но тут схватка отпустила, и Маша отложила свое намерение. С криками тоже все не так просто, тут есть важный психологический момент – те, кто кричат много и громко, естественным образом раздражают врачей, но про тех, кто совсем молчит, они могут в суете позабыть. Кричать надо начинать не тогда, когда уже совсем невмоготу, а немного заранее, чтобы успели помочь. С другой стороны, над тобой не будут стоять неотлучно все время, поэтому если начнешь орать сильно заранее, в самую трудную минуту лимит помощи будет исчерпан. Помочь, правда, особенно нечем – никаких сильных обезболивающих при родах все равно не дадут, но даже простое стороннее участие, просто чтобы кто-то подошел и подержал за руку – в такой ситуации очень помогает. Маша запоздало пожалела, что уехала из-за границы – непонятно, хорошо ли там рожать, но мужу точно разрешают участвовать в процессе, можно вцепляться в него и кричать – пусть сочувствует. Кроме того, рассказывали, что там делают эпидураль – один укол и полное обезболивание. Ход рассуждений был прерван новой схваткой, а когда она кончилась, Маша решила больше не ждать и в следующий раз заорать обязательно.
Тут же она вспомнила, как во время первых родов лежала вот также в предродилке и думала, надо ли уже начинать орать или можно еще потерпеть – дальше будет хуже. Лежащая рядом с ней женщина мучилась схватками вторые сутки, уже даже кричать не могла – только глухо стонала и была почти без сознания. Маша все думала: «Вот будет мне так же худо – буду кричать», но так и не успела – пришла акушерка и сказала, что Маше пора рожать.
«Все, сейчас заору, – сказала себе Маша, – а то опять рожу и даже наораться не успею». Схватка, как назло, не наступала, а когда наконец подошла и Маша изготовилась, в палату в сопровождении Веры Федоровны вошла уже знакомая Маше девочка снизу – та, красивая, с черной косой. Девушка шла, согнувшись вдвое и не переставая рыдать в голос. Вера Федоровна быстро и ловко уложила ее на соседнюю с Машей кровать, прикрыла одеялом и подошла к Маше.
– Видишь, соседку тебе привела – веселее будет. Как сама-то?
– Оо-у-оо, – запоздало взвыла Маша вслед уходящей схватке. – У меня, Вера Федоровна, схватки вовсю. Больно!
– Ну и замечательно. Сейчас поглядим, – весело согласилась акушерка, подняла с Маши одеяло и осторожно осмотрела ее. – Да у тебя уж на два пальца раскрытие, еще пару часиков – и рожать пойдем. Молодец!
Словно в подтверждение ее слов тут же началась новая схватка, очень болезненная, и Маша застонала уже непритворно.
– Вера Федоровна, не уходите, побудьте со мной!
– Ну, деточка, ты ж не одна у меня. Вон Сюзанка, – она кивнула в сторону Машиной соседки, – вот-вот рожать начнет. Я приду, когда надо будет, ты не волнуйся.
Схватки следовали уже одна за другой, Маша еле дух успевала переводить. Соседку по указанию Веры Федоровны куда-то увели, но Маша почти не заметила этого.
– Господи, – думала она, – и так еще два часа... Ой, мама! – это уже вслух. – Мамочка!
Характер схваток постепенно изменился. Они будто спустились ниже, стали менее болезненными, но более настоятельными, распирающими изнутри. Маша вспомнила, что так же было и в первый раз и это называлось «тянет на низ» и означало совсем скорые роды. «Странно, – подумалось ей, – говорили – часа два, а тут и часа не прошло, не может такого быть. Ой, нет, может-может».
– Вера Федоровна! – закричала она вслух. – Кто-нибудь! Посмотрите на меня.
К ней почти сразу подошла Татьяна Ивановна, спрашивая, что случилось.
– По-моему, – всхлипнула Маша, – у меня уже потуги начинаются. На низ тянет. Я знаю, что рано, посмотрите, пожалуйста... Ой!
Татьяна подняла одеяло, взглянула на происходящее и совершенно спокойно произнесла:
