Атлант расправил плечи. Трилогия. - Рэнд Айн (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Никто не называл их «выдающимися» или, назвав, делал паузу, чтобы полностью осмыслить это слово. Но каждый в своей общине, районе, конторе или на предприятии знал, кто те люди, которые теперь не появлялись на работе или, появившись утром, молча исчезали в поисках неведомых границ, чьи лица были более суровыми, чем у окружающих, а взгляды более прямыми, характеры более твердыми. Эти люди теперь исчезали один за другим во всех уголках страны. А сама страна напоминала отпрыска царственного рода, изнуренного гемофилией, теряющего лучшую кровь из незаживающей раны.
— Но мы готовы вести переговоры! — кричал мистер Томпсон своим помощникам, приказывая, чтобы по радио три раза в день передавалось специальное объявление: «Мы готовы вести переговоры! Он услышит! Он ответит!»
Специальным слушателям было приказано дежурить днем и ночью у радиоприемников, настроенных на все известные частоты, ожидая ответа по неизвестному передатчику. Ответа не было.
На улицах городов становились все более заметными пустые, безнадежные, рассеянные лица, но никто не мог понять, что крылось в их выражении. Как одни спасали тела бегством в убежища незаселенных районов, так другие могли только спасать души бегством в убежище своего разума. И никто на свете не мог понять, служат ли пустые, равнодушные глаза ставнями, защищающими сокрытые сокровища на дне шахт, которые больше не разрабатывают, или это просто зияющие отверстия той паразитической пустоты, которую никогда не заполнить.
— Я не знаю, что делать, — заявил заместитель директора нефтеперегонного завода, отказываясь принять должность своего исчезнувшего начальника, и агенты Объединенного комитета не могли понять, лжет он или нет. Только уверенный тон его голоса, отсутствие извинения или стыда, заставили их задуматься, мятежник он или дурак. Навязывать ему должность и в том, и в другом случае было опасно.
«Дайте нам людей!» — это требование все настойчивее поступало в Объединенный комитет со всех концов охваченной безработицей страны, и ни просители, ни члены комитета не осмеливались добавлять опасное слово, которое подразумевалось в этом требовании: «Дайте нам способных людей!» Люди годами ждали в очередях работы уборщиков, смазчиков, подсобников, помощников официанта; на должности администраторов, управляющих, директоров, инженеров не претендовал никто.
Взрывы нефтеперегонных заводов, катастрофы неисправных самолетов, прорывы домен, крушения сталкивающихся поездов и слухи о пьяных оргиях в кабинетах вновь назначенных администраторов заставляли членов Объединенного комитета бояться людей, не хотевших занимать ответственные должности.
«Не отчаивайтесь! Не сдавайтесь! — вещали официальные радиопередачи 15 декабря и потом ежедневно. — Мы достигнем соглашения с Джоном Голтом. Мы пригласим его возглавить нас. Он решит все наши проблемы. С ним дела пойдут на лад. Не сдавайтесь! Мы найдем Джона Голта!»
Претендентам на должности управленцев, потом мастеров, далее квалифицированных механиков и следом всем, кто постарается заслужить повышение, предлагались вознаграждения и почести: повышение зарплат, премии, освобождение от налогов и орден, придуманный Уэсли Моучем, «Орден общественного благодетеля». Результатов это не принесло. Оборванные люди слушали эти предложения материальных благ и отворачивались с летаргическим равнодушием, словно утратили концепцию «ценности». «Они, — думали со страхом «прощупыватели пульса общества», — не хотят жить или не хотят жить в существующих условиях».
«Не отчаивайтесь! Не сдавайтесь! Джон Голт решит наши проблемы!» — вещали радиоголоса в официальных передачах, несшиеся сквозь тишину снегопада в тишину неотопленных домов.
— Не говорите людям, что мы его не нашли! — кричал мистер Томпсон своим помощникам. — Но, ради бога, скажите, чтобы обнаружили его!
Отрядам подчиненных Чика Моррисона была поручена задача: распускать слухи. Одни говорили, что Джон Голт в Вашингтоне, совещается с государственными служащими, другие, что правительство даст пятьсот тысяч долларов в награду за сведения, которые помогут найти Джона Голта.
— Нет, никакой путеводной нити, — сказал Уэсли Моуч мистеру Томпсону, суммируя донесения специальных агентов, которых отправили наводить справки по всей стране обо всех людях по имени Джон Голт. — Это жалкая публика. Есть Джон Голт — восьмидесятилетний профессор криминологии, есть ушедший на покой торговец фруктами с женой и девятью детьми, есть путевой обходчик, работающий на одном месте двенадцать лет, и тому подобная шваль.
«Не отчаивайтесь! Мы найдем Джона Голта!» — вещали днем официальные радиопередачи, но в ночные часы по секретному официальному распоряжению из коротковолновых передатчиков в пространство несся призыв: «Обращаемся к Джону Голту!.. Обращаемся к Джону Голту!.. Вы слушаете, Джон Голт?.. Мы хотим провести переговоры. Хотим совещаться с вами. Сообщите, где можно вас найти… Слышите вы нас, Джон Голт?» Ответа не было.
Пачки обесцененных бумажных денег в карманах людей становились все объемистей, но покупать на них можно было все меньше и меньше. В сентябре бушель пшеницы стоил одиннадцать долларов, ноябре — тридцать, в декабре — сто, и теперь цена его уже приближалась к двумстам, а тем временем печатные станки государственного казначейства вели гонку с голодом и проигрывали.
Когда рабочие одного из заводов в приступе отчаяния избили мастера и разбили станки, против них не предприняли никаких действий. Аресты были тщетными, тюрьмы — переполненными, полицейские подмигивали арестованным и позволяли бежать по пути в тюрьму, люди автоматически действовали так, как того требовал настоящий момент, не думая о следующем. Когда толпы голодающих людей громили склады на окраинах городов, ничего нельзя было поделать. Ничего нельзя было предпринять и тогда, когда карательные команды присоединялись к тем, кого они должны были наказывать.
«Вы слушаете, Джон Голт?.. Мы хотим провести переговоры. Мы готовы согласиться на ваши условия… Вы слушаете?»
Ходили слухи о крытых фургонах, ездящих по ночам заброшенными дорогами, о тайных поселениях, где жители были вооружены для защиты от нападений тех, кого они называли «индейцами», — всевозможных грабителей, будь то толпы бездомных или правительственные агенты. Время от времени люди видели свет на далеком горизонте прерий, в холмах, на уступах гор, где никаких домов не существовало. Но солдаты отказывались выяснять, что там за источники света.
На дверях брошенных домов, воротах рушащихся заводов, стенах правительственных зданий время от времени появлялись нарисованные мелом, краской, кровью символы доллара.
«Слышите вы нас, Джон Голт?.. Свяжитесь с нами. Назовите свои условия. Мы примем любые. Слышите вы нас?» Ответа не было.
Столб красноватого дыма, взметнувшийся к небу ночью 22 января, какое-то время стоял совершенно неподвижно, словно внушительный обелиск, затем задвигался по небу, словно прожектор, передающий какое-то зашифрованное сообщение, потом исчез так же внезапно, как появился. Это был конец предприятия «Риарден Стил», но местные жители не знали этого. Они узнали страшную новость только в последующие ночи, когда, проклиная завод за дым, запах, сажу и шум, вместо пульсирующего зарева жизни на знакомом горизонте увидели черную пустоту.
Завод национализировали как собственность дезертира. Первым обладателем звания «народный управляющий», назначенным управлять заводом, был невысокий, толстый человек из фракции Оррена Бойля, прихлебатель в сфере металлургической промышленности, который только следил за работниками, делая вид, будто руководит. Но к концу месяца, после многочисленных столкновений с рабочими, многих случаев, когда он отвечал только, что ничего не может поделать, многих невыполненных заказов и требований по телефону от своих дружков, новоиспеченный управляющий попросил перевести его на другую должность.
Фракция Оррена Бойля распадалась, поскольку мистер Бойль содержался в санатории, где врач запретил ему всякие контакты с бизнесом и заставил его в виде трудотерапии плести корзины. Второй «народный управляющий», назначенный на завод, принадлежал к фракции Каффи Мейгса. Он носил кожаные гетры, смазывал волосы лосьоном, приезжал на работу с пистолетом в кобуре, рявкал, что дисциплина — его главная цель и что он ее добьется. Единственным понятным правилом дисциплины был запрет всяких вопросов.
