Рейс - Лойко Сергей Леонидович (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
Там же в Беслане Джейн рассталась с единственным человеком в ее жизни, в котором она разглядела мужчину, а не просто бесполого журналиста. Это был корреспондент «Лос-Анджелес геральд» Сергей Прохоров. Симпатия была взаимной. Оба в то время работали в Москве, а познакомились в Багдаде. До Беслана их платонический роман продолжался около года, пока Прохоров с гордостью не показал ей свою «потрясную», по его словам, съемку операции по «освобождению заложников». На самом деле не было никакой операции. Был кромешный ад. Школа сгорела дотла. Среди погибших под пулями и в огне пожара было сто восемьдесят шесть детей. Десятки спецназовцев и местных жителей были убиты и ранены. Ни один террорист не вышел из школы живым.
Прохоров, тогда еще фанатик фоторепортажа, по духу был очень близок Джейн. В Беслане снимал в самом пекле. В редакцию он послал галерею из тридцати шести разных кадров. Среди них было два, которые Джейн выделила для себя. На одном окровавленная девочка лет семи сидит на коленях на земле, крича и закрывая уши руками. На другом она уже лежит на том же месте – мертвая, с пулевым отверстием в виске.
– А можно посмотреть всю раскадровку эпизода с девочкой? – спросила она тогда в отеле.
– Конечно, вот она, – Прохоров с гордостью открыл в компьютере нужную папку и, пробежавшись по кадрам, нашел эпизод.
Джейн внимательно смотрела и губами отсчитывала про себя кадры.
– Что ты делаешь? – спросил несколько озадаченный Сергей.
– Ничего. Сколько кадров в секунду?
– Камера снимает?
– Да.
– Десять, а что?
– Ничего.
– Что ничего?
– Сережа, у тебя было девять секунд.
– Не понял…
– Ее убили на девяносто шестом кадре.
– И?
– Сережа, ты ведь мог спасти ее, – ровным голосом сказала Джейн. После пяти лет работы в Москве она прекрасно, почти без акцента говорила по-русски.
– У меня другая работа, Джейн, – сказал он после паузы. – Мы фиксируем происходящее. Не вмешиваемся. И вообще, когда я снимал, то ни о чем не думал.
– Ты был рядом. Мог попытаться взять на руки и унести.
– Знаешь, милая, – выдержав еще более долгую паузу, холодно ответил Прохоров. – Читатели должны знать правду. Как все было. И точка. Не я же ее убил, в конце концов. Мне что, по-твоему, нужно было бросить камеру и взять в руки автомат? Я не солдат, Джейн. И это не моя война. Я не спасатель. У меня другая работа. Я делаю то, что умею. Как и ты...
Джейн встала и молча вышла из его номера. Прохоров ее не удерживал. При этом он не знал и знать не мог, что самым главным и самым страшным откровением для Джейн было то, что, скорее всего, на месте Сергея она поступила бы точно так же.
Но мертвая девочка словно встала с тех пор между ними. Джейн не могла простить ему и себе ее гибель.
Роман закончился, так толком и не начавшись.
* * *
Ополченец Иван Рыльников – коротконогий мужичок с бычьими глазами навыкате и в новенькой зеленой форме не по размеру – сам не мог понять, как так получилось, с какого такого бодуна он взял и выложил все этой рыжей бабенке, слово за слово, хреном по столу. Никому, даже в ментовке в таких деталях не рассказывал то, что он рассказал журналистке. А именно – что привело его сюда.
Они сидели прямо на траве под боярышником на самом краю поля. Мертвых увезли, но все равно было приказано никого на поле не пускать, пока не соберут и не увезут все железки. Однако уже в первый день местные ухитрились разобрать полсамолета и вывезти на металлолом. Потом приехал Дедер, обложил стоявших в оцеплении «х...ями» и погнал половину личного состава в пункт приема лома – «вернуть, б...дь, все железяки взад, как былó». Остальным было категорически приказано никого из местных на поле больше не пускать. Больше не пускали.
Рыльников настоялся на жаре и был счастлив посидеть в тени, попить водички и поболтать с красивой девчонкой-иностранкой. Правда, немного напрягало то, что, разговаривая, ему приходилось задирать голову, но в сидячем положении разница в росте была не так заметна, как стоя. Джейн отдала ополченцу свою вторую бутылку и изображала максимально возможное внимание к его нехитрой истории. Этим репортерским искусством она владела безупречно.
– Я таксовал в Питере, ишачил, по ходу, на компанию «Дилижанс», – Рыльников сидел, широко расставив ноги и потягивая воду из подаренной ему Джейн бутылки. – Получаю заказ: отвезти деда восьмидесятилетнего на дачу в поселок под Кавголово. Февраль – лютый, как хохлы говорят. Холодрыга, по ходу. Темень непролазная. У меня еще «Яндекс навигатор» глючит, фигню всякую показывает. Короче, везу я деда на эту дачу. Бензин на нуле. Найти не могу. Потом вдруг навигатор определяет место. Я говорю деду: «Приехали». Он расплатился, вылезает. Темень кругом. Дома какие-то рядом. Я уехал. Ночью дочка этого деда шум подняла. Он, типа, на дачу не доехал. Спрашивает диспетчера, кто его вез. А та, по ходу, провтыкала. После пересменки, типа. Короче, вместо того чтобы позвонить напарнице, поискать и мне позвонить, она протупила. Мол, не знаю, звоните завтра утром. Короче, утром семья через ментов вышла на директора нашего, Шарипова Ревзана Ревзановича. Меня, по ходу, отыскали. Поехали туда с ментами. Ну, на место, где высадил, значит. Дед, по ходу, замерз. Нашли его недалеко. В снегу. Поселок нежилой оказался. Ну, зимой не живет там никто, по ходу. А я знал? Ошиблись мы с поселком. Этот навигатор гребаный… И еще диспетчерша, эта дура тупая. Короче, я один во всем виноват. А что я? Мне сказали, я отвез. По навигатору. Если б дочка сразу спохватилась да диспетчерша не протупила, я бы приехал, отыскал его, и дед живой бы остался. А теперь я, по ходу, виноватый. Оставление в опасности, типа. Статья у них такая есть. Шарипов с диспетчерами-падлами – в шоколаде, а мне, значит, в тюрьму?
– Ужасный случай. Я вас понимаю, – Джейн записывала на айфон и одновременно огрызком карандаша в блокнотик. – Так вас сюда вместо тюрьмы послали?
– Смеетесь? Я под подпиской. Следствие, по ходу, фуйня-муйня. А тут Сашка, друг брата, одноклассник, уезжает на Донбасс на войну. Я ему говорю: «Я бы поехал, да паспорта заграничного нет». Он говорит: «Да не надо там паспорт заграничный». Мол, по ходу, границы больше нет. Один общий русский мир. Платят сто тысяч в месяц. На всем готовом. За свои – только до Ростова доехать. Ну, я собрался и поехал с ним. А чего мне собирать – только подпоясаться. Следователю в мае позвонил отсюда. Мол, простите, все такое. Не сбежал. В армию забрали. А он мне: «Какую, на хрен, армию? Ты ж служил уже!» А я ему – мол, на Донбасс. За родину, по ходу, за Путина. Он не стал наезжать. Говорит: «Вернешься, дай знать». И все. Вот воюю здесь уже три месяца как. Деньги платят. Не сто тыщ, конечно, как обещали, но больше, чем в такси. Может, вернусь с войны, мне скидка будет.
– Что будет?
– Скидка. Ну, по ходу, в положение войдут. Герой, типа, и все такое. Примут. Во внимание, по ходу. На суде. Нет?
– В этом смысле, да, понимаю. А если вас убьют?
– Ну, убьют, так убьют. Тогда уж никакого суда точно не будет.
– А как же семья? У вас дети есть?
– Есть, да, по ходу. Дочка. Шесть лет. Жена – инвалид по зрению. Не работает. На пособии.
– А что с ними тогда будет?
– Ну, я им деньги посылаю. Больше, чем за полгода года в такси, вышло. А убьют… Что ж… Тюрьма лучше, что ли?
– Понятно. Вы в боях участвовали?
– Да, в Авдеевке рубеж держали. Две недели на передовой. Хреновато приходилось. У них профессионалы: поляки, канадцы, негры. Оружие американское.
– Вы лично негров видели? Или поляков?
– Сам – нет. Врать не буду. Ребята рассказывали. Одного в плен взяли. Отстреливался до конца, пока, по ходу, патроны не кончились. Потом четверо наших его скрутили. Здоровый, черт. Но белый. Не негр. Говорили, хохол из этой… как ее… из Магнитобы. Это где, не знаете?
– Манитоба в Канаде.
– Ну вот! Я ж и говорю. Видите?
– Понятно. А кто, по вашему мнению, сбил самолет?
