Детдом для престарелых убийц - Токмаков Владимир (читать книги без сокращений .txt) 📗
– Главное – не стоять на месте, – обогатил он мое знание жизни еще одной максимой. – Двигаться, двигаться, двигаться. Назад, вперед, пусть даже и одновременно в разные стороны.
Я вспомнил, что после вчерашней летучки, которую я проспал на хате у интеллектуала Клима Вадимова, в нашем кабинете моя белозубая и насмешливая начальница вывесила очередное руководство к действию, принадлежащее ораторскому искусству Нестора Ивановича: «Вы должны писать так, чтобы ваши статьи хватали читателя за грудь!»
Так вот, в письме я писал следующее:
«Дорогой друг!
Я с интересом прочитал твое письмо. Местами оно показалось мне даже занятным. Но кто тебе сказал, что мы еще живы? Нас давно уже поместили в формалин. И все вокруг как бы осталось прежним, как бы неизменным, законсервированным, но скажите мне, можно ли жить в формалине? Нет. А всем нравится такая „не-жизнь”. И они не хотят возвращаться в нормальную жизнь, потому что там холодно, там дуют настоящие ветра и идет настоящий дождь.
Там, в той жизни, нужно думать и самому совершать поступки, а возможно, даже и подвиги. Там нужно делать выбор самостоятельно и оставаться самим собой, даже если ради этого и придется многим пожертвовать.
„Открыть закрытие!” – говорим мы городу и миру. „Долой все монументы! – кричим мы в пустыне жизни, раздирая себе в крике рты и глотки. – Они заслоняют нам горизонт!” Присоединяйся к нам! Может быть, именно тебе удастся докричаться до Великого Глухого – нашего свободолюбивого века.
…Мне обязательно хочется сказать тебе пару слов еще вот о чем. Внимательно выслушивай все, что тебе советуют другие, а потом забудь об этом и сделай все по-своему. Или я бы сказал еще так: читай – других, пиши – свое. Ведь эпигонство – это пародия в квадрате.
В своем письме ты задаешь один очень смешной вопрос: как, по моему мнению, лучше для поэта писать стихи: от руки или на машинке? Можно стихи писать от руки, можно – от ноги, но лучше все-таки от головы. Мне кажется, что Шарль Бодлер выбрал неверный символ для поэта – альбатрос:
Наоборот! Для поэта важно чувствовать почву под ногами, уметь по ней много и долго ходить, крепко стоять или правильно взять разбег. Чтобы заглянуть за горизонт, иногда приходится залезать на навозную кучу. Никакого совершенства в литературе быть не может, если это живое творчество, отразившее несовершенство мира, а не дистиллированный настой из абстракций. Это не мое, но тоже прими к сведению.
Каждому молодому поэту или прозаику хочется, чтобы литература началась с его произведений. Каждому молодому критику хочется, чтобы литература закончилась вместе с его злыми критическими статьями. И эта бесконечная история повторяется из одного литературного поколения в другое.
Сейчас тебя несет словесный поток. Несет просто по течению, безвольного, ошалелого. Несет с шумом и яростью, а потом выбросит на какой-нибудь необитаемый остров. Вот тогда-то тебе и придется, как первому человеку, как Адаму в раю, показать, сможешь ли ты найти для этого мира новые, правильные, красивые имена. А пока о твоих стихах я ничего не могу сказать. Точнее, могу сказать, что они пока ничего существенного из себя не представляют.
Выучи-ка получше правила русского языка: первое лицо, второе лицо, третье лицо. Мое Лицо! И не бойся ты писать просто! Писать просто сложнее всего. И говори побольше глупостей. Чем больше ты их говоришь, тем меньше их остается в тебе самом. Люди, говорящие глупости, – самые умные люди на свете. Толстой, например, четыре раза переписывал „Войну и мир”. Кто знает, может быть, это говорит только о его „гениальном тупоумии” и неумении сразу найти нужную фразу, слово, образ или сюжетный ход?
А на досуге подумай вот над какой мыслью (может быть, кстати, выяснишь, кто ее автор): „Творчество начинается с мучительного отъединения от Бога и создания своей собственной воли, чтобы потом, преодолев это отъединение, соединиться с ним в новом слиянии, выше того, с которого все началось”.
Еще ты спрашиваешь меня о моих творческих планах, об отношении к женщине и пр. О творческих планах узнаешь из „Вечернего Волопуйска”. А о женщинах поговорим как-нибудь в другой раз…»
ВАРИАНТ ЧЕТВЕРТЫЙ:
ЖЕНЩИНА КАК ЖЕНЩИНА
…Ключи, которые она крутила на пальце, означали: я свободна, ты мне нравишься, пойдем со мной.
Я снял ее у кинотеатра «Лучший Мир». Я самец, и весной меня тянет на свежее мясо. Модно одета, сразу видно, не проститутка, скорее просто женщина с авантюрным складом характера, искательница приключений и острых ощущений (то есть блядь).
Длинноногая, такие в моем вкусе. «Чем длиннее у женщины ноги, тем больше на них пупырышков во время холодного осеннего ветра», – вспомнил я строки из верлибра молодого местного поэта.
Привела к себе на хату. Хата упакована от и до. Я немного забеспокоился: уж не подстава ли это, или, может быть, я угодил в логово к извращенцам типа «Общества любителей комиксов им. Тома и Джерри»?
Под кул-джаз выпили вина. Хорошее. Я краем глаза оценил ее бар. Много иностранных этикеток. Но водочной не заметил ни одной.
Она сказала, что хочет заняться этим втроем. Есть ли у меня подходящий приятель?
Я подумал. Пожалуй, что нет: Строчковский в командировке, Семен готовится к вернисажу. Остальные на роль ебарей-террористов не подходили однозначно.
«Хорошо, – сказала она, – тогда я приглашу своего дружка».
Я был не против, хотя чувство самосохранения опять напомнило о себе. Ведь так можно было влипнуть и в какую-нибудь неприятную криминальную историю, где мне бы досталась роль потерпевшего. Я имею в виду банальный сюжет с ограблением: клофелин, мертвый сон с последующим пробуждением в голом виде где-нибудь на городской помойке.
Нет. Оказалось, этой сучке нужно было совсем другое.
Пришел ее приятель. О таких говорят: «с хорошо сложенной мужской фигурой». Я сказал, что было бы неплохо для начала все-таки того, водочки.
У нее в баре водки, увы, не оказалось. Она предлагала мне выпить и то, и другое. Но я был непреклонен.
Пришлось нам с ее приятелем сходить в продуктовый. Взяли водки, хорошей закуски. Ничего мужик, улыбчивый, сказал, что работает водилой в фирме, которую возглавляет эта самая сучка.
Вернулись в квартиру, выпили пол-литра. Поставили даму раком. Водила трахал свою хозяйку сзади, одновременно я пихал ей в рот. Двигались мы ритмично, как-то даже удивительно слаженно для людей, впервые играющих в таком составе (вот что значат годы непрестанных тренировок!).
Ритм ускорялся, член мой напрягся до состояния железного Феликса, и я про себя подумал, что мы с водилой должны скоро встретиться где-нибудь в районе ее желудка.
Так и случилось. Кончили мы в нее практически одновременно. В общем, весело провели время.
Ночью, уже у себя дома, когда я забылся сном, мне снились огромные голые кузнечики. Они улыбались мне мощными челюстями и предлагали обменять свои огромные деревянные скрипки на мой (во сне почему-то очень маленький) испуганно съежившийся член. Я отказался, и тогда кузнечики, злобно оскалившись, стали гоняться за мной по зеленому лужку, пытаясь откусить его у меня.
А весь следующий воскресный день я тайно следил по городу за Шарлоттой. Видел, как она стырила пачку «Мальборо» с уличного лотка, подглядел, как она, думая, что ее никто не видит, писает за гаражами в каком-то дворе, и испытал зрекцию.
Я давно уже решил для себя, что по-настоящему роковая женщина – это дорога, которая принадлежит всем по ней идущим и в то же время никому конкретно.
