Жил-был мент. Записки сыскаря - Раковский Игорь (книги регистрация онлайн txt) 📗
Его выхлоп гулял по отсекам. Ноздри матросов трепетали.
***
Виктория в последний момент передумала и осталась в Питере. Городе музеев, поребриков и многообещающих женщин.
Петрович и Палыч месяц не разговаривали. А потом Петрович позвонил и невозмутимо сказал:
— Слышь, я тут место знаю — клёв там!
И они полетели.
Я женился
второй раз. Она была филолог, изучала фольклор, любила Питер, носила странные платья и была естественно кудрява. Познакомились мы в библиотеке им. Салтыкова-Щедрина. В Ленинграде. Там она была по работе, а я забрел туда просто так. Разговорились. Были белые ночи. Тёмный провал её двора поглотил нас. Комната была похожа на пенал. В четыре утра пошёл дождь. Днём мы купили билеты и уехали в Москву. В столице плавился асфальт. На даче пахло соснами и было тихо. Мы качались на качелях, дети смотрели хмуро. Это были их ка-
чели.
— Тили-тили-тесто… жених и невеста, — заорали хмурые дети в белых панамках.
Дети знают всё.
Рядом с ЗАГСОМ мы поймали молодую пару. Они стеснительно улыбались, примеривая на себя роль свидетелей бракосочетания. ЗАГС был им. Грибоедова. Русская литература вела нас по жизни. На дверях ресторана «Прага» висела табличка «Мест нет». Пустили. Официант легко и просто открыл бутылку «Советского шампанского». Белая пена, пузырьки, горький шоколад «Гвардей-
ский».
15-й троллейбус был пуст. Мы ехали с Гоголевского на Пироговку. Нам было смешно. Стукаясь лбами, мы рассматривали брачное свидетельство.
На берегу Новодевичьего пруда спали белыми сугробами лебеди. Вода была чёрной. По Окружной гремел на стыках рельс поезд. Ветра не было.
И дождя. Была тишь и благодать. Два огонька сигарет в ночи. Мой пиджак, наброшенный на её плечи.
Потом мы разведемся. Но мы об этом не знали. Ведь это будет через год.
Д. И. Намо
Она была новой репатрианткой и имела специальность учителя русского языка и литературы. И ей было тяжело. Работы по специальности не было, кому нужен великий и могучий в маленькой и гордящейся своим возрождённым из пыли веков ивритом. Заниматься половым вопросом, не подумайте плохого, речь идёт о мытье полов, ей не хотелось. А кому хочется? Муж быстро устроился на работу, денег было в обрез, но на скромную жизнь хватало. На очень скромную. Скромная жизнь для бывшей москвички была непривычна. Каждой нормальной женщине хочется иметь деньги, чтобы, зайдя в магазин, купить кофточку или там какой-нибудь парфюмерный изыск. А не рассматривать приглянувшуюся вещь, покусывая губу. И уходить неудовлетворённой. А неудовлетворённая женщина — это плохо. От этого у многих крыша едет. И, выкурив три сигаретки подряд, она решилась.
***
«Молодая, но опытная учительница даст уроки русского языка. И приглашает на чашку кофе. Звонить по тел. 04…» Это объявление, написанном на чистом иврите красивым почерком, появилось на столбах, досках объявлений и автобусных остановках. Клеила она их рано утром, когда город ещё не проснулся. Перед ней вставали образы героев «Молодой гвардии» и главный герой трилогии Драйзера, ну помните, «Финансист», и далее по списку. Логика её была незатейлива. Раз много русскоязычных, то кто-нибудь из ивритоязычных захочет учить русский язык. Государственные структуры неповоротливы, а её частная инициатива тут как тут. Чашка кофе — это же Восток, как без кофе?! А молодость и опыт — это такой рекламный призыв. Довольная собой, она положила чистый лист около телефона. Учебники на стол. И стала
ждать.
Телефонные звонки начались в обед. Интересовались возрастом, стоимостью часа урока, принимает ли она чеки и можно ли платить кредитной карточкой. Сразу был виден деловой подход, без сю-сю мусю. Некоторые спрашивали, есть в квартире кондиционер, а один, шлёпнутый на голову, спросил насчёт душа. На завтра был составлен плотный график. С 10 утра и практически до позднего вечера. В основном это были мужчины, правда среди них затесалась одна женщина, которая довольно хрюкнула, узнав, что женщинам тоже дают уроки.
От подсчёта завтрашнего заработка оторвал звонок в дверь. Зашла соседка, грузинская еврейка, принимавшая деятельное участие в их новой жизни. Катя налила ей кофе и рассказала о своей инициативе, гордо продемонстрировала листок с расписанием на завтра и черновик объявления.
Соседка поперхнулась кофе.
Вечером Катя металась по своему району сдирая объявления. Образ блондинки из анекдота стоял у неё перед глазами.
— Ну кто знал, что на местном сленге приглашение на чашку кофе — это приглашение на интимную встречу. Боже мой, какая я дура!
Муж нервно смеялся. А соседка написала на трёх языках объявление, которое они прикрепили на дверь.
«Институт изучения народного языка переехал. Д. И. Намо»
— А зачем на грузинском написано?
— Слушай, а грузины не люди, а? Они тоже учиться хотят! — и соседка толкнула Катю в бок пухлым локтем.
Про синагогу
Коля в Израиль не собирался. Про Израиль знал по журналу «Крокодил»: ну, там такие носатые, в очках, с загребущими руками захватывали землю и делили деньги с мужиком в шляпе как у Пушкина. Короче, такие, с деньгами и при оружии. Перекройка, как и все неприятности, грянула неожиданно. Тёща собрала семейный совет и веско сказала: «НАДО ЕХАТЬ». Выяснилось, что Коля — внук еврея. Тёща знала всё. И Коля с женой уехали. Тёще дали от ворот поворот. Чему Коля был рад. Хотя виду не подавал.
Поселились они в городе у моря. Коля работу нашёл быстро. Токарь — он и в Израиле токарь. И жена устроилась за старичками ухаживать. Посылали тёще фотографии. Одно плохо… Коля пить в этой жаре не мог. Это его колбасило. Ну, пиво не в счёт. А вот чтоб водочки накатить… Не мог. Это его угнетало. Даже, можно сказать, давило на психику. Про зиму он ещё не знал, думал, что её тут вообще нет…
Жена на него смотрела жалостливо, хотя радовалась, конечно. Жалостливо, чтоб понимал, думают о нём. А маме своей писала, Святая Земля, воистину Святая, Коля пить бросил. Двуличная жена у мужика была. Сами понимаете, яблоко от яблоньки далеко не ука-
тится.
И брёл Коля однажды домой после работы, видит, около соседнего дома мужики толпятся, руками машут, его зовут. Типа помощь нужна. Отказать нельзя, в падлу, мало ли что. Его под руки подхватили, на голову кипу нахлобучили, а в помещении книжку открыли, чё-то там забубнили, но недолго. Типа как отмазка, ну чисто партийная ячейка в его бывшем цеху.. А потом его за стол усадили. И здоровый такой, в цветастой кипе — чистый рэкетир, ласково так спрашивает:
— Русси, водка?
Такому отказать, себе дороже. Коля кивнул. Выпил. И вы знаете, пошла! Накатили ещё по одной. Закусили. Коля после третьей стал понимать их тарабарский язык. Выяснил, что это синагога, что не хватало десятого человека для молитвы, а тут он, такой клёвый чувак свалился. Коля конечно в тряпочку помалкивал, что он не еврей, чего людей расстраивать, верят — и ладно. Вон коммуняки его своим считали и ничего. Накатили ещё по одной. А потом про армию говорили, про политику. Коля пытался перейти на английский, но водка кончилась. Домой он пришёл сам, на автопилоте. Жена всплеснула руками. На вопрос: «Где ты был?» — Коля гордо ответил:
— В синогоге! Вот!
— Споили, ироды, — всплакнула жена.
А Коля к евреям проникся уважением: раз пьют, значит, свои. Опять же дедушка, гены — это наука, а не хухры-мухры.
Мадлен
Её зовут Мадлен. Она пыталась научить меня разговорному арабскому. Но я выучил только десяток расхожих фраз. Этот птичий язык мне не даётся. Наверное, я тупой и слишком стар. Последнее слово — оправдание, не более этого. Мой язык общения с Мадлен — иврит. Её семья из Нацерета. Дедушка — атеист, папа и брат — коммунисты. Мама и сестра — католики. Мадлен — дитя прогресса. Что при её фигуре не удивительно. Дальний родственник её семьи учился в Питере.
