Жил-был мент. Записки сыскаря - Раковский Игорь (книги регистрация онлайн txt) 📗
В Израиле он доктор наук. Работает на стройке. Гордость семьи. Каждый член семьи имеет ксерокс с израильским подтверждением его научной степени. Подарки от родственника, матрёшку и картинку с Петропавловской крепостью, Мадлен поставила на полку рядом с Библией. Я у неё дома не был, но верю на слово.
— У вас всё время дожди и снег. Чтобы согреться, вы пьёте водку и дерётесь.
— Мы ещё пьём пиво, — я пытаюсь разрушить её логические связки.
— Ой, я тоже люблю пиво с чипсами! — радуется она.
— А я с воблой.
— Что такое вобла?
Я пускаюсь в длинные рассуждения о прозаичной сушёной рыбе.
На следующий день она хитро говорит, что прочитала в интернете о том, что сушёную рыбу дают собакам на севере.
А пива не дают. И цитирует учебник физики про минусовые температуры и жидкости. Я отвлекаюсь от созерцания её декольте.
На третий день я покупаю в русском магазине воблу, так написано на ценнике. А в соседней арабской лавке ледяной «Карлсберг». Решительно раздираю рыбу с хвоста. Чешуя падает в жухлую траву и отчаянно блестит на солнце. Мы сидим под зонтиком акации. Мадлен, зажмурившись, пробует кусочек воблы и быстро запивает его пивом.
— Ну, понравилось? — самому противно за избитую мужскую фразу.
Мадлен пожимает плечами. Запах её ментоловых сигарет мешается с запахом рыбы и пива.
— Вы, русские, как японцы. Рыбу любите, суши… — она машет рукой.
— Мы лучше. Мы не пьём тёплую водку.
Она задумывается. Я пью пиво. Потом она уходит. Теряется в изломах арабских улиц Нижнего Города.
Середина сентября. Жара. Хайфа. Наверное, в России где-то бабье лето.
Камушек
Петьку в армию призвали в 44-м. Было ему 18, за плечами семь классов образования, завод и похоронка на отца. Мать в 43-м умерла, утром не проснулась. Доктор сказал, что сердце не выдержало. Землю кострами грели, долго могилу копали, лениво. Могила мелкая получилась. Доски для гроба были свежие сосновые, пахло от них смолой и весенним лесом. Пётр Петрович попал в связисты. Связь — дело тонкое, часто рвётся. Надо было шустро бегать, восстанавливать. Ну и немец какой никакой, а не дремал. Постреливал. Из миномётов и пушек. Вот на Зееловских высотах Петровича и накрыло. Победу встретил в госпитале. Вышел он оттуда с двумя медалями «За Победу над Германией», «За боевые заслуги» и красной плашкой за ранение. В тощем сидоре сиротливо била в спину банка тушёнки и завёрнутая в байковые портянки буханка хлеба. Ехать Петровичу было некуда, и писарь в строевой части с ним мучился, не зная, куда проездные выписывать. Петрович махнул рукой и велел выписывать в Москву. Писарь долго смеялся, но банка тушёнки и ножик с наборной рукояткой решили дело. Вообще Петрович учиться собирался, но семь классов было маловато для института, и он сидел на лавочке смотрел на Москву-реку, идти ему было некуда, в сидоре лежали портянки, по нему медленно и со знанием дела ползали вши. И он соображал, как вечером помоется в реке, костерок разведёт, прожарит барахло свое над огоньком, а золой форму простирает и портянки. И будет парень хоть куда. До ночи далеко было, живот подводило от голода. Хорошо, хоть махорка была, пыль, а не махорка, но всё ж не так скучно. И пошёл Пётр Петрович работу искать, пока суть да дело. Наткнулся на доске объявлений, что требуются заготовители в Потребкооперацию. Принял его начальник. Лысый весь из себя еврей, ну, как говорится, герой Ташкентского фронта. Звали его чудно — Самуил. Так и стал Пётр Петрович работать в Потребкооперации, даже на пишущей машинке научился печатать. А потом до зама Самуила вырос. Ну так жизнь катилась потихоньку. Петрович женился, дочка у него родилась. Квартиру дали. А вообще, Самуил для Петра Петровича первый учитель был по жизни, так уж получилось. Хотя зудело у Петьки внутри, чего Самуилыч не воевал, а в тылу отсиживался, сука такая. Но это по пьяни вопрос возникал, а так в общем-то нет. Петрович и партию вступил, а потом, когда Самуила Яковлевича на пенсию отправили, то сел он в его кресло и по его рекомен-
дации.
Начальником стал, но если трудности какие, то бегал к Яковлевичу за советом или чтоб тот нужным людям позвонил, если уж совсем за горло брали. А в 70-е племянник Самуила зашёл в кабинет и сказал, что дядя уехал в Израиль. Вечером Петрович плеснул себе стакан водки, дёрнул и подумал:
— Наверное, война будет, раз Самуил рванул.
Но войны в СССР не было, да кто на Советский Союз нападёт, кончились психи после Гитлера. Ошибся Яковлевич. Дочка Петровича не ошиблась. Нашла себе еврея. Ну такой смугленький, шебутной в очочках. Из тех, кого бьют не по паспорту, а по лицу. Физик, ну вот он и нахимичил. Охомутал дочку.
Плюнул Петрович на всё это дело, купил дачу и съехал туда с женой. Приезжал, конечно, на квартиру, проведывал. Внука нянчил. Родная кровь, как ни крути.
Ну, а тут 90-е. Молодые — фьють и уехали. В Израиль. И внука увезли. Общались, конечно, по телефону. Но это всё не то. И решил Пётр Петрович, что поедет на Святую Землю. Тем более, что жена в церковь зачастила, иконы купила, попу руки целовать стала. Старуха, что с неё возьмёшь, кроме денег на ремонт храма.
И поехал Пётр Петрович в Израиль. Всё ему интересно было, страна с гулькин нос, а церквей понатыкатано! Мама не горюй, хотя ещё и море есть. На море они с внуком рыбу ходили ловить. Поймали по утречку пару рыб шек, известно дело: кто рано встаёт, тому бог подает.
А просьбу Петровича зять выполнил. Нашёл номер телефона. Ну, и Петрович и позвонил конечно. Дочери Самуила Яковлевича. Умер он десять лет назад.
— Вот, — сказала дочь Самуила Яковлевича, показав на могильную плиту.
Жарко было. Небо пыльное. На кладбище ни деревца, и на плитах могильных закорючки еврейские, Петрович такие в Крыму видел на отдыхе, думал, что татарские. Пётр Петрович неловко сунулся с букетом цветов.
— У нас принято камни класть, — строго сказала дочка Самуила.
Песчинка попала в глаз, резало, слезы потекли. Петрович сморкался и тёр к носу. Чего-то мама вспомнилась. Отец.
Потом подумалось, что все эти годы мысленно советовался с Самуилом, разговаривал с ним. Мистика какая-то, чёрт подери.
— Вы простите, а ваш папа воевал? Может, в Гражданскую? — чувствуя себя дурак дураком, спросил он. При чём здесь гражданская…
Она отрицательно покачала головой.
— У него бронь была и слабое зрение.
На следующий день Петрович с супругой сидели в самолете, улетающем в Москву. Пётр Петрович порылся в кармане, искал таблетки от давления, пальцы наткнулись на камешек с кладбища. Края у камешка были острые, впивались в кожу. В иллюминаторе мелькнул Тель-Авив, блеснуло море. Самолет летел в синем небе.
Супруга толкнула Петровича в бок.
— Хорошо у них там в Израиле, море. Только жарко очень.
Петрович хмурился и всё сжимал и сжимал в пальцах камушек.
А потом сказал:
— Тань, я когда помру, то ты мне на могилу камушек положи.
Татьяна Васильевна погладила его по руке.
— Понимаешь, цветы завянут, а камушек он вечный.
— Петь, сейчас соки будут носить, ты какой хочешь?
Петрович прикрыл глаза и вздохнул. Камушек стал тёплым и приятным на ощупь.
Рубаха
В эпоху вечных очередей, всеобщего дефицита слово «достать» было синонимом слова «счастье».
Моя жена пережив вопли «Больше двух в руки не давать!» и всеобщий «Вас здесь не стояло!», принесла домой две рубашки производства далёкой страны Пакистан. Одну сыну — красиво-лиловую. Вторую мне — ярко-красную. Других цветов не было.
И пошёл, весь из себя франт, в коричневом костюмчике имени замученной планом московской швеи, с неизменной дыркой в подкладке пиджака от ПМ, галстуке «удавись, но завяжи» и новенькой рубашке. Куда? На работу, защищать мирных граждан г. Москвы от самих
себя.
Полдня народ в отделении прикалывался по поводу цвета рубашки. Дежурство по конторе шло к концу. И тут понеслась. Народ начал прыгать из окон, жёны дубасили мужей, мужья отвечали взаимностью, один чудак умудрился утонуть в ванне, под конец банкета завязалась битва между любителями играть в городки и владельцем гордости автопрома СССР «Запорожца». Вы видели идиотов, играющих в 23 часа ночи в городки при слабом освещении луны? Скажу вам больше, я написал протокол осмотра места происшествия, неразборчиво и кривовато, под стоны владельца покалеченной машины, которой спортсмены повышибали стёклышки. А частному собственнику дали в глаз, не хрен бросаться на честных граждан с кулаками. Ишь, буржуй недобитый выис-
