Дэниел Мартин - Фаулз Джон Роберт (читаем книги txt) 📗
– К тебе пришел настоящий успех, ты уверен, что ты на своем месте. Ты заслужил это право. В каком-то смысле мне только еще предстоит то, что ты смог сделать двадцать лет назад. Покинуть Оксфорд.
– С чего ты взяла, что это одно и то же – знать свое место и быть уверенным, что занимаешь его по праву? Или хотя бы – что любишь его?
И опять ее словно бы загнали в угол, заставили обдумывать новый ход… впрочем, на этот раз ход оказался очень старым.
– Возможно, все дело в разнице между женской и мужской психологией. Ты говорил в Торнкуме… я понимаю, что ты чувствуешь в связи со своей работой… Но ведь у меня и этого нет. Направления. Куда идти дальше.
– А политика?
Мое отношение к ней меняется каждый день. Иногда даже кажется – чуть ли не каждый час. – Она рассматривала гравий на той стороне дорожки. – Наверное, проклятием моей жизни было то, что я с рождения наделена небольшим актерским даром. Ненавидела умение притворяться кем-то другим. А потом пользовалась ненавистным умением притвориться кем-то другим. – Дэн вытянул руку вдоль спинки скамьи, повернулся всем телом к Джейн; он сделал это намеренно явно, чтобы она поняла – он внимательно за ней наблюдает, и столь же намеренно промолчал: точно так он мог бы описать эпизод в каком-нибудь из своих сценариев; он просто позволил самому месту действия говорить за него. Предоставил слово этому покою, этой «сейчасности», этому не выраженному словами удивлению – почему она ничего этого не слышит. В конце концов она снова заговорила: – Сама не понимаю, с чего вдруг мы взялись все это обсуждать.
– По очень простой причине. Я не хочу, чтобы ты думала, что я вздохну с облегчением, как только наш самолет приземлится в Риме. – Джейн не поднимала глаз, словно вовсе не была в этом убеждена. Дэн снял руку со спинки скамьи и теперь сидел наклонившись, опершись локтями о колени. – Дженни очень молода, Джейн. С ней мне приходится постоянно жить, в настоящем. В сегодняшнем дне. Прошлое становится как бы знаком неверности, чем-то запретным, о чем не позволено вспоминать… как о бывшей любовнице. Ты дала мне возможность великолепно отдохнуть от всего этого. – Он помолчал. – Так что я у тебя в долгу. – И добавил: – Кроме того, я не намерен допустить, чтобы такая идеальная спутница – воплощенное совершенство – вдруг заявляла о своей полной независимости от меня. Миг замешательства, потом она чуть шевельнулась, наклонилась, торопливо взялась за ручки плетеной сумки – спешила ухватиться за представившуюся возможность возвращения к норме.
– Не такое уж совершенство, Дэн. На самом деле твоей идеальной спутнице необходимо сделать пи-пи, прежде чем плыть дальше.
Дэн позволил себе уныло улыбнуться: успел сдержать готовый было вырваться победный клич; потом поднялся со скамьи, уступая:
– Идем. Тут в конце тропы есть туалет.
И они зашагали вниз по тропе, на сей раз более энергично. Стало прохладнее. Дэн держал ее сумку, пока она была в туалете, и смотрел на безмолвную реку за усыпанной гравием дорожкой, на укрытые тенью утесы на том берегу. Почему-то их беседа не задалась с самого начала, словно эпизод сценария, перечитав который сразу видишь – он не годится… словно погоня за собственным хвостом. Дэн чувствовал, что его охватывает раздражение: на себя самого в той же мере, что и на Джейн. Подумал о Дженни, о письме, которое он ей написал: оно лежало у него в каюте, ожидая отправки. Он солгал ей, сообщив, что пытался звонить из Луксора, но не было связи.
Ложь, ложь; невозможность сказать, что на самом деле чувствуешь.
Жутковато, непонятно, до него вдруг донесся слабый отзвук недавно – всего час-два назад – пережитого у скальных захоронений ощущения. На этот раз оно вернулось чувством, что он пренебрег обязанностями: он не имел права стоять там, на скале, быть в этом заброшенном уголке незнакомой страны, он забылся, не знал, что делает, весь этот день был словно пронизан какими-то колдовскими чарами… Дэн чувствовал себя странно ненужным, утратившим цель, он чуть было не встряхнулся всем телом, чтобы избавиться от этого ощущения. Его настроение оказалось как-то связано и с той молоденькой египтянкой, с ее влажными миндалевидными глазами, с туго обтянувшим ее фигурку пуловером. Глядя, как девочка разговаривает с Джейн, он одобрительно, по-мужски, оценивал ее внешность, даже мельком подумал о том, что мог бы найти ей ролишку в будущем фильме: в начале карьеры Китченеру наверняка предлагались такие вот существа… но он в то же время понимал, что преследует его сценарий не столько о Китченере, сколько о себе самом… Он приближался к распутью, ситуация напоминала положение современного романиста, пишущего одновременно две сюжетные линии. Уже много дней он разрывался – если не внешне, то внутренне – между известным прошлым и неизвестным будущим. Отсюда и проистекало тревожащее его чувство, что он сам себе не хозяин, что он лишь идея, персонаж в чьем-то чужом мозгу. Его писало прошлое, нелюбовь к переменам, боязнь сжечь за собой мосты.
Вернулась Джейн, забрала свою сумку, и они направились назад, к фелюге. Теперь они плыли на юг, к «Старому водопаду», Дэн хотел подтвердить заказ на номера. Ветер утих совсем, лодка медлительно огибала островки, зеленые и скалистые, здесь, посреди Нила, удивительно похожие на островки северных морей. Из города донесся странный, приглушенный расстоянием вопль, печально плывущий в неподвижном вечернем воздухе: крик муэдзина, усиленный громкоговорителями. Омар попросил Дэна взять румпель, затем и он и мальчик опустились на носу лодки на колени, лицом к Мекке, бормоча молитвы и то и дело касаясь лбом палубы. Джейн и Дэн молча сидели на корме, смущенные, как все интеллектуалы, напрямую встретившиеся с проявлениями искренней веры. Но, когда управление лодкой вернулось к кормчему, Джейн тихо сказала:
– Может, дома здесь у меня пока нет, но шофера я себе уже нашла.
– А правда, было бы здорово? И что бы ты стала делать?
– Наверняка что-нибудь отыскалось бы.
– Добрые дела?
– Конечно.
– Добрый ангел Асуана?
– Ангел с расстроенной арфой. Минутой позже он дотронулся до ее руки:
– Тебе не холодно?
– Да нет, я даже не чувствую. Свет красивый необыкновенно. Подплыли к тому месту, где река текла у подножия садов,
окружавших знаменитый старый отель. Омар готов был снова дожидаться их, но Дэн расплатился – они сами пройдут к кораблю вдоль пристани; а вот завтра, возможно… но тут – почему бы и нет? – они договорились на определенный час. Он опять отвезет их на остров Китченера. Джейн с Дэном поднялись к отелю, пройдя через сад. К счастью, отель внутри ничуть не изменился: те же дырчатые ширмы, огромные опахала, старая, в колониальном стиле мебель, плетеные циновки, полы из каменных плит, босоногие слуги-нубийцы в красных фесках; все здесь так напоминало о среднем классе былых времен, что походило на музей Дэн усадил Джейн за столик, заказал напитки и прошел через разделенные арками залы к конторке администратора. Заказанные номера их ждали; потом дежурная позвонила насчет билетов в Абу-Симбел. Им повезло – осталось два места в самолете на послезавтра: Дэн согласился. Затем он попросил девушку связать его с Каиром и зашел в будку – поговорить по телефону.
Когда он вернулся и сел за столик, Джейн почти допила свое пиво.
– Извини. Я подумал, что надо позвонить Ассаду. Он шлет тебе привет.
– А мне было хорошо сидеть здесь. Впитывать здешнюю атмосферу.
– Тебе не хватает только ситцевого платьица из тридцатых годов.
– А тебе – полотняного костюма и университетского галстука?
– Да нет, пожалуй, я лучше перейму здешние обычаи и одежду.
– Хорошо, ты напомнил. Надо мне до отъезда купить галабийю. Лучше – две.
– Мне тоже. Для Каро.
– Интересно, могу я отсюда телеграфировать Энн, что прилетаю в понедельник? Если почта здесь так ненадежна, как говорят?
Дэн колебался, упрямо разглядывая медный столик, за которым они сидели, потом поднял на Джейн глаза и улыбнулся:
