Когда причиняют добро. Рассказы - Ихен Чон (книги бесплатно полные версии TXT, FB2) 📗
Вскоре стало ясно, почему она всё время проводила в одиночестве: Мэй почти не говорила по-английски. Я поняла это во время дебатов на тему «Должны ли все ходить в школу?» на занятиях по разговорному английскому. Кто-то согласился, что должны; кто-то сказал, что домашнее обучение тоже приемлемый вариант. Это занятие было в послеобеденное время. Солнце заливало всё кругом, и в классной комнате, где круглые сутки на полную мощность работал кондиционер, все сидели вялые, как сонные мухи. Дебаты были полностью лишены азарта, потому что, какая бы сторона ни выиграла, всем всё равно придётся продолжать ходить в школу. Тем не менее каждый в обязательном порядке должен был высказать свою точку зрения. Когда пришла моя очередь, я запинаясь проговорила: «Мы учимся не ради знаний как таковых, а для того, чтобы в конечном итоге стать достойными людьми. А у меня есть сомнения, что современная школа способна сделать из нас таких людей». Учитель Джон похвалил меня, сказав, что это потрясающая позиция. И добавил, что в следующий раз мне стоит более тщательно продумать ответ, чтобы уверенность в правоте своей логики придала уверенности моему голосу. «Ли, надо больше верить в себя. Одного этого уже достаточно», — учитель говорил пылко, будто хотел, чтобы я прониклась его словами. Но за всё это время он ни разу не посмотрел мне в глаза, поэтому от его слов тошнило и никакого отклика они во мне не вызывали. Настала очередь Мэй. Она сказала, что школа — это хорошее место. «Я учу в школе английский язык. Теперь я могу говорить на английском языке. В школе я также занимаюсь физкультурой и музыкой. Спасибо, школа!» Кажется, Мэй не поняла тему сегодняшней дискуссии. Джон оценил выступление Мэй так: «Хотя оно и кажется простым, но в этой простоте столько искренности, что оно может быть эффектно и убедительно». Мэй стояла красная как рак и кивала головой. По её виду сложно было сказать, понимает ли она, что говорит учитель. Оказывается, в нашем классе есть кто-то, кто повесил голову ещё ниже, чем я.
Но потом Мэй произнесла кое-что ещё. «Свихнуться можно!» — очень тихо, себе под нос, она несколько раз недовольно повторила эти слова. Без всяких сомнений, произнесла она их на корейском. Я покосилась на Мэй. Она сидела молча — губы сжаты, — словно ничего и не было. Она кореянка! Почему я не догадалась? Почему даже мысли такой не допустила? В Маниле и Токио было немало корейцев среди учеников тех школ, куда я ходила. Но я никогда никому не признавалась, что я наполовину кореянка. Наверное, потому, что это дало бы ещё больше поводов ненавидеть меня. Я поняла это после того, как в манильской школе девочка, родившаяся в Пусане, случайно узнав, что моя мама кореянка, довела меня до слёз, потому что ей не понравилось, что у нас с ней есть что-то общее.
На следующий день, едва прозвучал сигнал к обеденному перерыву, все ученики достали свою еду, упакованную в контейнеры. Поскольку в школе не было столовой, все обедали бутербродами. Мама каждый день упаковывала мне с собой маленький бутерброд, в котором была лишь половинка варёного яйца, тонко нарезанные ломтики огурца и кусочек помидора. Я оглядела классную комнату. Все расселись парочками и вместе жевали: Бен с Микки, Хлоя с Джесси, Джейми с Майклом, Николь с Джуди. Тогда почему Ли и Мэй не могут обедать, сидя чуть-чуть поближе друг к другу? Мэй очень удивилась, когда я подошла к ней. «Почему?» — спросила она на английском, вся сгорбившись. «Ты хочешь что-то сказать?» — имела она в виду. Я ответила по-корейски: «Давай обедать вместе». Мне до сих пор жаль, что я единственная, кто видел и запомнил выражение лица Мэй в тот момент. «Ты кореянка? Ты же японка!» — продолжила она говорить на английском, часто моргая, словно пытаясь избавиться от наваждения. Возможно, ей тоже была неприятна мысль, что в моём огромном теле отчасти течёт та же кровь, что и у неё. «Я японка, но моя мама научила меня говорить по-корейски», — ответила я уклончиво. «А-а-а», — протянула она. «В этом мама была права. Я ей очень благодарна», — сказала я, а потом призналась: «По правде, сейчас я впервые говорю на корейском с кем-то помимо мамы». — «Правда?» — «Да, поэтому я немного волнуюсь». Между нами словно рухнула стена, и Мэй улыбнулась. Когда она улыбалась, она была похожа на милого нашкодившего зайчика.
В компании родного языка Мэй оказалась весьма разговорчивой. Я вообще не представляю, как ей раньше удавалось удерживать в себе этот поток слов всё то время, что она находится в школе. «Слушай, а что он мне говорил сегодня? На занятиях по разговорной речи. Этот учитель Джон». — «А ты не поняла?» — «Ну, только частично». Мэй сказала, что плохо знает английский. До этого в школе она в основном говорила на русском, поскольку предыдущий семестр ходила в школу в Москве. Я спросила:
— Это из-за работы отца?
— Что? — переспросила она, а через некоторое время добавила: — Не, отец не приехал. Я приехала одна.
— Одна?!
— Да, одна… — Потом, поколебавшись, Мэй уточнила: — Не то чтобы совсем одна, скорее вдвоём.
Я не поняла, что значит «скорее вдвоём», но особых причин вдаваться в подробности не было. Я рассказала ей, как хвалил её выступление Джон. Мэй фыркнула и рассмеялась. Она никак не могла в это поверить!
Содержимое контейнера Мэй было восхитительно! Там был и бифштекс по-гамбургски с полагающимся к нему соусом, и жареные креветки, и жареная курица, и несколько видов огромных бутербродов с толстыми кусками сыра и ветчины и листьями салата, свешивающимися по краям. В другом контейнере аккуратно — ягодка к ягодке, ломтик к ломтику — лежали зелёный виноград и дыня. «Ты каждый день съедаешь всё это?» Мэй удивилась не меньше меня: «Это всё, что ты ешь?» На второй день, когда мы обедали вместе, содержимое контейнера Мэй ничем не отличалось от того, что было накануне. Мэй протянула мне самую большую и аппетитную куриную голяшку. Я представила лицо матери. Сама того не желая, я отдёрнула руку и убрала её за спину. Последний раз я ела жаренную в панировке курицу на прошлый День благодарения — это было особое угощение в токийской школе. Мэй не мигая смотрела на меня. Она по-прежнему протягивала руку с зажатой там курицей. Кусок тушки незадачливой курицы перекочевал из руки Мэй ко мне. Я аккуратно поднесла мясо ко рту. Прохладная куриная корочка оказалась жирной и хрустящей. И удивительно вкусной! Я обглодала кости, не оставив на них ни малейшего кусочка мяса. Мэй снова улыбнулась. Словно зайчик.
На третий день, когда мы снова обедали вместе, мы сели ещё немного ближе друг к другу. Когда Мэй открыла крышку своего контейнера, внутри оказался точно такой же обед, как накануне и за день до этого. Наконец Мэй попросила: «Если ты не против, съешь что-нибудь за меня». И с того дня мы стали меняться обедами. Мэй призналась, что не любит жирную пищу, а постный обед, который готовила моя мама, пришёлся ей по вкусу. Мы как будто были созданы друг для друга. Наша встреча была неслучайна, как всё неизбежное в этом мире. Мэй ела, словно маленькая птичка клевала. А мне, чтобы откусить кусок толстого сэндвича, приходилось широко открывать рот — впервые с тех пор, как мне исполнилось четыре года. Мы каждый день садились рядом, обменивались контейнерами и обедали. Бен и Микки, Хлоя и Джесси, Джейми и Майкл, Николь и Джуди, Мэй и Ли. Так завершилось разделение по парам. Теперь мир обрёл идеальную симметрию.
После того как мы пообедали вместе в седьмой раз, Мэй что-то достала из сумки. Пять блестящих камушков гладкой белой гальки.
— Знаешь, что это? — спросила Мэй.
— Это же просто галька, — ответила я.
— Я подобрала их, потому что они похожи на камни для «Воздуха». С ними можно играть. «Воздух» знаешь?
Я не понимала, о чём говорит Мэй:
— Воздух, the air?
Мэй решила продемонстрировать. Ладони у неё были маленькие, с короткими пухлыми пальчиками. Сначала она сбросила все камни на стол, а затем подкинула один из них высоко над столом. И ровно в тот момент, когда он взлетел в воздух, она молниеносно схватила один из оставшихся на столе камней и, уже держа его в руке, поймала падающий камень. Так один, два, три четыре, пять камушков вновь встретились у неё в ладошке. Бонус! Теперь Мэй подкинула все камни вверх, поймала их тыльной стороной раскрытой ладони, потом снова подкинула камни, мгновенно перевернула руку и преспокойно поймала их все, снова зажав в кулаке. Я с открытым ртом наблюдала за акробатическими движениями руки Мэй. Это было похоже на волшебное действо, разыгрываемое камушками, воздухом и человеком.
