Когда причиняют добро. Рассказы - Ихен Чон (книги бесплатно полные версии TXT, FB2) 📗
Я нашла офис управляющего и со слезами на глазах проговорила:
— Моя подруга перешла в другую школу, а я не успела отдать ей подарок. Эту коробку обязательно надо передать ей.
Мужчина, работавший в офисе, ответил, что не может сказать мне адрес, где живут граждане Северной Кореи, но может передать эту коробку сам.
Жители К. и так в большинстве своём были приветливыми и отзывчивыми. А то, что я тронула его душу, значило, что говорила я абсолютно искренне.
Времена года успели сменить друг друга, прежде чем пришёл ответ от Мэй. Письмо пришло в школу, а на конверте аккуратными английскими буквами было написано моё имя. Само письмо было на корейском. «Обстоятельства вынудили меня ненадолго уехать. Я скучаю по К. и скоро вернусь. И обязательно привезу с собой настоящие камушки для игры. Мэй». Она подписала письмо не «Мэхви», а «Мэй». Письмо, которое не смог бы прочесть никто в школе.
Вечером того дня я сидела на песчаном пляже и смотрела на море. Море, освещённое заходящим солнцем, было безгранично спокойным, словно поглотило собой весь мир. Солнце медленно опускалось за горизонт. Я прожила в К. много месяцев, но здесь всегда был разгар лета. До самого конца здесь всегда будет бесконечное лето. Я всё ещё не знала, как будет «свинья» на местном языке. Теперь я была девочкой, у которой не было даже прозвища. Пока я размышляла о твёрдых, но хрупких вещах и о тех вещах, которые невозможно сломать, солнце окончательно село. В тёмном небе остался лишь круглый отблеск как напоминание о бывшем здесь солнце. Я знала, что мне надо задержаться здесь ещё чуть-чуть, как будто это помогло бы понять какие-то тайны. Я прищурилась, и небо стало ближе. Я подняла руки высоко над головой и хлопнула в ладоши.
Хлоп!
А потом ещё раз.
Хлоп!
За мгновение пронеслось двадцать лет. Я сидела в будущем, в котором осталась только полная тишина, я сидела до тех пор, пока не переплелась с окружавшей меня темнотой.
Ночное колесо обозрения
Когда умер Пак, несколько ежедневных газет выпустили статью, посвящённую его смерти, прямо на первой странице. В том числе там была информация, что прощание с политиком, ветераном национального собрания, трижды занимавшим пост председателя парламента, который скончался от хронической болезни, назначено на следующий день. Он ушёл из жизни в возрасте семидесяти пяти лет. О семье покойного ничего не сообщалось. «Хроническая болезнь», означающая лишь «давнее непроходящее заболевание», в данном случае была совершенно неверным словосочетанием. На шестом десятке жизни у него диагностировали серьёзное заболевание, но Пак полностью излечился. После семидесяти у него были некоторые проблемы с сердцем и предстательной железой, но они никогда не проявлялись хоть сколько-нибудь серьёзно, чтобы вызвать осложнения или привести к смерти. Пак умер во сне.
Последним человеком, кого он видел при жизни, была домработница. Она вошла на территорию в 8 утра и в 7 вечера, закончив работать, покинула её. На ужин она подала суп из соевой пасты со шпинатом, жареную рыбу, томлёный тофу и кимчхи из огурцов. Рис — смесь белого и чёрного — Пак не доел, оставив примерно треть в плошке, и съел почти полностью один кусок рыбы. Он никогда не был привередлив в еде. Больше предпочитал мясо, причём неважно, зверя или птицы. «Запах ужасный!» — сказал он в тот вечер, спокойно посмотрев на говядину, два часа томившуюся на огне. Это была единственная странность того дня, которую позднее смогла вспомнить домработница. Она не особо любила своего работодателя, но лишь потому, что подозревала его в пренебрежительном отношении к себе. Тем не менее Пак никогда не унижал и не высмеивал её. Он вообще никак к ней не относился. Как в принципе и к любым другим людям под конец своей жизни. Похоже, у него уже давно вошло в привычку не выказывать никакого отношения к окружающим в надежде сохранить с ними идеальные отношения, но это вызывало лишь неприязнь в ответ. Многие люди списывали неразговорчивость Пака на высокомерный или авторитарный характер. Иные думали, что за внешним напускным равнодушием скрывается расчётливый политикан.
Прощание проходило в церемониальном зале больницы университета Y. Именно в этой больнице покойный лечился при жизни. Вице-президент больницы и глава отделения терапии и урологии, заведовавший лечением Пака, пришёл на церемонию, премьер-министр и председатель национального собрания прислали каждый по траурному венку. Кроме того, один за другим были доставлены венки от представителей правящей и оппозиционных партий, Союза ветеранов и прочих организаций. В роли главного скорбящего, принимавшего соболезнования, выступал старший племянник покойного. Старший сын давно скончавшегося старшего брата Пака. Прибывших на похороны было не много, но и не мало. Учитывая, какая власть была у него в своё время и какие почести ему оказывали, людей на похороны могло бы приехать и больше, но принимая во внимание уединённый образ жизни, которого Пак придерживался последнее время, не общаясь ни с кем извне, то как будто уже и не скажешь, что проститься с ним приехало мало людей. Подавляющее большинство на траурной церемонии были мужчины; в основном всем им было за семьдесят или они приближались к этому возрасту. Пожилые люди были одеты в костюмы чёрного или тёмно-серого цвета. Их наряд напоминал школьную форму мальчиков-старшеклассников — все как один надели жилетки под старомодные пиджаки и медленно шагали, собирая в складки широкие штанины. И все они — неважно, рослые или субтильные, громогласные или тихие, в фетровой шляпе или с тростью в руках, — казались бесстрастными и безучастными. И только когда разговор зашёл о последних часах жизни Пака, атмосфера в зале неожиданно оживилась. «Значит, в конце жизни он остался один, без ближнего круга», — сказал один из стариков. Кто-то другой откликнулся: «Зато, говорят, Пак умер во сне, значит, не мучился. Верно?» — «Да уж, какие мучения?» — отозвался ещё кто- то. «Это счастье, когда всё происходит за мгновение». Больше никто ничего не сказал. Единственный сын Пака, который жил теперь в Сиэтле, так и не приехал на родину. Когда с огромным трудом до него всё-таки дозвонилисъ, он сообщил, что на работе аврал и его должность не позволяет ему оставить фирму в такой момент. Он добавил, что все вопросы наследства будут решаться через адвоката. Мысль была выражена не напрямую, но предельно понятно.
Никто из тех, кого покойный в своё время считал смыслом жизни, не появился в этом зале.
* * *
К своим пятидесяти трём годам Ян уже двадцать пять лет работала в женской старшей школе S. До пенсии оставалось ещё десять лет. За это время она ещё вполне могла стать помощником директора по учебным программам. А если повезёт, то, возможно, ей и вовсе доведётся занять место замдиректора. Было ещё много доводов, к которым Ян прибегала, чтобы убедить себя не бросать работу до выхода на пенсию. Дочь, которая в этом году оканчивала институт, сообщила, что вместо того, чтобы искать работу, продолжит обучение. Сказала, что готовится к вступительным экзаменам на юридический факультет. Объяснила она своё решение тем, что видит в этом лучшее будущее. Само собой, её планы на будущее — это её личное дело, но она вела себя так, будто приняла это решение ради будущего Ян. «Надо только годик перетерпеть, — говорила она, — ты сама больше всех выиграешь, когда я стану юристом». Ян верила, что обязанность родителей — поддерживать детей и придавать им сил, даже если те мечтают о чём-то, достичь чего у них нет ни малейшего шанса.
В конце концов, вспомнив о муже, который ушёл с работы, не предупредив никого об этом, и после оккупировал гостиную, Ян была даже благодарна дочери, что та заранее поделилась своими планами. Похоже, мужу Ян даже в голову не приходило, что можно снова устроиться на работу, начать своё собственное дело, уйти в монастырь или покончить жизнь самоубийством. Он никогда не открывал дверь комнаты настежь, но и не запирался, никогда не выражал желания сделать что-то полезное для всех, но и не был настроен против этого. Он как будто был счастлив тем, что весь день курсировал между компьютером и холодильником, который жена заполняла едой. Можно сказать, он постиг науку находить радость в самом себе. Изменилась бы жизнь Ян, если бы он развелись? Похоже, что да. На её шее сейчас сидел бы только один иждивенец вместо двух, налоговые расчёты в конце года стали бы чуть менее выгодными, а во всём остальном её ноша стала бы значительно легче. Выбора не было. В ответственный момент она решила пустить всё на самотёк и жила теперь, оплакивая свою жизнь, считая, что несёт ответственность за своё решение, которому должна следовать.
