Когда причиняют добро. Рассказы - Ихен Чон (книги бесплатно полные версии TXT, FB2) 📗
Мы отправились в офис компании-перевозчика. Он находился в здании в закоулке в конце большой дороги. «Плохое предзнаменование», — ворчала мама, поднимаясь по лестнице на второй этаж старого невысокого домишки. Я впервые слышала по-корейски слово «предзнаменование». Двери офиса оказались заперты, как будто мы пришли в нерабочее время. Не сходя с места, мама вынула свой телефон, нажала на кнопку и протянула мне. На звонок ответил менеджер. Некоторое время он молчал. Потом ответил, что, как правило, без предварительной просьбы клиента содержимое контейнера и коробок не проверяют. Если эта вещь совершенно точно попала ко всем остальным коробкам, то не о чем беспокоиться — она будет доставлена в конечный пункт назначения вместе со всем грузом. Я узнала, что подобные просьбы обговариваются заранее, а не постфактум. Мама ткнула меня в спину: «Спроси, кто будет нести ответственность, если вещь пропадёт».
Мужчина был категоричен:
— Это не наши проблемы. Часы, вы сказали? А, ожерелье. Начнём с того, что я никак не могу удостовериться, действительно ли вы положили эти часы, то есть ожерелье, к остальному грузу. Не так ли? Есть ли какой-то способ доказать, что ожерелье уехало вместе с остальными вещами? — в свою очередь поинтересовался мужчина. Я слушала менеджера и краем глаза поглядывала на маму. У неё было весьма недовольное выражение лица. Что будет, если я прямо сейчас честно переведу ей всё, что сказал собеседник? Она подпрыгнет на месте от того, что её могут подозревать в обмане. Однако ведь и у неё нет никакого способа подтвердить, что коробка с ожерельем действительно уехала в шкафу. Однажды я случайно наткнулась на фотографию, сделанную на свадьбе родителей. Мама в платье цвета слоновой кости с глубоким декольте и изящно уложенными длинными волосами. Лебединая шея открыта взглядам. И в ямочке между ключицами то самое утерянное украшение в виде звезды. Звёздочка на нём мягко поблёскивает, словно подчёркивая, что даже смерть не погасит это сияние. Что лучше: погаснуть или исчезнуть вовсе? Закончив разговор, я медленно сглотнула.
— Ну, он сказал, что, когда проверяли шкаф в последний раз, коробка с украшениями была там. — Я всегда думала, что не умею врать.
— Правда? — Хотя мама всё ещё сомневалась, лицо её просияло.
— Да. И ожерелье, он сказал, тоже было на месте. — Возможно, во мне пропадает актёрский талант.
— Да? А почему они открывают чужие коробки? — Несмотря на этот вопрос, мама наконец успокоилась.
С невинным видом я продолжала:
— И сказал, что по прибытии груза в порт назначения всё будет на месте. Сказал: «Определённо».
— Да? Так и сказал? — Кажется, теперь мама окончательно мне поверила. Перевод должен вызывать доверие. Теперь я знала, что у меня есть задатки настоящего переводчика.
* * *
Мы вылетели из международного аэропорта Нарита в Токио и с пересадкой долетели до аэропорта К. поздним вечером. Это был самый маленький и незатейливый международный аэропорт из всех, что мне доводилось видеть. С тех пор как мы оказались в этой стране, мама не переставала шумно втягивать воздух носом, принюхиваясь.
— Чем здесь пахнет?
Я вдохнула. Влажный сладкий воздух уютно заполнил ноздри. Запах напоминал аромат увядающего букета цветов. Папа приехал за нами в льняной рубашке с коротким рукавом. Галстука на нём не было. Он всегда носил одежду, подчёркивающую его прямые плечи. В Токио даже в самый разгар жары он выходил из дома, застегнув до верха все пуговицы на рубашке и надев поверх неё лёгкий пиджак с небольшими накладками на плечах. Никак иначе. Едва мы вышли из здания аэропорта, нас обдало жаром плавящегося асфальта. Стало тяжело дышать. Из каждой поры на теле сочился пот. Было очень-очень жарко. Я не задумываясь закатала длинные рукава футболки, чем явно удивила маму.
Пока мы ехали в папином джипе, мы особо не разговаривали. За окном проносились поля с растениями, которые я не могла идентифицировать, и неширокие пустоши. Машина виляла вслед за дорогой, и море то появлялось, то снова скрывалось из вида. Оно было сапфирового цвета. Только теперь я осознала, как далеко мы от дома. Мы ехали вдоль побережья уже довольно долго, когда вдали показался небольшой городок. Одноэтажные бетонные здания с неброскими вывесками выстроились вдоль дороги. Появились прохожие — худощавые смуглые люди в одежде без рукавов медленно брели по дороге. Немного дальше по этой дороге стоял жилой комплекс, в котором нам предстояло жить. Даже беглого взгляда на три возвышавшихся небоскрёба было достаточно, чтобы понять, что это жильё высшего класса. Едва машина приблизилась к въезду в жилой комплекс, охранник в форме и полной готовности, взяв под козырёк, открыл шлагбаум. В папиной фирме сумма денег, выделяемых на аренду жилья, была практически одинаковой вне зависимости от места командировки. А это значит, что цены здесь очень низкие. Из окна гостиной на двадцатом этаже открывался вид на общественный бассейн жилого комплекса и море. У мамы сразу поднялось настроение, словно ей вернули её благородное имя. Вещи, отправленные из Токио, успешно достигли места назначения. Даже наш обеденный стол на четверых уже занял своё место на кухне. Только теперь в большом помещении он неизбежно выглядел несуразно маленьким.
— Так, а ожерелье? — спросила мама, словно только сейчас о нём вспомнила. Папа притворно пожал плечами. Коробка с украшениями, как и раньше, стояла в шкафу. Мама открыла крышку. Всё было на месте, кроме ожерелья со звездой. Мы перерыли все шкафы и коробки в доме, но ожерелье так и не нашли.
* * *
Хотя закончились осенние каникулы, в К. лето было в самом разгаре. Я пошла в седьмой класс международной школы. Классным руководителем у нас была Миранда — блондинка среднего возраста. «Привет, милашка», — поприветствовала она меня на английском. Она действительно назвала меня милашкой? Я задумалась: то ли у Миранды совсем плохо со зрением, то ли ей нравится шутить с чувствами других, то ли она нереальный филантроп, то ли у неё была какая-то особая причина льстить своим ученикам. А может, она была просто извращенкой, помешанной на пухлых девочках. Пока мы шли по коридору до классной комнаты, я буравила взглядом её кирпичного цвета туфли.
— Ты что-то потеряла? — ласково спросила Миранда.
— Нет, это просто у неё привычка такая, — ответила за меня мама. И добавила, что я робкая, хотя я бы предпочла, чтобы она сказала «чувствительная». Пока мы шли до класса, Миранда объяснила, что это очень маленькая школа и в этом году здесь учится всего три класса, поскольку в К. в принципе мало иностранцев и редко кто сюда переходит из других школ. В моём классе будет всего десять человек. Половина из Азии, половина — нет. Миранда представила меня классу: «Ватанаби Ли из Японии». Аплодисментов не последовало.
За весь день никто не сказал мне ни слова. Это нормально. Я к этому уже привыкла. Через несколько дней ситуация не поменялась. Никто даже не обзывал меня. По прошествии недели я всё ещё не знала, как будет «свинья» на языке К. Похоже, дети иностранцев здесь не испытывали к новым одноклассникам никаких чувств — ни хороших, ни плохих. Через неделю после того, как я пришла в эту школу, на потолке в нашем классе был замечен паук, который произвёл большой фурор. Девочки пронзительно визжали, а парни дёргали руками паутину и покатывались со смеху. Всё встало на свои места: у детей на излёте детства толстушка Ватанаби Ли вызывала интереса меньше, чем любое членистоногое. Теперь меня просто не замечали. Это и огорчало, и успокаивало.
Стороннему наблюдателю внутри классной комнаты предстал бы по-своему упорядоченный мир. На удивление все дети здесь разбились по парам. Две пары парней и две пары девчонок. Итого четыре пары. Они сосуществовали как представители разных видов животных в одном водоёме. Не то чтобы они враждовали между собой, но нарочно их лучше было не сталкивать друг с другом. Таким образом, оставался один человек. Мэй. Она была самой низенькой и худенькой девочкой в классе. Мэй была азиаткой. До моего появления в классе она была единственной из девятерых, кто всегда и везде был один. Судя по фамилии Чан, очкам с толстыми линзами и длинным волосам, забранным в простой хвост, Мэй была китаянкой.